ПОЧЁМ ПОЧЁТ?
Раздался звонок, и телефон высветил незнакомый, неестественно длинный номер. Я присмотрелся. Номер начинался с цифры 7, и я понял, что звонят из России. Когда-то я там жил, но уехал так давно, что уже десятки лет назад исчезли последние связи с той страной. Не осталось, ни родственников, ни друзей, ни просто знакомых. Звонить оттуда было некому. Поэтому я взял трубку с крайней осторожностью, двумя пальцами, и сдавленно произнёс, на всякий случай, по-английски: - How can I help you? - Алё, это Америка?! - прокричала трубка. - Америка, - признался я. - Здравствуйте, Яков Зиновьевич! - радостно завопила трубка. - Узнаёте? Имя было названо моё, поэтому отпираться было бы глупо. Я сказал: - Как же, как же, конечно. Хотя, честно говоря... - Это Макдональд Иванович Откатов, - сказал человек в трубке. - Генеральный директор Промтрамтраха. Мы с вами вместе работали. Помните? - М-м...Не очень. - Правильно, - согласился мой абонент. - Вы не можете помнить, потому что тогда наш институт назывался не Промтрамтрах, а Трахтрампром. - Это другое дело, - признался я. - Институт помню. Но ваше имя, право... - Ничего, - великодушно разрешил Откатов. - Зато я вас хорошо помню. - Простите, сколько вам лет? - В сентябре будет сорок шесть. - Понятно, - сказал я. - Когда я уволился с работы и уехал из Советского Союза, вы ещё не родились. Вы были зародышем. Вашей маме оставалось три месяца до родов. - Что вы говорите! - удивился мой собеседник. - Вы так близко знали мою маму? - Нет, нет, - заверил я. - Не имел чести. Тем более близко. - Значит, с вами лично я не работал, - согласился Зародыш. - Но много о вас слышал. И звоню по делу. Далее он рассказал, что у них принято решение издать энциклопедию Промтрамтраха, которая увековечит героическую историю института и имена его выдающихся специалистов. Энциклопедия должна выйти к знаменательной дате - 84-летию со дня основания института, который был создан в 1937 году на базе технического отдела главка и полностью укомплектован новыми кадрами. - А куда делись старые кадры? - спросил я. - Этого никто не знает. Куда надо, туда и делись, - неохотно отвечал Зародыш и поспешил перейти к делу. Мне, как одному из наиболее выдающихся в истории Промтрамтраха специалистов, предлагалось написать свою биографию и представить её господину Откатову вместе с фотографией хорошего качества. Биография, разъяснил он, должна быть написана в третьем лице через два интервала и начинаться с того, когда, где и в какой семье я родился. На фотографии я должен смотреть прямо и не улыбаться. - Тут может быть проблема, - заметил я. - У нас принято на фотографиях улыбаться. - Ничего, это мы подправим, - успокоил меня Зародыш. - Главное - смотреть прямо. Вопросы есть? Я немного помялся и сказал: - Макдональд Иванович, уверяю вас, я что питаю глубокое уважение к вашему, то есть, извините, к нашему Пром... - Трамтраху, - подсказал Зародыш. - Именно. К нему самому. Но у меня к вам просьба: пожалуйста, не включайте меня в вашу энциклопедию. Я человек неприметный, уже сорок шесть лет не живу в вашей стране и не работаю в этом... Пром... - Трамтрахе, - снова подсказал Зародыш. - Именно, в нем самом. Там меня никто не знает. Поэтому... - Вас все знают и любят, - оборвал меня строгий Зародыш. - Вам оказывают особый почёт. Вашу кандидатуру утвердила комиссия. Так что, приступайте к биографии. Всего хорошего. Я вздохнул и покорился. Два дня я потел над своей нехитрой биографией. С датой и местом рождения всё было понятно. Но вопрос о том, в какой семье я родился, загнал меня в тупик. Помучавшись, я написал, что родился в интеллигентной еврейской семье, в надежде, что мои покойные родители не возражали бы против такого признания. Закончив, я перечитал своё творение, остался им доволен и отправил его назойливому зародышу Откатову вместе с фотографией, на которой я был изображён на фоне Нью-Йоркской гавани со статуей Свободы на заднем плане. После чего я вздохнул и забыл про Откатова с его энциклопедией. Но спустя две недели о них пришлось вспомнить. Я получил электронное послание, в котором Откатов просил прочитать мою исправленную биографию и позвонить ему. Прилагались биография и фотография. Надо признать, что фотография была обработана мастерски. Я, как и раньше, смотрел в объектив, но уже не улыбался, а наоборот выражал мрачную обречённость. Статуя Свободы исчезла вместе с гаванью; на их месте высились небоскрёбы какого-то незнакомого города, и над ними реяло полотнище с крупной надписью "Слава". Моя биография, которую я так мучительно создавал, была написана заново. Язык этого сочинения выглядел, как русский, но был мне не понятен. Вчитавшись, я начал догадываться, что выражение "беззаветно трудился" использовалось вместо слова "работал", а "осуществлял выполнение проектирования" подразумевало "проектировал". Было также сказано, что я неоднократно награждался призами, почётными грамотами и знаками отличия, хотя ничего подобного со мной никогда не случалось. Возле фразы о моём происхождении стояли три красных вопросительных знака. Как просил Откатов, я позвонил ему в Россию. Услышав и узнав меня, он радостно закричал: - Привет, Зиновьич! Биография у тебя, прямо скажем, героическая! Готовься стать знаменитостью. Надо только решить проблему с твоим происхождением. Понимаешь, так, как ты написал, у нас не принято. Комиссия не пропустит. Есть определённые слова, которых рекомендуется избегать... - Понимаю, - сказал я. - С этой рекомендацией я почти полжизни избегал того самого слова. Тогда напишите так: "Родился в семье безродных космополитов". - Я не знаю, что это такое, но звучит красиво, - сказал Откатов. - Боюсь, комиссия не пропустит. - Хорошо. А зачем вы написали, что я награждался какими-то призами и знаками отличия? - А что в этом плохого? - Это неправда. Никто меня никогда не награждал. - Не может быть! - поразился Откатов. - Так всю жизнь без наград и живёшь? Ну, это мы в два счёта исправим. Почётная грамота устроит? Завтра пошлём две: "За выдающиеся заслуги" и "За выдающиеся достижения". - Спасибо. А зачем вы на моей фотографии написали "Слава", когда я никакой не Слава, а Яша? - Погоди, дай глянуть - сказал Откатов. - Ага, вижу. Это они по ошибке взяли задний фон со старой фотографии. Там написано "Слава КПСС". Они КПСС стёрли, а Славу забыли. Это мы исправим. Всё у тебя? Я замолчал. Мне стало грустно, и я не мог придумать, как отделаться от моего назойливого абонента с его энциклопедией. Словно почувствовав это, Откатов сказал: - Не горюй, Зиновьич, всё будет, как надо. Давай обсудим последнюю деталь. За то, чтобы поместить твою биографию в нашу энциклопедию, с тебя причитается десять тысяч баксов. По-вашему - долларов. Учти, что вообще это стоит гораздо больше, но для тебя мы делаем скидку. Понятно? - Не очень. Это что, шутка? - Шутить с тобой мне некогда. Нам не до шуток. У нас бюджет трещит по швам. Когда пришлешь деньги? - Если всерьёз, то никогда. - Тебе что, жалко для родного Пром... - Трамтраха, - подсказал я. - Для него ничего не жалко. Но денег не дам. - Ну что вы за народ такой, - с горькой укоризной сказал Откатов. - Только о деньгах и думаете. - Вы - это кто? - Кто-кто... да все вы. Мы тебе такую биографию отгрохали! Прославили на весь Промтрамтрах. А ты всё - деньги, деньги. В общем, так. На следующей неделе к вам в Америку поедет наш внештатный сотрудник Коля Кукуев. Он с нами по контракту работает. Он тебе позвонит и зайдёт. Вот с ним и передашь, как договорились. - Да мы, вроде, не догова... - Твою кандидатуру комиссия утвердила, - с возмущением перебил Откатов. - Так что, не выпендривайся, Зиновьич. Приготовь десять тысяч наличкой в крупных купюрах, мы по-другому не принимаем, и жди звонка. И не шути с Колей. Он человек нервный, шуток не понимает. Пока. Распрощавшись с Откатовым, я загрустил. Упоминание о нервном Коле наводило на мысль о бренности жизни, которая висит на ниточке и может оборваться в любой момент. Мне хотелось оттянуть этот неприятный момент насколько возможно. После мучительных размышлений я сел за компьютер, сосредоточился и cочинил такое душераздирающее письмо: "Уважаемый гр. Откатов! Нам стало известно, что вы вступили в контакт с американским подданным по имени Яков Зиновьевич и собираетесь включить его биографию в энциклопедию Промтрамтраха. Считаю необходимым поставить вас в известность, что гр. Я.З., живя в Советском Союзе и работая в вашем институте, был завербован иностранной разведкой. Он уехал в Америку под видом эмигранта, боясь разоблачения. Проживая за океаном, гр. Я.З. продолжает работать на ЦРУ, ФБР и сионистские организации Джойнт, Хиас, Бнай Брит и Джуиш Комьюнити Центр. Общение с ним может повредить вашему институту и вам лично. Учитывая чрезвычайную секретность этого письма, имени своего назвать не могу". Я послал письмо по электронной почте, специально создав ради него новый адрес фиктивным именем. Но этого мне показалось мало. Я позвонил в телефонную компанию и попросил поменять мой номер телефона на новый, unlisted номер, то есть такой, который невозможно найти ни в каких справочниках или телефонных книгах. После этого я успокоился. Угроза миновала. Я перехитрил Откатова и теперь заслуженно гордился своей изобретательностью. Увы, у всякой гордости есть срок годности. Моя гордость согревала душу всего два дня. На третий день раздался звонок, и мой секретный телефон высветил ненавистный длинный номер, который начинался с цифры семь. Скрываться далее было бесполезно. - Привет, Зиновьич! - сказал Откатов. - Что же ты, поменял номер телефона, а мне не сообщил. Ты от меня прячешься, что ли? - Нет, нет, что вы, что вы! - ответил я помертвевшими губами. - Как раз собирался вам позвонить. - Я тут кое-какую информацию про тебя получил, - продолжал Откатов. - Ты, Зиновьич, оказывается, не прост, настоящая знаменитость. Прямо чистый Зорге. Теперь мы тебя на самое видное место в энциклопедии водрузим. Героем будешь! Ну, конечно, за это платить надо. Десятью тысячами уже не отделаешься. Готовь двадцать. Как договорились, наличными, в крупных купюрах. - С какой стати... - жалобно возмутился я, но Откатов меня оборвал. - Через три дня к тебе придёт Голландец. Не вздумай с ним торговаться. - Какой ещё Голландец? - Коля Кукуев, наш внештатный сотрудник. Его среди своих зовут Кукуй Голландский. Я тебе говорил о нём. Отдай ему двадцать штук в конверте и смотри, не раздражай его. Побереги здоровье. Пока. Это уже звучало, как прямая угроза. Потея от страха, я нашёл телефон местного отделения ФБР и позвонил. - Имею важное секретное сообщение, - сдавленно доложил я. Спустя полчаса у меня появился вежливый белобрысый джентльмен в тёмном костюме и при галстуке. Я увёл его в спальню, закрыл дверь и вполголоса во всех деталях обрисовал угрожающую ситуацию, в которой я оказался. - Вы знаете имя человека, который должен прийти за деньгами? - спросил белобрысый, вникнув в детали дела. - Знаю. Николай Кукуев. - А, Колька Голландец! - неожиданно обрадовался мой собеседник. - Это известный человек. Рецидивист, наёмный убийца. Он много раз был в Америке. Я почувствовал холодный, ползучий, ужас. Мой белобрысый защитник замолк и в его взгляде появилось что-то странное, похожее то ли на жалость, то ли на траур. - Боюсь, что мы ничем не сможем вам помочь, - наконец, сказал он со вздохом. Мы не можем его арестовать; у нас нет улик. Вот когда он вас убьёт или, хотя бы, искалечит, тогда другое дело. Так что, потерпите немного. И держите нас в курсе дела. - Каким образом? Позвонить вам, когда он меня убьёт? Мой спаситель задумался. - Да, пожалуй, это, будет трудно сделать. Позвоните, если он вас искалечит. И не теряйте присутствия духа. - Спасибо. Похоже, что мне уже нечего терять, кроме присутствия духа. - Ещё один совет, - сказал мой ангел-хранитель. - Не связывайтесь с Голландцем. Отдайте ему двадцать тысяч и скажите спасибо, что не просит сорок. Если у вас нет этих денег, возьмите взаймы. У вас хороший дом, и вам под него любой банк даст эту сумму. И тогда ваша счастливая жизнь будет продолжаться. И у вас будет время расплатиться с банком. - Вы правы, - с трудом выговорил я. - Конечно, почёт Промтрамтраха того стоят. За почёт надо платить. - Правильно. За жизнь тоже, - сказал мой спаситель Он раскланялся, а я надел костюм, повязал галстук и поехал в банк просить денег взаймы. Какой идиот сказал, что не в деньгах счастье?
|