Вспоминается один случай, на самом деле потрясающий. Наслушавшись ежедневных рассказов, споров и рецептов о приготовлении бражки, самогона, вина и ещё чёрт-те чего, бригадир, по-видимому, мучимый похмельем, принял серьезное решение и заявил следующее: "Пётр, я принесу завтра бутыль, а ты с Василием, давайте-ка, серьёзно к этому вопросу отнеситесь. Прохладное место есть на складе. А с остальных по рублику на сахар. Ты, Ваня, головой не маши, домахаешься у меня! Как в подворотне пить - так всегда готов! А с коллективом врозь пойдёшь? Рубль с тебя - и всё!" Что они там на складе по секрету делали, не знаю. Сахара наносили килограммы. Август поведал, что брагу готовят. Дрейка сказал своё: "Азиаты!" Володя сначала ничего не сказал, но потом выразился так: "У нас в блокаду за этот сахар...", но, увидев кулак Фролова, перешёл на шёпот: "Рупь я сдал, посмотрим!"

Где-то через недели две сидим мы все спокойно в обеденный перерыв... Кто ест, кто опять чушь несёт, и вдруг - как ударило! Я думал, американцы решили первыми атомную шарахнуть! Наши работнички мигом к складу, а там всё залито до потолка какой-то тошнотворной мутью, бело-сизой гадостью, но с прекрасным сивушным запахом. Находившийся у дверей склада ленинградец Володя тут же всем сообщил, что не слышит на левое ухо и что даже в блокаду такого взрыва не бывало. На Дрейку Фролов прикрикнул, чтобы "фашист" не радовался. А нас, пообещав "поставить беленькой после работы", послал всё вытирать-убирать. Ещё долго нас мучил этот запах, вернее, меня, коллегам он нравился. Но вот заказчики, получавшие музыкальные инструменты, задавали вопросы бригадиру об этом аромате, на что Фролов, насуплено оттачивающий чернильный карандаш, грубо отвечал: "Это ГДРовская полировочная паста. Что с фрицев возьмёшь! Я во время войны, когда в Пруссии был, такого нанюхался! Однажды..." Я безмолвно заржал, не дослушав. Ну, вы меня понимаете! Просто Яша Нейхаузен работал в цирке, а цирк находился в музыкальной мастерской. 

Наши заказчики и клиенты, скажу я вам, - тоже полный "натюрморт" из представителей всех слоёв общества. Эти безымянные герои поддерживали моё стремление жить красиво, а также бюджет моей семьи и, главное, - план мастерской. Спасибо вам и за значок ударника коммунистического труда, которым я был награждён. Это незабываемое событие я ежегодно отмечаю в Америке, начиная с 1972-го! 

А вот и Доска почёта дорогих заказчиков:

1. Музыканты из самодеятельности, вернее, из коллективов художественной самодеятельности нашей славной прибалтийской республики! Попадались даже непьющие.

2. Руководители заводской самодеятельности. Все пьющие.

2. Родители детей, играющих на аккордеонах. В основном непьющие евреи, иногда латыши с хуторов (жутко пьющие).

3. Родители детей, играющих на баянах (в основном - с той самой Московской улицы). Горячительные напитки употребляли.

4. Баянисты - тут намного проще. Из армейских подразделений и ремесленных училищ. Поголовно любили всё запивать пивом.

5. Еврейские родители детей, которых мучили скрипками и виолончелями. Не употребляли. 

6. Завхозы музыкальных школ. Употребляли, да ещё как!

6. Пожарники, представители армии и флота, владевшие духовыми инструментами. Пили все.

7. Гармонисты. Надеюсь, о них вы догадываетесь? 

Тут вы вправе спросить меня, почему пишу о "пьют - не пьют"? Обязан! Поскольку это было, по какой-то причине, ежедневным наказанием (а для меня - поводом для смеха) иметь дело с лишь "источающими амбре" или полностью окутанными алкоголем людьми. Неужели музыкальные инструменты были тому виной? 

Если вы не видите в списке музыкантов из профессиональных оркестров местных джазовых лабухов и серьёзных солистов, то мой ответ на ваш немой вопрос прост как правда: они имели среди нас своих любимых мастеров и встречались, как правило, дома - у них или у себя. Там мы решали вопросы, сколько стоит работа, когда принесём им готовый заказ или они сами за ним придут. В момент срочной необходимости - или секретный звонок в мастерскую, или тихий стук-вызов в окно витрины!

Вот вам для полноты впечатлений маленький примерчик одного ремонтика. Гармонист в латгальском совхозе, напившись, рухнул из грузовика, сломал руку и разбил в щепки свою любимую гармонь... С перебинтованной рукой он и появился в Риге - в моей мастерской. Вывалил на прилавок из мешка гору щепок. "Починить сможете?" - дохнул перегаром. Бригадир подавил усмешку, оторвавшись от заточки карандаша или чтения "Правды", и сказал: "Такое не ремонтируем, но есть один парень, может, он сумеет". Это он меня имел в виду! Закрыв дверь в приёмную, член партии товарищ Фролов сказал мне твёрдо: "Можешь взять домой и меня не забудь!" Вот приблизительно так мне доставалась "халтурка". Это был один из многих случаев, когда мой "шеф" давал мне возможность подработать дома, уверенный в "неразглашении тайны" с моей стороны и в гарантии комиссионных рубликов, которые он получит после выполнения "левого" заказа. 

Я вышел в приёмную - назначил хуторянину цену, тот согласился. Через две недели ударник-гармонист был у меня дома. Чуть не плачет от радости - ведь я починил, ну просто воссоздал его музыкальный инструмент чуть ли не из пепла! Парень гладит его рукой, как верного коня. Со своей драгоценной гармонью он снова в "боевой форме" - снова сможет девок смущать и водку хлестать! Но тут сюрприз уже для меня: денег-то у него нет! Но прежде чем я забрал его "орудие труда" и матом покрыл, он успел искренне заверить, что внизу, в совхозном грузовичке полно всякой "дани" для меня - спасителя! Мы с мамой выходим на улицу. В грузовике - "дары природы": мешок картошки, деревенский творог, завёрнутый в марлю, молоко, лук, чеснок и... четыре бутылки самогона. Мама размякла: "Ладно, неси наверх!" Мой бригадир после рапорта о паршивце-гармонисте отказался от своей доли картошки и лука, а вот две бутылки самогона, конечно же, взял, но почему-то со своим обычным рыком погрозил мне пальцем: "Ты у меня смотри!.."

Итак, снова вернёмся к сплочённому коллективу. И всё-таки разочарую вас всех: по-настоящему сплочённым он никогда не был, самыми близкими моментами к сплочению были только "складчины" - по рублику! И уже горят лица, нежность в обращении появляется, мат становится мягче. Давайте зайдём в подсобку в разгар складчины. Тут вам и ливерная колбаса, и докторская, сало, кровяная колбаска, нарезанная большими кусками. Консервы с торчащей крышкой - килька, кажется. А это частик в томатном соусе, наши передовики черпают его из банки куском хлеба. Огурчики солёные - на газете, лук зелёный тыкают прямо в откуда-то появившуюся солонку... Табачный дым коромыслом! Мат вернулся ярко и прочно! 

Дрейка, как я уже говорил, никогда в складчинах не участвовал. То, что жадный он был, все знали, но мне он на ухо объяснял, что с азиатами-коммунистами он принципиально за одним столом сидеть не будет. Так вот, где-то в момент уже серьёзного подпития он всегда, как бы случайно, заходил в подсобку с какой-нибудь скрипкой в руках, извинялся и, как бы уходя, спрашивал: "Простите, где вы покупали такую хорошую колбасу?" Момент выбирал всегда точно, так как чуть раньше на него бы наорали: "Отваливай, фашист!" или "Нюхай, всё равно не дадим, жмот!". Но тут! - "Всё смешалось в доме Облонских". Расслаблены все до такой степени, что приглашают Дрейку с ласковыми словами: "Садись, зараза, вот тебе колбаска на хлеб". Он, точно по сценарию, говорит: "Я на минутку, заказчики ждут". В ответ на это слышит рёв бригадира, да ещё с мощными нотами презрения: "Ты что врёшь? Где у тебя, халтурщика, заказчики?! Садись, держи стакан, и чтобы залпом - за Родину и партию!" Дрейка, как бы нехотя, вливает в себя водку, брезгливо, но плотно усаживается к столу, и его квадратная челюсть - с ненавистью к партии - впивается в кровяную колбасу. Бесплатно! А это важнее принципов...

Там же через час... 

Бригадир Анатолий "погиб в неравном бою" - лицо на столе, в крошках хлеба и очистках колбасы. Спит с полуоткрытыми глазами. 

А вот Петя, потный и почему-то босой, озлобленно пытается сыграть на баяне свой коронный номер, "Андрюшу". Но что-то с пальцами, он даже сам с удивлением разглядывает свои корявые руки. 

Василь с каплями пота на брежневских бровях - всё смеётся и смеётся. Почему, я не знаю, да и он сам не знает, почему. Но глаза! Левый смотрит на правый! 

Ваня сидит тихо на краешке стула, глаза открыты и пусты, строго рассказывает о бакалейном магазине на Московской улице. Неужели можно и так напиться? 

Август после второй рюмки тихо исчез. 

Духовик Володя матом кроет, и вот опять понеслось: "Вы тут жрёте, а в Ленинграде, в блокаду..." Хотел встать и ударить кулаком по столу, но встать не смог, как и ударить. 

Яша, то есть я. Всего попробовал, сыт. Весело подливаю масла в огонь наивно-детскими вопросами. 

Как? 

А вот так: 

- Василий, а военный трибунал - это страшно? 

- Петя, когда браконьер - это значит можно по всем стрелять?

- Ваня, а в этом бакалейном магазине ты вино или водку пил прямо у прилавка или в подворотне рядом?

Володю жалею: 

- А моряки Балтфлота пьют водку лучше, чем черноморские?

- Дрейка, а когда было лучше жить, до войны или сейчас? 

Бригадиру вопрос задать не успел, он сегодня как-то быстро "сделал план". Все ответы и ругань, вызванные моими наивными вопросами, оставляю на ваше воображение!

Так вот и мчались дни нашей жизни... Это было время густых облаков советской пропаганды, когда всё сводилось к заверению Никиты Хрущёва в том, что "будущее поколение советских людей будет жить при коммунизме!"

"Там" - всё плохо, а "здесь" - всё хорошо! Планы свершались и перевыполнялись, урожаи были невиданные, надои молока от одной коровы каждый месяц стремительно росли. Если верить цифрам, то, пожалуй, всего одна бурёнушка могла напоить молоком целый город! Спутники бороздили небеса! Американцы на Луне? Ну, это как сказать... Может, просто у них всё в студии было снято...

В общем, понимаете сами, на рабочем месте я постоянно испытывал махровую, антизападную ненависть "коллектива" ко всему "другому" - непонятному, иностранному и "не как у нас". Бывали моменты, когда я уже просто не мог выдерживать тупости и коммунистической слепоты "родной" артели, "точки", комбината... (не помню, уж какие там ещё мерзкие названия напридумывали). Но сдерживал себя, так как знал, что я молод и портить себе жизнь "просвещением" этих троглодитов не имеет смысла. Но всё-таки изредка случалось...

Все признавали, что я хороший работник. План перевыполнял, так как видел в этом прикрытие моей "левой", денежной работы, и, кроме того, я действительно любил ремонтировать музыкальные инструменты. Взысканий не имел, увольнять меня никто никогда и не думал. Несмотря на мой вид, начальство как-то не трогало меня, наверное, из-за моего чувства юмора. В газетке "Ригас Баллс" даже поместили мою фотографию - "Ударник коммунистического труда Яков Нейхаузен". Я был "горд", так как даже в комсомоле не состоял! Смеялись мои друзья-штатники, но против ничего не имели, так как я никому не "продался", а просто неплохо зарабатывал на все наши вылазки в "Лидо", "Перле", "Луну", "Ригу" и во многие другие весёлые заведения. 

Закончив вечернюю школу, я поступил на заочное отделение в Московский технологический институт. Тут "отмычки" к учебному процессу стали более интересными: к немецким сервизам, "пыжикам" и растворимому кофе прибавились рижский бальзам, шерстяной ватин рулонами, детские коляски, подписки на редкие книги и т.д. и т.п. Что ни говори, моё возмужание и возросшие потребности работников высшей школы! 

И всё это - на фоне моей постоянной усердной работы в мастерской. За внешний вид меня часто называли стилягой, "не нашим" и тунеядцем. С первыми двумя характеристиками согласен. Но вот тунеядцем я никогда не был. Не из-за любви к родине и партии, а просто из любви к работе и, не стыжусь сказать, к деньгам, делавшим меня независимым. Так что спасибо маме и спасибо педсовету 22-й Рижской средней школы - вы помогли мне встать на правильный путь! Спасибо и Мастерской бытового обслуживания населения по ремонту музыкальных инструментов - там я закалился как сталь!

Не жалею хмельных промелькнувших годов,

Не стыжусь их шального веселья,

Есть безделье, которое выше трудов,

Есть труды, что позорней безделья.

Здорово сказал Игорь Губерман! И я с ним солидарен целиком и полностью.  

Нейхаузен, Джек
№216 Aug 2022