Глобальное потепление
(из цикла "Фима плюс Аня=любовь")
Ночью Фиме снилось, что он убегает от страшного медведя. Медведь почти что догнал, но рядом выросло спасительное дерево. Фима взобрался на него и показал медведю язык. - Фима! Если ты не проснёшься, то у тебя будут проблемы, - сказал медведь и начал трясти дерево. Фима испугался и проснулся. Его трясла за плечо Аня. - Фима! Проснись, если не хочешь ужаса. Жена в волнении, а он дрыхнет, как медведь в берлоге. - Что случилось, дорогая? - спросил Фима и посмотрел на часы. Они показывали половину второго. - Фима! Мне не спалось, потому что были мысли. И я включила телик. И там рассказали такую жуть, что волосы встали дыбом и везде. Оказалось, что совсем рядом глобальное потепление и от этого даже Нью-Йорк потонет. А что говорить о других? - Ну и что? - спросил Фима и зевнул. - Пень бесчувственный! Жена не умеет плавать, а ему безразлично. - Анечка! Успокойся и ложись спать. Всё это будет не завтра. - Хорошо, - согласилась Аня. - Отложим разговор на потом, потому что сегодня у меня весь организм устал от волнения. Завтра напомнишь мне, если я об этом позабуду. Завтракали спокойно. Фима уже начал надеяться на то, что его сон не сбудется, и неосторожно попросил кусочек льда в кофе. - Ага! - сказала Аня. - Спасибо, что напомнил. И не смотри на меня раскрытыми глазами. Я уже успела подумать насчёт этого потепления. Ты, Фима, не поверишь, но всё это правда. Посмотри в окно. У нас уже декабрь, а там ни грамма снега. Фима посмотрел и сказал: - Между прочим, на днях обещали и снег, и морозец. - От обещаний голова не болит, - сказала Аня. - Сиди спокойно, и я расскажу план. Если ты будешь послушным, то у нас есть шанс прославиться непримиримой гражданской позицией. - Аня! Я не хочу. - Фима! Ты хочешь, но не отдаёшь себе отчёт. Мы выступим с протестом. - Как это? - затосковал Фима. - Очень просто. В понедельник ты возьмёшь на работе день, и мы с тобой организуем пикет. Ты сядешь с плакатом возле мэрии. А я позвоню на телевидение и сообщу. Они приедут, и ты попадёшь в телевизор. - Почему снова я? - Не беспокойся, дорогой, я тебя не брошу и появлюсь перед камерой в нужный момент, чтобы сказать речь. - Аня... - Не анькай! Ты нуждаешься в стрессах, как ребёнок в памперсах. О памперсах на время забудем, а стресс я тебе обеспечу. Нужен будет плакат, но я всё уже придумала. На балконе стоит лопата для уборки снега. Ты обклеишь её бумагой и красиво напишешь: "No global warming!". Ты всё понял или рассказать сначала? Фима вздохнул и кивнул головой. - Вот и хорошо. А сейчас займись плакатом. И помни, что понедельник - это день нашей славы. - Боже мой! - думал Фима, пытаясь обклеить лопату бумагой. - Неужели нельзя сделать так, чтобы после воскресенья сразу наступил вторник, а понедельник исчез? Но понедельник не исчез, а появился точно по календарю. - Мы подъедем к мэрии за час до начала рабочего дня. Ты сядешь красиво и будешь ждать. - На что же я сяду? - хмыкнул Фима. - На ступеньки? - Фима! Не вноси путаницу в мои чувства. Всё продумано. У Светы после дедушки остался wheelchair. Вот в него и сядешь. И удобно, и вызывает уважение. - Но я же не инвалид, - возразил Фима. - Ещё раз подашь голос и будешь этим самым на всю жизнь. За приятной беседой и не заметили, как подъехали к мэрии. - Анечка! - сказал Фима, устраиваясь в инвалидном кресле. - Холодно и снег пошёл. А я с плакатом как дурак. Что люди скажут? - Люди обзавидуются, когда увидят тебя по телику. Сиди тихо, а я поехала звонить. Позвоню и поставлю машину на парковке за углом, чтобы ты не нервничал. Фима не стал нервничать, а закурил и начал ждать. Снегопад усиливался, холодало, но телевидения не было. Мимо прошли стайками служащие мэрии. Никто на Фиму и внимания не обратил. Фиму заносило снегом, его знобило и хотелось плакать. Наконец-то подкатили два автобуса. Из одного вышла съёмочная группа под руководством молодого мужика с оранжевой бородой, а из другого - толпа в синих балахонах. - Внимание! - заорал оранжевобородый в мегафон. - Церковный хор становится на ступеньки, осветителям даю десять минут, а то холодно, как на Северном полюсе. Засуетились, забегали, балахоны выстроились на ступеньках и запели "Jingle bells, jingle bells, jingle all the way...". - Стоп! - заорал главный. - Хор! Не надрывайтесь. Всё пойдёт в записи. Просто открывайте рот. Да! Вот этого инвалида поставьте в центр. Только выбросьте его плакат к чёрту. На Фиму налетели две деловые дамы, отобрали плакат, пристегнули к креслу ремнями, которые оказались деталями этого кресла, и откатили к хору. - Приди в наши объятия, брат! - вдохновился дирижёр. - Приди в наши объятия - и мы отогреем твою озябшую душу! Фима хоровых объятий испугался и закричал: "Не надо!". - Он хорошо раскрывает рот, - похвалил Фиму бородач. - Покажем его как солиста. Начали! И хор запел вполголоса "Jingle bells, jingle bells...". И тут подкатила Анина машина. - Фима! - закричала она, выходя! - Немедленно ко мне! Ихних объятий я тебе не позволю! Фима напрягся и встал. Пристёгнутое кресло висело сзади и мешало идти, но Фиму это не остановило. - Братья! - заорал дирижёр. - Господь явил чудо! Парализованный начал ходить. Восхвалим Господа! И хор грянул "Нallelujah". - Стоп! - прокричал главный. - Снимаем заново. Но Фиму съёмочный процесс уже не занимал. Он сидел в машине, попивая горячий кофе, и ему было хорошо. - Придурки! - ворчала Аня. - Они не знают, где кроется сенсация. Приедем домой - сразу в горячую ванну, потом водки с перцем и в постель. - Водка - это хорошо, - сказал Фима. И добавил: - Лопату жалко. Почти новая была. - Ладно тебе жалеть говна, - утешила Аня. - И не то в жизни теряли. Фима подумал и признался: - Как мне с тобой хорошо, Анечка!
|