Наша Флорида

Мало кто в Советском Союзе в 60-е годы мечтал или просто хотел служить в рядах "самой могучей и справедливой армии в мире". Частично из-за того, что жаль было терять беззаботные, но уже достаточно взрослые молодые годы, а частично из-за слухов о порядках и правилах этой обязательной воинской повинности. Да и вообще, лозунги типа "Защищать Родину", "На страже Родины" в те времена особого энтузиазма не вызывали. И только парни из удалённых сёл и посёлков могли увидеть в этом романтику и возможность за счёт государства повидать новые места и других людей.

Для меня эта авантюра представлялась трагедией по многим причинам, хотя бы потому, что жизнь в родной Одессе, городе у моря, была увлекательной и полной возможностями, друзьями и положительными ощущениями. Поэтому по окончании школы я изо всех сил старался поступить в высшее учебное заведение, чтобы навсегда разделаться с необходимостью служить в армии. В Одессе в этом плане большого выбора не было, и скоро выяснилось, что в политехнический и даже в консервный институт мне было не попасть по двум основным причинам: первая - способности к математике и другим точным наукам у меня отсутствовали, вторая - пятая графа громко кричала "Не принимайте его!". Они послушали и не приняли.

Беда заключалась в том, что советская армия, в отличие от вузов, без меня жить не желала, и меня стали настойчиво уговаривать срочно явиться в военкомат. Несколько раз даже посылали вооружённых солдат ко мне домой, чтобы привести "живого или полуживого". Но по военному обычаю я "ховался" в окопах. В этом случае окопом служила комната соседа по коммуналке. Все соседи были в курсе дела и прикрывали меня с тыла.

Но советская армия и тут меня настигла. Оказалось, что пока я учился, военную кафедру в Университете закрыли, и мне всё-таки придётся служить, правда, всего один год. А так как сыну тогда было меньше года, мне благодушно дали отсрочку до его годовалого возраста. И на этом спасибо. Но как только Игорю исполнился годик, военкомат уже был у дверей. Стоял ноябрь, поздняя осень, и меня взяли в чем поймали. На мне было модное укороченное чёрное пальтишко, брюки-дудочки и кок волос на голове. Так я и явился, гордо демонстрируя обломки независимости, к поезду Одесса - Мукачево, месту моей обязательной военной службы.

Издавна на Руси говорили "забрить в солдаты". Очевидно, в старые времена это было острой необходимостью из гигиенических соображений. В армию забирали всех молодых парней, многих из глубинок, вместе с насекомыми и прочими нажитыми паразитами. У меня насекомых не обнаружили, зато брить им было чего. Немедленно по приезде на место я впервые и познакомился с тем, что в совке называлось "дедовщиной" солдат третьего года службы (в тот год как раз понизили срок службы с трёх до двух лет, так что наряду с новобранцами в наличии были ещё и те, кто по-старому обязан был дослужить третий год - очень обиженные и злые парни). Надо мной грозно склонился один из таких парней, вооружённый ручной стригущей машинкой. Усмехаясь и наслаждаясь задуманным, он выстриг одну полосу моих аккуратно уложенных кучерявых волос от лба до затылка и, стряхнув отрезанные волосы на пол, объявил, что стрижка окончена и я могу идти. Это вызвало дикий восторг среди "дедов" - зрителей балагана, и заставило меня униженно уговаривать кого-то ещё закончить стрижку. Потом нам, новобранцам, дали по шапке. В прямом смысле, так как на дворе было уже довольно прохладно. Нас построили на плацу для приветственной речи старшины. Предварительно всем велели, макнув спичку в раствор хлорки, пометить изнанку шапки своими инициалами.

После этого издевательство продолжилось. Вдруг я почувствовал, что кто-то сзади сорвал с меня новенькую шапку-ушанку и напялил что-то на мою уже лысую голову. Стащив это "что-то", я понял, что это была старая, сильно поношенная шапка, которая к тому же неприятно воняла потом. Оглянувшись, я увидел только добрые, усмехающиеся лица "дедов". Среди них был и мой недавний "парикмахер".

Первую ночь в казарме отдали на откуп "дедам". Ох, уж как они поиздевались и порадовались. Новое х/б, что нам выдали, для большинства из новобранцев оказалось одеждой неудобной, которая с трудом натягивалась на тело. Только разделись и улеглись в незнакомую, жёсткую кровать, как один из командиров-самозванцев заорал: "Подъём! Даю 30 секунд на одевание. Опоздавший получит наряд вне очереди". Какие 30 секунд? Там и за 5 минут не управиться. Но для дедов - экстаз! "Ладно, - кричал наш командир. - На этот раз прощаю, но смотрите у меня. Отбой!" Все разделись и улеглись. Не прошло и двух минут, как снова объявили подъём. Так продолжалось долго, пока наши начальники не устали от смеха и не загрустили... наверное, о дембеле подумали. В ту ночь я спал, как никогда прежде на гражданке.

Позже я понял, что все это были не просто проказы. Кроме таких сеансов, "деды" загодя тщательно готовились к "дембелю". Среди прочего это означало, что в своё село надо было обязательно вернуться во всём новом - "грудь его в медалях" и так далее. Каждый из них к концу службы заводил себе "дембельский" чемоданчик, куда аккуратно складывались новые сапоги, совершенно новые портянки, ремень (желательно офицерский, кожаный) с начищенной до блеска пряжкой, новые мундир, шапка, пилотка и т.д. Эти приготовления, видимо, скрашивали парням тоску по свободе и отчему дому. Традиция эта шла ещё со времён последней войны. Солдаты тогда возвращались домой с орденами и медалями на груди и гораздо более ценными трофеями из Германии и других мест, где случилось проходить по дороге домой. Ну, как говорится, "что имеем, то берём". А поиздеваться над салагами - так это же развлечение! Какие ещё радости в армии у молодых ребят, оторванных от семей, друзей?...

Я же, понимая, что мне тут придётся быть не так долго, задумался о том, чем бы заняться, чтобы не страдать от неволи и унижений. Прослышав о том, что в полку есть клуб, я вычислил начальника клуба, капитана Чемолосова и, однажды заметив его возле штаба, осмелился: "Товарищ капитан, разрешите обратиться?" "Давай, рядовой", - сказал он, и я наскоро рассказал о себе и о моих уже довольно профессиональных навыках и умениях. Он заинтересовался и велел зайти в клуб после обеда, поговорить.

По дороге в клуб меня остановил старшина роты и спросил: "Эй, рядовой, куда спешишь?" Я ещё тогда не знал, что праздно ходить по территории части нельзя, и откровенно заявил: "Меня капитан Чемолосов в клуб пригласил". "Ах, в клуб? А наряд вне очереди ты не хочешь? Иди казарму подмети, а потом пойдешь в клуб!" И тут вспомнился старый анекдот, который я слыхал ещё на гражданке. Старшина говорит солдату срочной службы: "Возьми, сынок, ломик и подмети плац!" Солдат в ответ: "А может, я веничком лучше быстренько подмету?" На что старшина: "Молчать! Мне нужно, чтобы не быстренько, мне нужно, чтобы ты замаялся".

Мы с капитаном быстро понравились друг другу. Оказалось, что до военной академии он учился в музыкальной школе и играл на кларнете. Мой прошлый опыт его впечатлил, и он тут же взял меня заместителем начальника клуба (должность, впрочем, сверхсрочника), но он уладил это со своим начальником, замполитом полка, подполковником Неждановым.

Итак, я начал заниматься тем, чем, собственно, занимался и до армии - приобщением окружающих меня людей к искусству, к творчеству. Надо заметить, что этому я, собственно, посвятил всю свою жизнь. По сей день я вижу, что многие мои ученики и соратники различных периодов моей жизни так или иначе нашли своё призвание в театре, музыке, литературе. Это радует и удостоверяет, что жизнь прожита не зря.

Кроме меня, в клубе уже второй год служил шофером клубной машины парень хороший Вася. Он водил грузовую машину с фургоном, оборудованным приборами для радиовещания и показа кинофильмов. Ещё не "дед", Вася, однако, вёл себя как старший, хотя по возрасту был моложе меня на три года. С ним мне пришлось много поработать, чтобы превратить малограмотного обозлённого парня из глухого села в моего партнёра для парного конферанса и сценок, которые я придумывал для нашей программы. Правда, он также немного пел. В результате Вася стал прямо как персонаж из песни Долуханьяна на слова Некрасова:

Кроме Васи, в клубе уже крутился первого года призыва Вахир, парень из Караганды. Его капитан забрал в клуб, потому что он на "гражданке" работал в мастерской по ремонту телевизоров и радиоаппаратов. Парень был толковый, но неуклюжий, и для моих целей совершенно непригодный, хотя он и был хорошим и добрым человеком.

Бедняга трудился с утра до вечера, починяя личные телевизоры офицеров полка и настраивая их так, чтобы ловили дружественные западные каналы - соседние Румынию, Венгрию и Чехословакию. Все это требовало одобрения капитана Чемолосова, что шло ему в кредит для ответных одолжений и выгод от офицеров других отделов этой криминальной организации. Так уже повелось в советской армии: "Что круглое - кати, что плоское - тащи!"

В клубе также была биллиардная, предназначенная для отдыха офицеров на суточном дежурстве. Ключи от клуба и библиотеки в отсутствие капитана Чемолосова были доверены мне, что давало некоторые преимущества - я мог впустить на бильярд или смотреть футбол на большом клубном телевизоре, а мог и не впустить. Таким образом я потихоньку мстил старшине роты и тем младшим офицерам, которые мне досаждали. Отговорка у меня была простой: "Начальник клуба не велел!"

Замполит, узнав, что я окончил географический факультет, пристроил меня проводить еженедельную политинформацию о международном положении, так что дел у меня хватало. Для этих лекций я надевал солдатскую парадную форму и приобретённые уже "дембельские" кожаные сапоги и вешал карту мира на стену. Медалей я ещё не заслужил, но зато прикрепил на груди ромбик Одесского университета. Так я и выходил перед младшими офицерами и "кусками" с указкой наперевес выполнять боевое задание. "Куски" меня сразу зауважали. А сам товарищ старший сержант, парень хороший и начальник столовой, приказал выдавать мне добавочную порцию мяса со щами.

Библиотека стала отдельным удобством. После окончания рабочего дня библиотекарь (жена одного из офицеров) уходила, и тогда это помещение становилась моей гостиной, куда могли зайти только приглашённые мною люди. Ими были мои "артисты" и несколько дружбанов из солдат. Одним из них был приблатненый парень хороший из Москвы, который лихо пел нецензурные песни, подыгрывая себе на гитаре.

С моей помощью он поменял репертуар и впоследствии с успехом пел со сцены старинные русские и цыганские романсы "А напоследок я скажу", "На заре ты её не буди" и прочие. Правда, и пил он здорово, поэтому в гостиную я его приглашал нечасто - мало ли, напьётся, поймают и раскроют мой тайный салон.

Пора открыть большой секрет - служили мы тогда в ракетных войсках, и нам строго-настрого запрещалось об этом разговаривать с гражданскими лицами. Даже на погонах у нас были пушки, но при первом же появлении на улицах Мукачево за мною увязались местные пацаны и кричали вслед: "Ракетчики, ракетчики!" Собственно, ракеты находились в лесах, окружающих город и пригороды. Лично я эту ракету ни разу не видел, но по рассказам однополчан дело обстояло так. По тревоге все солдаты и офицеры бежали к грузовикам и отправлялись в лес, где каждый уже знал, что нужно делать. Ракету сначала нужно было привести в вертикальное положение, затем заправить горючим для взлёта и только потом по команде запускать. На всю подготовку уходило примерно два часа. "Ничего себе, боевая готовность", - думал я тогда.

А вот где мы доставали алкоголь - это отдельная история. Напротив нашей части, через дорогу, стояли дома местных жителей. Среди них был один очень полезный мужик. Мы его называли Мадьяр. Так вот наш Мадьяр, или по-русски венгр, гнал сливовицу. Отличного качества самогон из сливы. Мы по очереди отправляли к нему гонца из нашей группы, который должен был перелезть через забор, на собранный нами рубль купить у Мадьяра бутылку и незаметно возвратиться в часть. Для закуски мы из столовой тайком уносили остатки ужина, и после отбоя начинался пир. А там уже до полуночи рассказы о жизни на гражданке до призыва, о планах на будущую жизнь вперемежку с анекдотами и, конечно, "про баб". Кодовое название наших сборов было "репетиция", дескать, готовимся к концерту. Где был? На репетиции.

А ещё при клубе служил сержант сверхсрочной службы украинец Богдан. Короче, типичный "кусок". Официально он числился художником - ну там, плакат нарисовать или стенгазету оформить. В его обязанности также входило раздавать почту срочнослужащим. То есть почтарь. Очень ответственная должность в армии. Сердобольные родители и друзья периодически посылали своим солдатикам среди прочего спиртное - то в резиновой грелке, то ещё каким-то хитрым способом, чтобы не отобрали. В обязанности почтаря входило раскрывать такие случаи и содержимое уничтожать на месте. Ну настоящее вредительство!

С тех же пор, когда у меня с Богданом неожиданно сложились дружеские отношения, мои друзья ходили за посылками только со мной. А дело случилось так. Однажды украинский хороший парень Богдан поведал мне, что он учится на заочном отделении художественного училища в Москве. Я вспомнил, что мой кузен Гриша Перкель, профессиональный художник, говорил мне, что преподаёт в каком-то московском художественном училище. Позвонил Грише, оказалось, что преподаёт как раз в том же училище, в котором числился студентом-заочником Богдан. С помощью капитана Чемолосова по внутренним секретным телефонам связались с Гришей и руководством училища, и он по моей просьбе сделал себя наставником Богдана, который тут же стал круглым отличником и моим вечным должником. С тех пор те, кто ожидал горячительное, приходили ко мне с ходатайством о защите. Богдан эти посылки не тряс и не вскрывал, и у меня в гостиной в этот же вечер бывал очередной банкет. Владелец посылки был тамадой. Присылали то самогон, то чачу. А то и коньяк. Так как бар в библиотеке не был предусмотрен, выпивать приходилось все до конца. А кроме этого, Богдан стал меня иногда приглашать к себе домой на обед. Он со своей женой жил в собственной хате недалеко от части, и его жена варила очень неплохой борщ. Хорошее разнообразие к вечно кислым щам, которые мы называли "аккумулятором". Чтобы понять вкус таких щей, попробуйте приложить обе клеммы аккумулятора к языку.

А под Новый год мой начальник клуба спросил, что мы можем сделать для школы, где учился его сын. Я даже обрадовался возможности продемонстрировать навыки, приобретённые моим многолетним опытом работы массовиком-затейником. Аккомпанировала мне на фортепиано учительница пения (жена капитана Чемолосова). Костюм Деда Мороза мне достали, и я провёл в школе утренник на уровне Кремлёвской ёлки.

Во время подготовки к празднику мне пришлось несколько раз ходить в школу, то есть в увольнение. Меня там очень хорошо принимали, угощали. Однажды я пошёл без увольнительных документов и решил заодно пройтись по городу, посмотреть, как люди живут. Патруль меня остановил и отвел в комендатуру. Было очень интересно. Я не волновался, так как ничего криминального не замышлял. И действительно, вскоре сам капитан с Васей на клубной машине меня оттуда забрали. Но теперь я мог хвастаться, что побывал на "губе". Это считалось геройством и демонстрацией сопротивления порядкам в армии. Кроме этого случая, во время одного из моих увольнительных я познакомился с молодым еврейским парнем. Он пригласил меня к себе домой. В тёплой семейной обстановке я почувствовал себя человеком, и после ещё несколько раз пользовался гостеприимством этой провинциальной семьи и хоть чуть-чуть сгладил тоску по дому. Моя молодая жена не нашла времени и возможности проведать меня. Зато двоюродная сестра с мужем однажды совершенно неожиданно приехали из Львова, где они жили тогда, и я провёл замечательный день на пикнике в горах, куда нас отвёз Вася на клубной машине по приказу начальника клуба. Там мы расслабились и даже выпили немного на воле.

А наши выездные концерты в полевые подразделения и в подшефный колхоз становились праздником и для зрителей, и для моих новоиспечённых "артистов". Кроме радости от творчества и благодарности от зрителей, каждый такой концерт заканчивался щедрым угощением, так что однажды, возвратившись в часть с концерта, мы не досчитались нашего популярного исполнителя романсов Лёхи. Пришлось вернуться в село и по хатам искать его. Так его пьяного и привезли и по моей настоятельной просьбе разрешили ему проспаться в клубной машине. А не то б его отправили на гауптвахту и дембель отложили, что было обычным наказанием для "дедов".

На следующий же день Лёха принёс мне мою шапку-ушанку. Инициалы были на месте. Шапка была все ещё не одёваная. Это было кстати, так как мой дембель приближался. Тогда уж я решил свести счёты с советской армией. Забрали на год? Вот и отпускайте по закону! А так как забрали меня точно 7 ноября, то и уйду 7 ноября! Доложил начальнику о своём намерении. Капитан Чемолосов умолял меня остаться хоть на день, так как 7 ноября в Доме офицеров г. Мукачево должен был состоятся гала-концерт, который я уже загодя подготавливал и был его основным участником. А мне захотелось успеть к 7 ноября в родную Одессу на день рождения (двухлетие) своего сына Игоря. После долгих переговоров я согласился провести праздничный концерт при условии, что в тот же вечер меня отправят домой.

Времени на сборы почти не осталось. Так что все необходимые документы на увольнение "в запас" делал мой кореш - один из постоянных посетителей моей гостиной, парень хороший Вано. Грузин, но по-русски все равно Ваня, он служил писарем в штабе. Был уже предпраздничный день, и все офицеры отсутствовали, так что документы были оформлены быстро и без бюрократизма. Правда, вышла небольшая заминка. Под конец Вано сказал: "Сдай оружие!" - "Какое оружие?" - растерялся я. "Как какое? Личное, автомат!" - "Да я и в руках его не держал". "Не может быть!" Может. В советской армии все может быть. Оружие мне так никогда не выдали. Да мне оно как-то и не пригодилось. Вано заволновался: "Мне надо записать номер оружия. Ну ладно, напишу какой-нибудь, не волнуйся".

На ж/д вокзале Мукачева после концерта собралась вся концертная бригада во главе с капитаном Чемолосовым. Он построил всех по ранжиру и чеканным шагом подошёл ко мне, отдал честь и произнёс небольшую, но эмоциональную благодарственную речь с пожеланиями успехов в гражданской творческой жизни. Окрылённый мыслями о том, что мои унижения и неволя окончились, я возвращался к "нормальной" жизни. Кстати, не так уж сильно отличавшейся от казарменной жизни советской армии. Та же жестокость нравов и идиотские правила "великой нации".

Мой друг Саша, а по-английски Алекс, тоже парень хороший, с которым мы познакомились в самолёте Ленинград - Вена, когда покидали не просто армию, а всю советскую казармию с её унижениями человеческого достоинства и бесправием. Так вот, его дочка Поленька, которая родилась уже в Америке, сама, без нажима, решила и пошла учиться в Военно-морскую академию и стала Офицером NAVY Соединённых Штатов Америки, а её родители этому не препятствовали, а наоборот, даже очень гордятся дочерью.