Сегодня 9 мая. Все родственники как всегда съедутся к нему в деревню. Некоторых раз в год только и видит. Жена суетится на кухне уже два дня. Холодец наварила, булок настряпала. Малышня обязательно побежит на речку, блага вода спала, но мостика их любимого ещё не видать. Взрослые рассядутся вокруг большого стола на солнечной веранде, будут пить, есть, закусывать, расспрашивать, песни петь. Только бы не расплакаться снова. Никто ведь его не понимает. Смотрят изумлёнными, а то и возмущёнными глазами: чего это все радуются, веселятся, а он - единственный из всей многочисленной родни с войны возвратившийся, плачет. Как можно? Старик, одним словом. Сентиментальный, беспомощный старик. Своих детей нет, не нажил. Жена моложе на 15 лет, тоже одинокая, из детдома. Всех родственников родная младшая сестра, неугомонная, вокруг себя сплачивает и объединяет. А ему давно хочется только покоя и тишины. Никогда не осмелится всей правды о войне рассказать. Той, о которой газеты не напишут. При его жизни, по крайней мере. Как командиры своих расстреливали, как в бессмысленные атаки посылали на верную смерть, порой без оружия и боеприпасов, лишь бы приказ выполнить. Он - выжил, потому что танкист. И взяли в 43-ем, на сломе войны. Отец ушёл в 41-ом и погиб почти сразу, как дядя и старшие братья, как все, кто не был ранен в первые месяцы войны и тем спасён, отсрочен. А он через всю Европу прошёл, в боях за Берлин сражался, есть что рассказать. Ребята на стенах Рейхстага фамилии свои, победные росписи начёркивали, а он тогда впервые расплакался, слёз не стесняясь, беспомощно, страдальчески, навзрыд, как девчонка, как баба бестолковая. И наплевать было на историческую значимость момента. Потому что друга единственного накануне потерял, и удар этот был пострашнее любого проигранного боя. Это как потерять часть себя. Сколько раз шептались с ним и делились неизбежным, мыслями молодости шальной, молодости не видавшей, не целованные оба. Сколько раз друг другу клялись. Шутка ли, в 17 лет попасть на фронт. Видеть войну, бои бесконечные сквозь узкую прорезь стального окошка. Быть в броне. А сейчас - беззащитный. Три поколения придёт. Конечно, он рад. Но только бы не расплакаться. Опять будут приставать: расскажи, да расскажи. И опять не выдержу, сдамся. И опять зависнет пауза неловкая на несколько минут, а потом кто-то затянет песню, её подхватят другие. А он уйдёт в свою комнату или выпьет водки за единственного друга, остающегося вечно молодым, улыбающимся и простившим его за то, что ни смотря ни на что, и вопреки всему жизнь всё равно продолжается.