|
Коммунальный коридор
Прежде чем пуститься в путешествие по необъятным закоулкам коммунальной квартиры, нужно осторожненько выглянуть из комнаты и посмотреть, не идет ли в кухню злющая бабка Елизавета Власьевна. А иначе - пропало катание на скользких паркетинках, ежели ей на дороге попадешься. В навечно засаленном халате, с тюрбаном на голове, сооруженном из свалявшегося пухового платка ("давление мучает, зараза!"), она важно шествует с кастрюлями наперевес, и лицо ее с поджатыми в нитку губами, перекошенное ненавистью ко всему на свете, изжелта-бледное и одутловатое парит в полутьме коридора. Елизавета Власьевна привычно недовольна: на общей кухне она извергает сто слов в минуту, уличая соседей в разнообразных, но непременно "смертных" грехах. "Свет в туалете не гасят, убираются нерадиво, шумят, музыку крутят до полуночи, детей балуют, одеваются как черте-что, готовят что попало..." Ура, путь свободен: страшная Елизавета Власьевна уже достигла кухонного помещения, и можно смело выныривать в длиннющую коридорную кишку. Перво-наперво - на сундуке посидеть. Сундук - громадный, кованый бабушкин сундук - стоит ровно под телефонным аппаратом, чей черный корпус четким силуэтом выделяется на серо-желтых засаленных обоях, сплошь испещренных номерами, неизвестными, давно забытыми. Жильцы коммунальной квартиры садятся по очереди на бабушкин сундук и звонят куда-то. И вечно спорят о том, кому нужнее срочно позвонить и кто "слишком долго занимает общественный аппарат". Но это происходит вечером, после рабочего дня, а сейчас, когда все на службе, можно уютно устроиться на сундуке, и помечтать, и представить, как здесь все было устроено раньше. Аська знает, что прежде квартира целиком принадлежала бабушке. Вернее, ее мачехе, а потом уже бабушке. И коридора этого, заваленного ненужным хламом, страшного, узкого, темного, словно путь в преисподнюю, вовсе и не было, а тянулась светлая и радостная анфилада бесконечных, изящно убранных комнат... Но об этом никому говорить нельзя! И двери анфиладные заклеены обоями. Сложно понять - почему. А еще сложнее понять, отчего нынче в бабушкиной квартире живут посторонние люди - целых двадцать человек в пяти комнатах, а у бабушки осталась лишь одна, разгороженная самодельными тощими перегородками на "пенальцы". И в этих пенальцах - бабушка, мамуля, папа и сама Аська. А эти самые посторонние, что вселены на бабушкину площадь, все время командуют. Мамуля их сторонится, а бабушка - нет, бабушка всех любит, для каждого найдется у нее доброе слово и ласковый взгляд. Аська сползает с сундука. Дальнейшее путешествие по общему коридору все опаснее, и страх сладко подсасывает под ложечкой. Ежели удастся пройти до конца и никого не встретить, то получится покататься на натертом до блеска мастикой дубовом паркете. Пока страшная бабка Елизавета Власьевна готовит в кухне обед и ругается на соседей, ее муж, хмурый дед Андрей (мамочка говорит - доносчик и кляузник), мирно спит в ожидании трапезы. Аська побывала как-то с бабушкой на занимаемых ими метрах: повсюду полированная мебель, пестрые половики и белые, вышитые цветными нитками салфеточки. Особенно поразила Аську кровать. Высокая, блестящая, с железными шариками в изголовье, она была покрыта белоснежным кружевным покрывалом, а сверху громоздилась целая пирамида подушек в кружевных же наволочках. Такая же в точности кровать, но покрытая двумя черными от грязи перинами, у другой соседки: бородатой и бородавчатой старухи - тети Нюши. Эта тетка Нюша - притча во языцех и предмет бесконечных насмешек мамочки и ее изящных подружек. Явилась Нюша из глухой деревни, поступила на фабрику и была подселена, среди прочих трудящихся нужного происхождения, на бабушкину жилплощадь. Это когда бабушку "уплотняли". То есть делили ее квартиру, завещанную отцом и мачехой, на каморки для чужих людей. Аська плохо понимает, почему это произошло, но забавные истории про глупую тетю Нюшу ей нравятся. Особенно про то, как тетя Нюша в ЖЭК на политинформацию ходила. Вернулась она с горящими глазами и на кухне восторженно повествовала, будто лектор, ученый человек, говорил: "Нашли в пустыне двадцать пять Бакинских комиссаров, и все раком зараженные". Тут мамочка с подругами начинают хохотать столь заразительно и долго, что Аська, которая ни слова из истории не поняла, поневоле смеется вместе с ними. Комната тети Нюши - самый крошечный пеналец в квартире. Это помещение больше похоже на гроб, чем на комнату. Однако, во всем имеются свои плюсы - можно не вставая с кровати протянуть руку и достать любой необходимый предмет. А Нюша - добрая душа и всегда угощает чаем с карамельками. Аська с удовольствием просиживает долгие часы у нее в каморке и слушает веселую старушечью болтовню. Даже ночует там несколько раз, когда у родителей поздние гости и танцы. Но дружба с тетей Нюшей обрывается внезапно: мамочка обнаруживает на руке у дочери красные пятнышки и немедленно бьет тревогу - в квартире завелись клопы! Вскоре выяснилось, что клопов развела милейшая грязнуля тетя Нюша. Две недели все жильцы, забыв про привычные междоусобные свары, в благородном единении понося легкомысленную бабусю, промазывали склизким и серым хозяйственным мылом каждый потаенный уголок мебели и каждый шов на обоях. Но тщетно. Сытый и пьяный клоп днем насмешливо таился в щелях, а ночью вновь яростно вгрызался в людские тела. С огромным трудом была добыта профессиональная и весьма дорогостоящая "морильщица", залившая недра квартиры невероятно вонючей желтой липкой жижей. На комнату тети Нюши пришлось скидываться всем миром: у нее денег отродясь не водилось, а лично ей клопы и не мешали, привычная к насекомым толстокожая бабка их вовсе не замечала. Наругавшись вдоволь и убедившись, что клопы ушли и, похоже, не вернутся, квартира ненадолго успокаивается. Но отныне вход к тете Нюше Аське строжайше запрещен: мало ли, какую заразу подцепит ребенок в рассаднике антисанитарии. Далее, по ходу коридорной кишки - страшные комнаты горького пьяницы, столяра дядьки Коли. У него грубое красное, словно вырубленное из дерева лицо и невнятная речь. Днем его бояться нечего - на работе до шести, как штык. Бабушка говорит: "Золотые руки, а ежели не пил бы, так цены бы ему не было". Это - правда: когда дядька трезвый, то молчит и чинит все, что попросят. Но обычно он пьян и злобен, ругает город и городских, вспоминает родную деревню, тоскуя и злобясь, и, озверев, гоняется с топором за своей тихой и работящей женой Фроськой. Еще дальше - комната вечно пустующая, ее жильцы работают на севере. Соседи, упоминая о них, кривят рты и цедят: "За длинным рублем подались, а площадь простаивает". И, наконец, последняя дверь, за которой - "хоромы": целых три просторных комнаты, принадлежащие пожилой музыкантше тете Зое. Тетю Зою Аська обожает: она добрая, учит нотам и дает побренчать по желтым клавишам лаковобокого черного рояля. А еще, она всегда угощает шоколадками и дарит маленькие красивые подарочки. Аська почти каждый день "пасется" (так говорит бабушка) у милой тети Зои. Детей-то в квартире больше нет, вот Аська и мыкается одна. Изредка Елизавете Власьевне "подкидывают" внучку Олю, Аськину ровесницу. Но поиграть, обычно, не удается. Оленьку из комнаты не выпускают, а за обедом заставляют оставаться за столом, пока не доест. Оленька терпеливо высиживает часы, но одолеть бабкины харчи ей вовсе невозможно, и заканчивается все это обычно одним и тем же: бедняжку тошнит непрожеванной пищей, за что Елизавета Власьевна долго и нудно распекает воспитанницу на все корки. Тут, не дай бог под руку попасть - и тебе достанется на орехи. Однако, похоже, сегодня повезло - все двери стоят молчаливо и Аська решается. Она разбегается и скользит далеко-далеко на подошвах войлочных тапок по натертому паркету коридора, словно по ледяной дорожке, представляя себя знаменитой фигуристкой.
|
|