Вечная мерзлота
Вечная мерзлота- часть земной коры, характеризующаяся отсутствием периодического протаивания. Вечная мерзлота занимает не менее 25 % площади всей суши земного шара. Из Википедии
Заявляю без ложной скромности: ваш покорный слуга не лыком шит. Я занимаю ответственную должность директора Главного отдела в Главном Институте Вечной Мерзлоты, единственном в стране. А может, и в мире. Ко мне нельзя входить без доклада. Но в тот день, с которого начинается наш рассказ, нерушимое правило было нарушено: человек вошел ко мне без доклада и даже не постучав. При его входе я встал. А он сел. И сказал: - Можете садиться. Это был лично мистер Хохман, Генеральный Директор Института, владелец наших душ и помыслов. Никто никогда не видел мистера Хохмана во весь рост, потому что он никогда ни к кому не заходил. Того, кто ему был нужен, он вызывал к себе и при этом из-за стола не вставал. И вот теперь мистер Хохман явился ко мне сам, во весь рост, без предупреждения. Я затаил дыхание. Мистер Хохман достал из бокового кармана газету, положил её передо мной и сказал: - Вы это видели? Это была самая важная в стране газета "Май-Вей Таймс", сложенная наружу статьёй, которая называлась "Институт вечного расизма". Я начал читать статью и похолодел. "Пора обратить внимание, - писал автор, - на засилье белых мужчин в области исследований вечной мерзлоты. В то время, как вечная мерзлота занимает почти четверть суши нашей планеты, руководство Института Вечной Мерзлоты не обращает внимания на расовый состав своего персонала. Совершенно очевидно, что при приёме на работу руководство ИВМ интересуется только квалификацией кандидата, не придавая значения наиболее важным факторам, таким как раса, пол и сексуальная ориентация". Дальше я не стал читать. Мистер Хохман спрятал газету в карман и сказал: - Сегодня в 3 часа в зале заседаний будет наша пресс-конференция. Вы руководите самым главным отделом, так что, будете отвечать на вопросы. Учтите, что ваши ответы должны быть политически корректными. Этого он мог не уточнять. За годы моей верной службы на благо вечной мерзлоты я научился правильно думать и правильно отвечать на вопросы. Каждая моя фраза, которая начиналась со слов "я считаю", или "я полагаю", или "я думаю", не имела никакого отношения к тому, что я на самом деле считал, полагал или думал. Я знал, что правильно, а что нет, и это было залогом моего успеха. Политкорректность - мудрость преуспевающих. ...Без десяти три зал заседаний был уже заполнен и напоминал выставку фотоаппаратуры. Пресс-конференцию открыл мистер Хохман. Сначала он поблагодарил всех собравшихся за возможность разъяснить позицию Института по вопросу борьбы с расизмом. Затем он поблагодарил газету "Май-Вей Таймс" за своевременно поднятый вопрос о важности борьбы с расизмом. И, наконец, он поблагодарил свою семью, включая жену, детей и племянников, за поддержку в его неустанной борьбе с расизмом. После этого он представил меня и предложил задавать вопросы. Сразу взметнулось не меньше десятка рук. Первой прорвалась тощая блондинка с горящими глазами, представитель какого-то важного телеканала. - Скажите, почему вы называете эту мерзлоту вечной? Вы что, не признаёте неизбежности глобального потепления? Как принято, вопрос уже содержал в себе и ответ, и обвинение, и приговор. Но меня не так-то просто было взять голыми руками. Я сказал: - Я чрезвычайно рад, что вы подняли этот вопрос. Это очень важный и принципиальный вопрос. Наш институт совместно с учёными и специалистами в области затронутого вами вопроса постоянно работает над проблемами... Моей задачей было отвечать как можно дольше, вкладывая в свой ответ как можно меньше смысла. Этим я достигал сразу двух целей: во-первых, затягивал время, тем самым не оставляя другим акулам пера возможности блистать своим глубокомыслием, а во-вторых, нагонял на них такую тоску, что у них отпадало желание задавать вопросы и хотелось поскорее закончить эту тягомотину и вернуться домой к семье. Проговорив так минут пятнадцать, я наконец, сжалился над своими слушателями и сказал, обращаясь к тощей блондинке: - Надеюсь, я ответил на ваш вопрос. - Нет, вы не ответили, - запротестовала блондинка, на что я и рассчитывал. - Признаёте ли вы, что вашей так называемой вечной мерзлотой вы, по сути дела, прикрываете неприкрытый расизм? Потому что вследствие глобального потепления и уменьшения площади суши больше всего пострадает афроамериканское население, которое... - Спасибо, что вы задали этот вопрос, - отвечал я, воодушевляясь, поскольку это давало мне возможность убить ещё минут десять. - Учитывая неизбежность глобального потепления, наш институт ИВМ уже изменил название и теперь расшифровывается не как Институт Вечной Мерзлоты, а как Институт Временной Мерзлоты. Позвольте мне далее внести полную ясность... К тому времени, как я закончил отвечать, аудитория окончательно скисла. Ещё два или три человека попытались что-то спросить, на что я отвечал с таким же энтузиазмом, такой же продолжительностью и такой же тошнотворной бессмысленностью. На этом пресс-конференция закончилась. Когда мы выходили из зала заседаний, мистер Хохман лично похлопал меня по плечу и сказал вполголоса: - Молодец. Теперь наводите порядок у себя в отделе. Другие будут с вас брать пример. - Каким образом? - так же вполголоса спросил я. - За новостями надо следить, - пробурчал мистер Хохман, скрываясь за полутонной дубовой дверью своего кабинета. Вечером я посмотрел новости по главным каналам, полистал свежие газеты, и к утру следующего дня был готов к борьбе с расизмом, который, как выяснилось, был основной и единственной проблемой нашего существования. Вооружённый политически корректной идеологией, я собрал весь личный состав отдела и для начала объявил: - Поднимите руку те, кто считает себя расистом. Мои сотрудники в ужасе переглянулись. Среди них были мужчины и женщины, белые, китайцы и мексиканцы. Была одна чёрная женщина - молодая смешливая секретарша Шаниква Вашингтон. Руку никто не поднял. Я сказал: - А теперь поднимите руку те, кто не считает себя расистом. В гробовой тишине все подняли руки, всё ещё не понимая, к чему это ведёт. - Дамы и господа, - сказал я, - знаете ли вы, что такое привилегия белого человека? Если не знаете, я объясню: это привилегия и позор, с которыми вы родились. Все, за исключением Шаниквы. Это значит, что вы все расисты. Если человек отрицает, что он расист, это как раз и является доказательством, что он есть самый отъявленный расист. Понятно? Несколько человек подняли руки. Один сказал: - А если не отрицает? Конечно, этот вопрос задал Хаим Блюмкин. Скотина. Ему всегда больше всех надо. Этот негодяй может испортить мне всю антирасистскую кампанию по спасению вечной мерзлоты. Я отвечал со всей деликатностью: - А вы, Блюмкин, заткнитесь. Только расист может задать такой вопрос. Все поднятые руки разом опустились. Далее я объяснил притихшей аудитории, что наш институт, как, впрочем, и всю страну поразил расизм. Это должно быть очевидно каждому, а если кто этого не видит, то он и есть расист. И теперь нам следует направить свои усилия на борьбу с этим злом. Завтра приедет пресса, и мы все должны стать на колени перед портретом какой-либо невинной жертвы расизма афроамериканского происхождения, покаяться в своей белой привилегированности и принести извинения за годы рабовладения. - Вопросы есть? - пригрозил я. Поднялся гвалт; начали выяснять, чей портрет может служить объектом коленопреклонения. Кто-то предложил Барака Обаму, кто-то Луи Армстронга. Один пожилой инженер, Франк, настаивал на портрете Сэми Дейвиса. Но все эти кандидаты не тянули на угнетённую жертву, тем более что Сэми Дейвис был евреем, хоть и чёрного цвета. Наконец, другой инженер по имени Стивен сказал, что его брат работает в полиции, и там на доске объявлений таких портретов сколько хочешь. Он попросит брата сделать копии и принесёт завтра на работу. На следующий день мы вывесили полдюжины портретов угнетённых афроамериканцев, которые принёс Стивен, дождались представителей прессы, и я призвал отдел к покаянию в виде коленопреклонения. Но тут Блюмкин заявил, что он еврей, и его религия не позволяет ему становиться на колени. Немедленно ещё несколько человек объявили себя евреями. Один инженер, недавний иммигрант из России, в знак доказательства своего иудейства размашисто перекрестился. Опять негодяй Блюмкин портил мне всё торжество. Я сказал: - Дамы и господа, а также Блюмкин! Вы живёте в свободной стране, и никто не может портить вашу религиозную совесть. Вы имеете полное право добровольно, по зову сердца стать на колени и покаяться в своей постыдной расовой привилегированности. А кто не прислушается к зову сердца, должен подумать о своих квартальных премиальных. Все, как один, включая Блюмкина и других кандидатов в евреи, разом рухнули на колени. Пресса щёлкала затворами аппаратов, от удовольствия истекая слюной. Чтобы закрепить успех, я приступил к очередному мероприятию по искоренению недуга. - Господа! - объявил я. - Вы все видели в новостях по телевизору, как белые супремасисты в порыве раскаяния целуют ноги представителям угнетённого афроамериканского меньшинства. Мы должны поддержать почин. Если есть вопросы, я постараюсь на них ответить. А вы, Блюмкин, молчите. Так как Шаниква Вашингтон была единственным представителем угнетённого меньшинства, то выбор автоматически пал на неё. Шаниква носила коротенькие миниюбки, и никто не возражал против того, чтобы целовать ей ноги в целях борьбы за правое дело. Пожилой Франк заявил, что у него радикулит, и он не может низко наклоняться, поэтому он в состоянии целовать ноги Шаниквы только выше колен. Немедленно ещё несколько инженеров и техников схватились за поясницы. Шаниква не принимала участия в дискуссии и лишь застенчиво улыбалась. Предстоящая процедура явно ей льстила. Как я ни старался, моя беззаветная преданность делу борьбы с расизмом не увенчалась успехом. Кампания в прессе против Института Временной Мерзлоты не стихала. Наверно, мерзлота, как снег и лёд, ассоциировалась с постыдным белым цветом расовой привилегии. "Под маской борьбы с расизмом, - вещали газеты и теле-станции, - в этом так называемом институте так называемой мерзлоты расизм докатился до того, что уже ставит под сомнение всеми признанное и уважаемое глобальное изменение климата". Перед зданием института начались хорошо организованные стихийные демонстрации протеста. Демонстранты несли плакаты "Долой вечную мерзлоту!", "Вечно только учение Маркса!". Самые активные молодые люди в знак протеста разбили стёкла в ближайших витринах и подожгли несколько машин. Пресса на первых страницах умильно освещала эти мирные протесты. Мистер Хохман перестал приходить в офис и отвечать на телефонные звонки. Позже выяснилось, что он иммигрировал в Израиль и открыл там свою компанию по развитию вечной мерзлоты в пустыне Негев. Мои сотрудники какое-то время ещё являлись на работу, проникая в здание с чёрного хода. В разгар событий я получил вызов в суд в связи с заявлением адвокатской фирмы, представляющей интересы Шаниквы Вашингтон. Речь шла о сексуальном домогательстве, которое именуется звучным словом харрасмент. Я обвинялся в том, что руководимый мною коллектив отдела харрастал сотрудницу Ш. Вашингтон, за колени и даже выше, из-за чего её жизнь дала неизлечимую трещину. Теперь ей по ночам являются кошмары в моём зловещем обличии. Я попытался объясниться с пострадавшей сотрудницей, но оказалось, что на работе её нет и не будет. Она сидит дома, не отвечает на звонки, и к ней приставлена вооружённая охрана. В это время со мной стало происходить что-то странное. В меня вселился холод. Я стал замерзать независимо от погоды и от того, как бы тепло я ни одевался. Этот мёртвый холод был глубоко внутри, и я чувствовал, что он никогда меня не покинет. Это был вечный холод. Вечная мерзлота. Институт закрыли по постановлению окружного судьи. Вечная мерзлота была объявлена расистской лженаукой, упоминание термина "мерзлота" запрещено, а учебники и научные труды, в которых этот термин встречался, изъяты из библиотек. Чтобы окончательно разделаться с мерзкой мерзлотой, эти псевдонаучные труды и псевдо-учебники начали сжигать на площади перед зданием вражеского, теперь уже бывшего института. Заодно, по инициативе газеты "Май-Вей Таймс", в огонь пошли классики американской литературы, которые сплошь оказались белыми супремасистами. Горел Джек Лондон в своём белом безмолвии. Горел Марк Твен. Полыхали Джон Стейнбек, Роберт Пен Уоррен, Вильям Фолкнер и Джером Сэлинджер. Корчилась в огне Гарриет Бичер Стоу. На площади царило ликование. Плясали в радостной эйфории молодые мужчины и женщины, и отблески огня плясали на их счастливых лицах... И вот мы приблизились к концу моего хвастливого повествования, и пришло время поставить точку. Но на самом деле у этой истории нет конца, а есть одно нескончаемое многоточие. Время остановилось. Внутренняя мерзлота навечно выморозила мои эмоции, мысли и желания, включая потребность в человеческом общении. Я погрузился в холодную пустоту одиночества. Знакомые перестали мне звонить и стали избегать встреч. Я потерял друзей и родственников. Я потерял самого себя. Единственный человек, который помнит обо мне и периодически навещает меня в тюрьме - это сердобольная Шаниква Вашингтон.
|
