Это один из многих услышанных мною рассказов о земле Амалека, в которую превратилась "ридна Украина" во время той страшной войны, когда самым трудным для каждого живущего было оставаться человеком.

Рассказчик знал, о чем говорит: долгое время он собирал материалы о Холокосте в Украине, да и сам он чем-то неуловимым был похож на своего героя, видимо, передавшего потомку гены борца.

- В нашей семье дед Ицхак Лейб Койфман был легендой, которую рассказывали младшим. Я помню, как он спорил с моим отцом, сидя за кухонным столом, или мастерил что-то, притаскивая доски с расположенного напротив нашего дома базара, который кормил весь город.

Больше всего дед походил на одесского биндюжника: огромного роста, с крупным носом, большими насмешливыми глазами и тяжелыми кулачищами.

Родился и жил он в местечке Вахновка недалеко от Винницы, первой столицы независимой Украины. Они с бабушкой Ривкой произвели на свет девять детей, для которых он построил небольшой двухкомнатный домик в районе Масложиркомбината, на окраине Винницы.

Старший сын умер во время Гражданской войны, дочь сгинула во времена Голодомора.

В первые дни войны трех сыновей забрали в армию. Двое из них вместе с 30 тысячами других советских солдат попали в окружение/плен и были использованы для рытья котлована под ставку Гитлера - штаб-квартиру Восточного фронта, расположенную недалеко от Винницы.

По окончании строительных работ расстреляли всех.

На памятнике погибшим советским воинам в винницком парке имени Козицкого, что рядом с Ткацкой фабрикой, значатся их имена.

Третий брат служил в балтийском флоте. Его корабль разбомбило, многие погибли, а он схватился за какую-то деревяшку и сумел доплыть до берега (недаром в детстве переплывал несколько раз Южный Буг туда и обратно). Но сам при этом превратился в льдину и, желая снять ледяную корку с головы, снял её, как скальп, с кожей и всеми волосами. Кожа-то наросла, а каково молодому парню без шевелюры?

Старшая из сестёр всю войну прошла медсестрой, вернулась в родной дом победительницей, вся грудь в орденах.

Моей маме Розе к началу войны было 16 лет, и тем летом она гостила у своей сестры Жени, жены военнослужащего. В июле он получил приказ срочно эвакуировать семью в Казахстан - так сестры спаслись от неминуемой гибели.

В середине июля немцы вошли в Винницу. Деду тогда было 63 года; от беды подальше, он остался в Вахновке с женой, 18-летней дочерью Нюсей и невесткой с грудным ребенком - её муж был на фронте.

С приходом немцев пришла смерть. Но грабить и даже убивать своих былых соседей-евреев щиры украинцы, почуяв, куда ветер дует, начали задолго до прихода оккупантов. Мародёры почувствовали свою полную безнаказанность.

В январе 1942 года, очевидно, в связи со строительством ставки Гитлера в Вахновке, был открыт полицейский участок и вокруг началось массовое уничтожение еврейского населения, начиная с мужчин. Следом принялись за женщин и детей. Зачем лишние рты? Немцы - народ рациональный.

В тот раз прислужники-полицаи выкидывали евреев из их домов и под дулом пистолетов гнали, подгоняя прикладами, по главной улице Вахновки к сельскому клубу, где до революции была католическая церковь. Украинцы и поляки стояли у своих калиток, спокойно взирая на эту вакханалию, а некоторые бежали вдоль дороги по лесу, сопровождая колонну, чтобы ничего не упустить.

Дед на краю людского потока тихо уговаривал окружающих бежать в разные стороны, пока рядом мало конвоиров, но его не слушали. И тогда мудрая Ривка со слезами на глазах сказала:

- Ицек! Нашим детям нужен отец. Беги! Обо мне не думай. Мы с тобой прожили счастливую жизнь.

Дальше всё произошло в считанные минуты. Полицай вдруг схватил всю дорогу плачущего ребенка и размозжил его голову о придорожный камень. Обезумевшая мать бросилась на него и получила пулю в грудь. Тогда дед, схватив Нюсю в охапку, как пушинку, перебросил ее через забор какой-то хаты с криком: "Люди добрые, спасите мою доченьку!" - а сам, вырубив опешившего конвоира, бросился бежать к лесу; следом тяжело дышал еще один беглец. По ним стреляли, но погони не было. И они разбежались в разные стороны.

Тем временем колонна в несколько сот человек подошла к клубу. Всех посадили на землю в рощице рядом; немногих имеющихся мужчин отвели в лес и заставили рыть траншею - после этого их сразу же расстреляли на месте. А к краю траншеи подвели большую группу женщин и детей; напротив поставили табуретку, на нее положили автомат, рядом бутылку горилки и стакан. Первой из взвода полицаев вышла молодая женщина, залпом осушила стакан, схватила автомат - и... полетели отстреленные гильзы.

Люди обезумели, они кричали, выли и плакали. Но железный порядок не смел нарушить никто, и от клуба уже отделилась следующая большая группа смертников из еврейского колхоза "Рот штерн" ("Красная звезда").

Как хорошо отлаженный механизм, конвейер по уничтожению людей работал на полную мощность...

Нюсю, которую дед перебросил через забор, приютила украинская женщина Марийка. Взяла в дом помощницей, вернее, засунула в хлев к свиньям. Конечно, спасибо ей, она рисковала. Но ей в хозяйстве позарез были нужны рабочие руки, а Нюся в свои молодые годы была даровой рабыней.

А тут к Марийке повадился ходить полицай.

- Нет у меня горилки, - в сердцах кричала она.

- У тебя жидивка е, а горилки нема? - хитро щурился хохол.

Однако Марийка нашла способ заставить его не только замолчать, но и через своих людей в полиции исправить в паспорте Нюсину фамилию Койфман на Корнейчук. Этот полицейский в своей усадьбе прятал в разное время трех или четырех евреев - тоже нужна была рабочая сила.

Во многом благодаря новому документу Нюсе удалось выжить: она ходила по сёлам, меняя места пребывания, где-то работала, где-то просила милостыню. Опасность подстерегала на каждом шагу.

В соседнем посёлке немцы вызвали старосту и через переводчика приказали срочно предоставить списки всех евреев.

- Дайте мне время поговорить с людьми, - староста был медлительный.

- Час на размышление!

Через час он явился в комендатуру и так же спокойно заявил:

- Мы с евреями знакомы не один год, жили дружно. Никакого списка не дадим.

Удивительно, это сошло старосте с рук, но ретивые вояки в отместку тут же поехали в другое местечко и без предупреждения устроили облаву на мирное и безоружное население. Все евреи были убиты...

А что дед? Чудом спасшийся от расстрела, он шел в Винницу, но недалеко от дома что-то взбрело ему в голову, и он начал срывать с забора карикатуру на Сталина. Однако оглянувшись, увидел, что его окружает немецкий патруль во главе с офицером, который, очевидно, настроенный философски, вместо того чтобы пристрелить ослушника на месте, повёл его в тюрьму. Смешно сказать, но по дороге у них завязался спор: один отстаивал правоту Гитлера на немецком, другой - Сталина на идише; при этом оба прекрасно понимали друг друга.

Деда доставили в тюрьму для советских военнопленных, которые там исчислялись тысячами. Людское море, условия ужасные.

Он сидел на полу в полузабытье, когда увидел перед собой того самого офицера, который его арестовал. Было видно, что тот торопится.

- Встать!.. Иди за мной. Шнеллер!

Не успели они отойти и ста метров, как грянул взрыв, и часть тюрьмы взлетела на воздух.

- Иди в Жмеринку, там румыны. У тебя есть шанс, - сказал немецкий офицер.

Пути Господни неисповедимы...

(Между прочим, ровно через год в сохранившемся при взрыве здании тюрьмы сидел известный предатель генерал Власов, человек неординарной судьбы.)

В жмеринском гетто дед стал нелегалом. Трудно представить, как он вообще выжил, как прошел через все зачистки, голод и болезни...

Освобождение пришло 18 марта 1944 года.

Нашлась Нюся, вернулись из эвакуации две дочери - мама Роза и тётя Женя, пришли весточки из армии от сына и дочери-медсестры.

В съёмной комнатке собралась поредевшая семья. Оплакали Ривку, двух сыновей, невестку с ребенком. Неожиданно одна из дочерей сказала:

- А разве у нас нет своего дома?

Эти слова вернули к жизни и придали сил Ицхаку, он вместе с тремя дочерями и внучкой двинулся в Винницу, на Масложиркомбинат.

При виде построенного собственными руками дома защемило сердце. Как прежде, у стены аккуратно сложена поленница; в бревно у забора небрежно воткнут топор. Ицхак вздохнул и толкнул покосившуюся калитку:

- Есть кто?

На крыльцо выплыла дебелая деваха в расшитой рубашке и сарафане.

- Тебе чего?

- Это мой дом!

Деваха на минуту застыла, будто ей почудилось что-то страшное, может быть, привидение, и истошно закричала, так что из ближайших домов выглянули соседи.

- Какой дом?! Ва-сяяя! Иди сюда!

Потом всё было, как в кино: из дома вальяжной походкой вышел молодой хмырь и угрожающе двинулся на нежданно прибывших.

Но в это самое мгновение у деда в руке оказался топор, решительно занесенный над головой для броска. Не мешкая, Вася перемахнул через забор и рванул куда глаза глядят. За ним, подобрав полы своего роскошного сарафана, еле поспевала деваха с ребенком.

Соседи молча аплодировали.

Эпилог.

Через несколько месяцев дед продал дом и уехал подальше.

Я сравниваю его с библейским Лоттом, который уцелел, когда рухнули Содом и Гоморра, но был неприкаянным на новом месте жительства.

Ицхак тоже не хотел жить под кривыми и хмурыми взглядами вновь обретенных соседей, до которых постепенно доходило, что в любой момент в их так легко обретённые дома тоже могут прийти восставшие из пепла хозяева.

А память и совесть, знаете ли, - субстанции беспокойные. 

Шур, Наталия
№210 Feb 2022