| |
В ТЕНЁТАХ СТРАСТИ НЕЖНОЙ
(ЗАПИСКИ БИБЛИОТЕКАРЯ)
В отделение скорой помощи городской больницы поступила женщина с тяжёлыми ожогами лица, шеи и груди, проникающими в лёгкие. Её лицо представляло собой одну сплошную кроваво-красную маску. Женщина тяжело дышала, вернее, хрипела. Она была ещё жива, но сознание её быстро угасало. Вокруг неё хлопотали врачи и медсёстры с капельницей, мазями и обезболивающими инъекциями. Из районного отделения полиции приехал следователь. Воспользовавшись тем, что женщина была в сознании, он попросил у дежурного врача разрешения задать ей вопрос, важный для раскрытия преступления. Врач разрешил, понимая, что женщину эту невозможно будет спасти и она, скорее всего, обречена. - Как всё произошло? Кто это сделал с вами и почему, за что? - спросил следователь. Женщина услышала его, открыла страшную щель обожженного рта и прохрипела: - Это он, он... - Кто, кто он? - следователь наклонился над ней, надеясь услышать имя или хотя бы приметы преступника. Но женщина больше ничего не смогла сказать и потеряла сознание. Через несколько часов она скончалась... Полученные ею ожоги лёгких были не совместимы с жизнью.
*** Как нынче говорят с осторожной политкорректностью, сорокалетняя Джойс Уильямс была афроамериканкой (или попросту чернокожей). Среди чернокожих женщин встречаются красавицы, но Джойс не была ни красивой, ни уродливой, ни слишком тёмной и ни цвета кофе - скорее светло-коричневой. Средний рост, непослушная копна вьющихся мелким бесом волос, с белой прядью ранней седины, которую она берегла и специально не закрашивала, так как кто-то из коллег мужского пола высказал мнение, что эта прядь придаёт ей кокетливой женственности и одновременно весомости, соответствующей её статусу и должности. А работала Джойс заведующей одним из филиалов Бруклинской публичной библиотеки. Не такая уж большая начальница, но всё же начальство, которое сотрудники, находившиеся в её подчинении, были обязаны не то, чтобы любить, но уважать и исполнять её просьбы и приказания. В общем, с карьерой у Джойс было всё в порядке: выше заведующей районной библиотеки она и не метила, так как не страдала излишней амбициозностью и должностью своей была вполне довольна. Но вот с личной жизнью у Джойс не сложилось. Ни в старших классах средней школы, ни в колледже, ни в Высшей школе, где она получила степень Магистра по информатике и библиотечному делу, ни среди коллег, ни среди друзей-приятелей. Правда, когда-то, в ранней молодости, у Джойс была одна быстротечная, вроде взаимная любовь, которая привела к потере девственности; на том дело и кончилось. В итоге Джойс долгие годы страдала от одиночества, мечтала завести семью, детей или хотя бы бой-френда, словом, обрести обычное женское счастье. Она усердно старалась понравиться мужскому полу: покупала модную одежду в магазине Мэйсис, нещадно "истязала" своё тело в спортзале, а свои кудри - у парикмахера, пытаясь их выпрямить и как-то подравнять и уложить. С молодыми и хорошенькими сотрудницами она была несколько строга, но, в общем, справедлива, так как характер имела невредный. А когда обращалась к мужчинам, становилась мягкой, как свежевыпеченный хлеб, не в меру улыбчивой и всё прощающей, словно хотела сказать: вот она я какая - милая, добрая и симпатичная, любите меня, я заслуживаю любви. Но, увы, ничего не помогало. Её будто заклинило на любовном невезении, пока однажды в библиотеке не появился новый сотрудник, тридцатипятилетний уборщик пуэрториканского происхождения, красавчик Хозе Санчес. Хозе был переведён в библиотеку к Джойс из соседней библиотеки, где в чём-то провинился. Злые языки поговаривали, что он попросту по-глупому проворовался на какой-то мелочи: тащил домой то ли туалетную бумагу, то ли моющие средства, и был пойман с поличным. В результате заработал плохую характеристику и его перевели в другую библиотеку с четырёхмесячным испытательным сроком. Выдержит - останется на городской работе со всеми причитающимися льготами и бенефитами, не выдержит - будет уволен. Получит "волчий билет". И попробуй тогда устройся на хорошую работу. Мало того, что Хозе был нечист на руку, он еще и славился дурным, взрывным характером. На работе вечно ссорился с сотрудниками, только что не дрался. А вне библиотеки распускал кулаки. Имел несколько приводов в полицию, но каждый раз его почему-то отпускали домой за отсутствием состава преступления. Почему драки сходили ему с рук? Очень просто: попав в полицейский участок, он умел улыбнуться белозубой улыбкой кому надо. Вот такой был "ласковый зверь". Другие злые языки добавляли, что перед переводом в библиотеку к Джойс он нагрубил начальству, когда оное распекало его за леность и халатное отношение к работе. Словом, Хозе был далеко не подарок, но уволить плохого работника, члена профсоюза, к тому же принадлежащего к этническому пуэрториканскому меньшинству, в нашем славном демократическом штате Нью-Йорк и городе Бруклине - дело сложное и тонкое, требующее осторожной многоступенчатой процедуры. Хозе всё это знал и, естественно, использовал либерально-демократическую структуру кадровой политики публичной библиотеки на всю катушку. К тому же, как мы уже отметили ранее, Хозе отличался весьма привлекательной внешностью, и многие женщины (как испаноязычные, так белые и чернокожие) падали жертвой его латиноамериканской красоты. Хозе щедро раздаривал свою любовь юным девам и зрелым дамам в свободное от работы (и не только) время, невзирая на то, что был давно и прочно женатым и отцом троих детей. Его жена, Тереза, работала клерком в одном из филиалов (семейственность была характерным явлением для такой удобной и щедрой кормушки, как Бруклинская библиотека), и, естественно, слухи о мужниной неверности быстро достигали её ушей. Первые годы Тереза переживала, возмущалась, устраивала мужу сцены ревности с истериками и битьем посуды. Сцены эти чаще всего заканчивались для неё фингалами под глазами и другими телесными повреждениями вплоть до сотрясения мозга, так как взрывной характер Хозе и его тяжелая рука проявляли себя по отношению к ревнивой жене без снисхождения. Тереза даже несколько раз заявляла на мужа в полицию, но потом смягчалась и забирала назад свои заявления. Всё же, видимо, она продолжала его любить - по принципу - любовь зла... К тому же они с мужем наплодили троих детей, которых трудно было поднимать на одну жалкую зарплату клерка. В общем, Тереза в итоге смирилась со своей нелегкой долей постоянно обманутой жены и больше не возникала, приняв горькую мораль разгульного мужа как безысходную данность, которая сводилась к краткому выводу: раз ты вышла за меня замуж, работай, веди домашнее хозяйство, расти детей и терпи. Принимай меня таким, какой я есть, ибо меняться я не собираюсь. А хочешь разводиться, пожалуйста, разводись, только весомые алименты ты с моей зарплаты уборщика не получишь и друга сердечного вряд ли найдёшь. Кому ты нужна-то с тремя детьми? Прежде чем Хозе появился в библиотеке Джойс, туда прибыли его документы с характеристикой, в которой чётко были изложены рабочие и личные качества уборщика (в основном - негатив) и цель его перевода - испытательный срок. "Ну, вот опять мне подсунули проблемного сотрудника! Как будто у меня исправительное учреждение, а не районная библиотека, которую я, кстати сказать, содержу в образцовом порядке", - с тоской подумала Джойс. Но такова была воля высшего начальства, решения которого, если ты хочешь быть на хорошем счету, не оспаривай, а выполняй, причем лучше, если это делается с готовностью и даже показным энтузиазмом. Джойс была опытной заведующей библиотекой и начальству не перечила. Получив характеристику и прочие бумаги Хозе, она вызвала к себе в кабинет свою помощницу и заместительницу китаянку Мэй Линь. В таком тонком и серьёзном деле, как прохождение испытательного срока младшим персоналом, требовалась поддержка умной и осторожной Мэй. - Ну, что скажешь, Мэй? Опять нам подсунули проблемного работничка для перевоспитания! Характеристика у него весьма скверная. Бездельник и грубиян. На вот, почитай! - и протянула Мэй документ. Рассудительная Мэй прочитала бумагу и пожала плечами: - Посмотрим! Может, не так страшен чёрт, как его малюют. А если у тебя возникнут с этим Санчесом проблемы, ты же знаешь, что можешь на меня всегда рассчитывать. Я тебя во всём поддержу. - Спасибо, Мэй. Я не первый год тебя знаю, поэтому с тобой делюсь. Мы же не только коллеги, но стали подругами. - И в подтверждение своих слов Джойс обняла Мэй.
*** Хозе перепугался не на шутку. Он понимал, что, если хочет сохранить городскую работу, на сей раз надо как-то перестроиться на более серьёзный лад. Лафа безделья и разгильдяйства закончилась. Хотя бы четыре месяца нужно продержаться, продемонстрировать рвение к работе и выполнять все указания будущей начальницы. По своим каналам он навёл справки о Джойс и узнал, что она одинокая, некрасивая, хоть и строгая, но не вредная и имеет очевидную слабину, а именно, мягкосердечие и симпатию к мужскому полу. "Вот за эту соломинку надо ухватиться... Посмотрим, разберёмся, мне не впервой...", - рассудил Хозе и пригладил маленькие усики а-ля Кларк Гейбл в фильме "Унесённые ветром". В свой первый рабочий день уборщик явился в библиотеку загодя, чистенький, свежевыбритый. Подровнял усы, даже патлы длинные укоротил в парикмахерской и слегка надушился недешёвым мужским одеколоном. Потратился для такого жизненно важного дела. Ключей от новой библиотеки и парковки у него пока не было, поэтому ему пришлось припарковать машину на улице и немного подождать перед дверью, пока придёт кто-либо из сотрудников. Где-то в полдесятого одна за другой стали подходить клерки и библиотекари. Хозе их встречал ослепительной улыбкой и радушным приветствием: "Доброе утро мисс! Я - Хозе Санчес, ваш новый уборщик". Женщины, очарованные его безукоризненной вежливостью и мужским обаянием, улыбались в ответ. Мэй показала ему его рабочую комнату-закуток и кухню, предложила выпить кофе или чаю, ознакомиться с библиотечным зданием и подождать Джойс для дальнейших указаний. Джойс приехала на работу перед самым ланчем, так как утром у неё было собрание в Центральной библиотеке, очередная обязательная говорильня. Она сразу прошла в свой кабинет, сняла пальто и села было за компьютер просмотреть электронную почту, как в дверь постучала Мэй и напомнила ей, что явился уборщик Хозе Санчес и ждёт её распоряжений. - Ах, да! Санчес. О Господи! Я совсем забыла. Эти бесконечные собрания вышибают меня из привычного ритма. Попроси его зайти ко мне в кабинет. Похоже, мой ланч откладывается на неопределённое время, - не успела сказать Джойс, как в дверях её кабинета возник Хозе - во всей своей почти голливудской мужественной красоте. Джойс была наслышана о его яркой внешности и любовных "подвигах", но видела Хозе впервые. И действительность превзошла её ожидания. "Уборщик! Да ему бы в Голливуде сниматься с такой внешностью! Какое несправедливое несоответствие внешнего облика и места в социуме!" - пронеслось в её голове. - Добрый день! Садитесь, мистер Санчес! Поговорим. - Спасибо, мисс Уильямс! К чему такие формальности? Называйте меня Хозе. На прежнем месте меня все называли просто по имени. - Хорошо, Хозе, если вам так будет угодно. Но меня, пожалуйста, называйте мисс Уильямс. Я не терплю фамильярности. - Конечно, мисс Уильямс! Я даже и подумать не смел назвать вас Джойс. И правда. Кто вы и кто я? - вроде бы нарочито почтительно, даже угодливо, пробормотал Хозе и скромно опустил глаза долу, но Джойс показалось, что в его словах прозвучала некая насмешка с долей издёвки. "Ну, погоди у меня, несостоявшаяся голливудская звезда, любвеобильный кобель! Тебе придётся усмирить свой нрав и хорошенько здесь поработать, чтобы остаться в библиотечной системе!" - злорадно подумала Джойс. - У вас было два часа до моего прихода. Надеюсь, вы успели познакомиться с сотрудниками и осмотреть библиотеку? - строго спросила заведующая. - Конечно, я со всеми перезнакомился и даже уже приступил к работе. Опорожнил корзины для мусора, частично протёр полки с книгами в детской комнате и вымыл пол в кухне, чтобы вам приятно было там находиться. Также проверил запасы моющих средств, салфеток... ну, словом, хозяйственных принадлежностей и, так сказать, орудий производства. - Что же, очень похвально для начала, Хозе. Вот ваша связка ключей. Они все под номерами. Список висит у меня в кабинете и в вашей рабочей комнате. У вас есть ко мне какие-то вопросы? - Да нет, мисс Уильямс. Всё путём. Я же не новичок, - уверенно сказал Хозе и подарил Джойс свою ослепительную улыбку. "Он всем так улыбается, прохиндей, сердцеед, или только некоторым избранным?" - подумала Джойс и неожиданно ощутила приятное тепло в груди. - Ну ладно, если вопросов нет, продолжайте работать, - сказала она и, не глядя больше на уборщика, уставилась в компьютер. Джойс хотела и дальше просматривать электронную почту, но не могла сосредоточиться. Обольстительная, нагловатая улыбка Хозе, словно наваждение, поселилась в её голове, и упорно не желала исчезать. "Черт возьми! Совсем не могу работать. Пойду лучше на кухню, достану из холодильника остатки вчерашнего ланча и поем. Хороший ланч расслабляет и успокаивает нервы", - решила Джойс.
*** "А Джойс - совсем не такая уродина, как мне говорили. Молодо выглядит, стройная, подтянутая, длинноногая, ухоженная... и лицо - как лицо обычной чернокожей женщины. Глаза, даже можно сказать, красивые и печальные. Одинокая, недолюбленная. Попробую, так сказать, долюбить, - размышлял Хозе, - если она, конечно, не будет против. Интересно, какова она в постели? Тут действовать надо постепенно и осторожно. Иначе всё испорчу и, как пить дать, вылечу с работы". Хозе вернулся домой в необычно хорошем настроении, насвистывая песенку из популярного кинофильма. Он даже обнял и чмокнул в щёчку жену, погладил детей по голове и спросил у старшего сына, как дела в школе, что случалось крайне редко. Обычно, вернувшись из библиотеки, Хозе обедал, выпивал пива и, не обращая внимания на жену и детей, вперивался в телевизор до вечера, переключая с одного спортивного канала на другой. Кроме спортивных новостей его мало что интересовало, разве что детективные фильмы. Спать он ложился рано, в девять часов, так как надо было утром встать ни свет ни заря, чтобы к шести часам утра успеть на работу. - Ты сегодня такой добрый, прямо любящий муж и отец! Что случилось? Не иначе, новая начальница тебя похвалила? - удивилась Тереза. - Ещё не похвалила, но скоро похвалит, - многозначительно ответил Хозе. - Уж я постараюсь... - Ну-ну! Смотри не перестарайся! - ехидно заметила жена, догадываясь о его планах. - Умолкни-и-и, женщина-а-а! - как-то лениво-протяжно и отнюдь не грубо произнёс Хозе вроде бы грубые слова. Ничто не могло испортить его мирный настрой.
*** Джойс вернулась с работы в мрачном настроении, даже ужинать не стала, разделась и сразу бухнулась в постель. Она жила одна в небольшой кооперативной квартире, которую уже почти выплатила. Квартирка была небогато, но уютно обставлена. Джойс была помешана на чистоте, всё сияло и сверкало, как в хирургическом кабинете. Полный "церковный" порядок свидетельствовал об отсутствии детей и мужа, которые бы привнесли немного животворного хаоса в это почти стерильное жилище. Джойс включила телевизор и рассеянно просмотрела очередную серию любовной мелодрамы. Хэппи энд фильма нагнал на неё ещё большую тоску, напомнив ей, что у неё-то в жизни нет никакой любовной истории: ни драмы, ни мелодрамы, и на горизонте пока ничего не видно. В одиннадцать часов она выключила свет и уснула беспокойным сном. Под утро ей приснился улыбающийся Хозе. Он пытался её обнять и поцеловать. Она во сне отшатнулась и тут же пробудилась, подумав: "Снится всякая чушь! Только объятий простого красавчика-уборщика мне, интеллигентной, образованной женщине, и не хватало!" Джойс родилась на острове Ямайка в обеспеченной семье врача, приехала в Штаты получить высшее образование да так и осталась в Бруклине. Она причисляла себя к чернокожей аристократии и задирала нос перед простыми американскими черными, а также пуэрториканцами, мексиканцами и прочими латинос, наводнившими Америку. Сама не зная почему, Джойс в это утро долго выбирала, что бы такое новое и привлекательное надеть. Отбросив бизнес костюмы, она остановилась на недавно приобретённом модном платье цвета морской волны, с более глубоким вырезом, чем носила обычно, и длиной слегка выше колена. "Я ведь ещё не старая и у меня красивые ноги и грудь. Почему я должна их всё время драпировать?" Вымыла голову, накрутила непослушные кудри на крупные бигуди, высушила их феном, создавая в домашних условиях подобие аккуратно-стильной причёски. Минут пятнадцать возилась с лицом, покрывая его неброским слоем косметики, даже по-негритянски полные губы слегка подкрасила, ведь нынче такие губы в тренде и многие белые женщины их специально накачивают ботоксом и разными другими "инъекциями молодости и красоты". В итоге Джойс внимательно осмотрела себя в зеркале и осталась собой весьма довольна. "А я ещё вполне, вполне! Не красавица, но молодая и привлекательная афроамериканка! Еще не поздно, может, и на мою долю найдётся приятный и достойный мужчина..." На работу она приехала на час раньше обычного, с намерением (пока остальные сотрудники не явились со своими просьбами и проблемами) спокойно просмотреть электронную почту и ответить на запросы и приказы высшего начальства. Когда Джойс открыла ключом дверь и проследовала к своему кабинету, откуда-то сверху со второго этажа, через перила лестницы до неё донеслось дружелюбное и несколько бесцеремонное приветствие Хозе: - Доброе утро, мисс Уильямс! Вы сегодня классно выглядите! Хоть в кино снимай в главной роли! - Доброе утро, Хозе! - ответила она суховато-вежливо, однако при этом покраснела. Хотела резко добавить, что не нуждается в его комплиментах, но почему-то промолчала. В кабинете Джойс, снова глянув в зеркало и пригладив волосы, села к компьютеру и принялась просматривать электронную почту и сортировать её по принципу важности и неотложности ответов. Где-то через полчаса в дверь её кабинета постучали. - Войдите! - нервно отреагировала она, подумала: - Ну вот, с самого утра не дают работать. - Извините за беспокойство, мисс Уильямс! - Я вот хочу вас угостить домашним яблочным пирогом с корицей. Моя жена вчера вечером испекла. Ну, когда вы пойдете на брейк пить кофе. Очень вкусный пирог получился. Попробуйте! - Хозе протянул Джойс пирог, завернутый в фольгу. Джойс слегка растерялась, но пирог всё же взяла, положила на стол: - Спасибо, Хозе! Обязательно попробую. Но мне ещё рано на брейк. Надо кое-что доделать. - Понимаю! Извините ещё раз за беспокойство! - сказал Хозе, улыбнулся, словно обжёг Джойс своей улыбкой, удалился и бесшумно, вежливо закрыл за собой дверь. "А он совсем не похож на грубияна и нахала, каким мне его охарактеризовали. Вежливый и доброжелательный. Если будет нормально работать, дам ему удовлетворительную характеристику", - решила Джойс. В полдесятого в библиотеку стали приходить сотрудники, а Джойс пошла на кухню на брейк. Отметила, что Хозе уже успел сварить кофе. И кофе получился первоклассный, видимо, уборщик не поскупился, купил на свои деньги отменный сорт кофейных зёрен, смолол их в кофемолке и умело, по-шефповарски его сварил. Пирог действительно оказался отменным, и Джойс с удовольствием уплела целых два куска, отметив про себя, что она так мастерски печь не умеет. И не удивительно. Для кого печь-то! Ведь у неё нет семьи, никого, никого здесь нет! Родители, сёстры, братья и племянники - все остались на Ямайке. Целый день Хозе трудился, как говорится, в поте лица, и больше они с Джойс не пересекались. А на следующее утро Джойс снова приехала на работу раньше обычного и неожиданно для себя согласилась выпить кофе вместе с Хозе. Они сидели на кухне вдвоём и говорили обо всём и ни о чём. Не как начальница с подчинённым, а как хорошие знакомые, даже старинные друзья. Хозе подливал Джойс кофе и угощал её каким-то особым пуэрториканским печеньем. Печенье таяло во рту, и Джойс тоже постепенно таяла... Она теперь почти каждый день приходила на работу раньше обычного. Это вошло в привычку. И Хозе со своей ласковой и одновременно обжигающей улыбкой тоже становился её привычкой. Джойс понимала, что надо прекратить эти ранние приходы на работу и кофебрейки с Хозе. Что она попадает, уже попала, под силу его мужского обаяния и это становится даже опасным для её эмоционального настроя и репутации, что она катится в пропасть. Понимать-то понимала, но ничего не могла с собой поделать, и утренние кофебрейки продолжались. В один из таких дней, когда они сидели за столом, пили кофе и болтали, Хозе взял её за руку и поднёс к губам. Нежно поцеловал, и Джойс не отдёрнула руку. - Какая нежная у тебя ручка, прямо господская, Джойс. Да, ты не знаешь чёрной работы. Всё книги, да книги и компьютер, - сказал Хозе и увлёк Джойс на диванчик, на котором отдыхали сотрудники во время брейков и перерыва на ланч... Джойс не заметила, что он больше не называет её мисс Уильямс, не противилась, как под гипнозом позволила Хозе поцеловать её сначала в губы, потом в шею, потом расстегнуть пуговицы блузки и поцеловать в грудь. - И грудь у тебя нежная, девичья, не растянутая кормлением. Ты мне очень нравишься. Понравилась с самого первого дня. Ничего не могу с собой поделать, всё время думаю о тебе. А я тебе нравлюсь? - шептал Хозе и продолжал ласкать её грудь. - Не спрашивай! Лучше не спрашивай! - бормотала Джойс и блаженствовала от умелых ласк Хозе. У неё кружилась голова, и она не помнила, как Хозе ловко и бережно уложил её на диванчик, задрал подол платья, сорвал трусики, а потом... Потом свершилось то, что должно было свершиться. Хозе был не только сердцеедом, но и умелым любовником, что называется собаку съел в любовных утехах. Недаром многие женщины пали жертвой его познаний в науке страсти нежной. - Ты вся дрожишь, Джойс. Тебе понравилось? Тебе было хорошо? - спросил Хозе, лихо заправляя форменную рубашку в брюки и застёгивая ремень. - Да! Очень! - призналась Джойс, одёргивая платье и поправляя причёску. - Значит, завтра можем всё повторить, если ты не против. А ты ведь не против? - Нет! То есть да! Я совсем запуталась, - сказала Джойс и добавила, - твоя победа была лёгкой, и теперь ты перестанешь меня уважать как начальницу. А я, я... Просто у меня давно никого не было, и я поддалась искушению. - У неё слёзы были на глазах. Слёзы стыда, отчаяния, наслаждения? - Ну вот, ты совсем рассиропилась. Так, Джойс, всё, кончай эти женские штучки! Я этого не люблю. Я же сказал, что ты мне очень нравишься. Сейчас сюда люди придут. Иди к себе в кабинет. Значит, завтра здесь, в то же время. - Хозе почувствовал себя хозяином положения, и тон его сразу изменился - из уважительно-нежного перешёл на любовно панибратски-покровительственный. - Хорошо! - покорно согласилась Джойс и пошла к себе в кабинет. Она заперла дверь изнутри, села в рабочее кресло, расслабилась, закрыла глаза и подумала о том, что всё было хорошо, ну и ладно. Будь что будет! И лучше об этом больше не думать. После своего грехопадения Джойс большую часть дня провела в кабинете, избегая встречаться взглядами с сотрудниками и с Хозе. Но ей пришлось всё-таки выйти к людям, и всевидящая Мэй сразу поняла, что с Джойс что-то произошло, что она в этот день какая-то необычно тихая, затаённая, то ли заболела, то ли чем-то встревожена. - Что с тобой? Ты плохо себя чувствуешь? Заболела? Может, поедешь домой? - допытывалась Мэй. - Тебе показалось. Со мной всё в порядке. Просто не выспалась, и... много работы. Выпью кофе, и всё пройдёт. Мэй! Можешь сделать мне одолжение? Принеси, пожалуйста, кофе сюда в кабинет. - Да, конечно! Я сейчас, - сказала Мэй, удивилась, но выполнила просьбу своей начальницы и подруги. До этого дня Джойс всегда пила кофе на кухне, общаясь с коллегами.
*** На следующий день, Джойс, как влюблённая девчонка, прилетела в библиотеку в полдевятого, и секс с Хозе повторился с ещё большим жаром и пылом, так как она вошла во вкус. Они встречались по утрам несколько раз в неделю. Каждый раз Джойс умирала от неожиданного женского счастья и, воскреснув, приступала к работе. Опьянённая любовью, она всё же понимала, что надо прекратить эту связь, что Хозе её сотрудник, к тому же подчинённый, что он женат, что эта аморальная страсть не делает ей чести и что, скорее всего, он её не любит, а просто откровенно использует для получения хорошей характеристики. Однако оборвать этот так называемый служебный роман была не в силах. Хозе открыл для Джойс тайны её женского тела, заворожил, и она стала послушным секс-предметом в его опытных руках ловеласа. Джойс с ужасом считала недели и дни, оставшиеся до подведения письменных итогов его работы в библиотеке: два месяца, месяц, неделя и... Как только она напишет ему положительную характеристику, он её, Джойс, конечно, сразу бросит, и тайным свиданиям придёт конец. Всё было шито-крыто. Сотрудники ни о чём не догадывались. Только Мэй случайно застала Джойс и Хозе "на месте преступления", когда пришла на работу в неурочное время. Умная Мэй сказала "sorry!", сразу ретировалась и впоследствии никак не отреагировала на открывшуюся перед ней любовную сцену. Только иногда она бросала на свою начальницу сочувствующие взгляды, в которых красноречиво звучали вопрос и упрёк: "Зачем ты с ним связалась, с этим быдлом? Ничего хорошего из этого не выйдет. Ты симпатичная, образованная, умная и сама всё прекрасно понимаешь". Джойс знала, что её преданная помощница будет держать язык за зубами. О Хозе они не говорили. Все сроки прошли, Хозе занервничал: - Джойс, дорогая, когда ты собираешься дать мне характеристику? Я ведь заслужил хорошую характеристику. Правда? - лукаво спрашивал он. - Не волнуйся! Вот на днях сяду и напишу, - отвечала она. Это "на днях" продолжалось неделю. Хозе злился. Несколько раз отказывал ей в любовных утехах под предлогом занятости. Джойс не могла уже больше тянуть время и вместе с супервайзером из Центральной библиотеки наконец написала нужную бумагу, прямо-таки хвалебный отзыв о работе и личных качествах своего любовника. Итак, испытательный срок был успешно пройден. Хозе получил то, что хотел, и без особых церемоний сказал Джойс, что не может так часто с ней заниматься сексом, так как сотрудники уже их, наверное, подозревают в любовной связи и слух дойдёт до жены. Они стали встречаться уже только раз в неделю, а потом Хозе и вовсе прекратил свидания с Джойс, ссылаясь на то, что будто бы уже всё стало известно его жене и она устроила ему семейный скандал. А он не хочет разрушать свою семью. - Но я не могу без тебя! Давай встречаться после работы, у меня дома, - умоляла она его. - Ничего не получится - ни после работы, ни у тебя дома! После работы я должен ехать к себе домой, пообедать и рано лечь спать. Ты забыла, что я встаю в пять утра? Всё, поиграли в любовь и точка! Надо уметь вовремя закруглиться! Хозе был непреклонен. А Джойс, словно под наркотиком, продолжала его преследовать, писала ему ласковые записки, назначала встречи, звонила на мобильный и даже на домашний телефон. Несколько раз Джойс нарывалась на Терезу и молчала в трубку. Хозе был в бешенстве от её назойливых домогательств, не знал, как избавиться от надоевшей ему женщины и подал прошение о переводе в другую библиотеку. Прошение приняли и, как обычно, положили под сукно. Нужно было ждать. А Джойс не унималась. В неё словно любовный бес вселился. Она по-прежнему приходила рано на работу и бегала за Хозе, как преданная собачонка. Хозе окончательно потерял терпение и в выражениях больше не стеснялся. Попросту хамил. Слово "дорогая" заменил на более крепкое... - Я же просил оставить меня в покое. Отвяжись, сука! Господи, как ты мне надоела! Ты меня доведёшь до... Я, я... ты пожалеешь, что на свет родилась! - Ну прости, прости меня! Я не могу без тебя. Пожалуйста, не бросай меня! - Джойс бухнулась на колени. Она впала в транс и не соображала, что делала. У Хозе была в руках банка с соляной кислотой, которую он использовал для прочистки засорившейся канализации. Злобная гримаса перекосила его красивое лицо. Мгновение - и он плеснул кислотой в лицо Джойс. Она застонала и повалилась на пол... Хозе, с ужасом осознав содеянное, схватился за голову, выбежал из библиотеки, закрыл дверь на ключ, сел в машину и уехал. Сначала в банк, где опустошил общий с Терезой счёт, а потом скрылся в неизвестном направлении. Растворился в огромной стране. Никто, даже Тереза, не знал, где он прячется. В полдесятого в библиотеку приехала Мэй и нашла Джойс на полу. Сколько времени она так пролежала, никто не знал. Мэй позвонила в "скорую", которая приехала незамедлительно, но время было упущено... Видимо, слишком долго облитая кислотой Джойс находилась без медицинской помощи. "Бедная, бедная моя Джойс! Зачем ты, глупая, связалась с этим ублюдком?" - подумала Мэй и заплакала.
*** Джойс умерла в тот же день. Хозе так и не нашли. Предполагали, что он под другим именем улетел в Пуэрто-Рико или в Мексику. Мэй получила повышение и стала руководить этой библиотекой. Прислали нового уборщика, на сей раз пожилого чернокожего, без проблем. О том, что произошло с Джойс, поговорили, посудачили, поохали и, как водится, перестали. Жизнь продолжается, даже если рядом совершилось страшное злодеяние. Теперь Мэй сидит в кабинете Джойс. Перед ней на столе стоит портрет покойной начальницы-подруги. У Мэй много работы. Она целый день крутится, как белка в колесе. Не так-то легко руководить районной библиотекой. Иногда во время брейка Мэй запирается в своём кабинете, смотрит на портрет Джойс, плачет, вздыхает и задаёт портрету всё тот же вопрос: "Зачем?"
|
|
