C женщиной легко оказаться в раю, но и дорогу

в ад она тоже укажет без особых затруднений.

В яхт-клуб я вступил исключительно по шкурным соображениям, а вовсе не в угоду желанию пощекотать тщеславие. Да и сомнительная перспектива лицезреть вымпел, развевающийся на носовом флагштоке моей яхты, с загадочной для непосвященных эмблемой тоже не представлялась мне одной из граней престижного образа жизни. Вот уж ерунда какая... Склонность к самолюбованию у меня, слава Богу, отсутствует начисто. Просто подвернулась удобная возможность арендовать причал и тем самым наконец решить проблему, с которой пришлось внезапно столкнуться. Все дело в том, что членство в яхт-клубе гарантировало стоянку, а ее, по правде говоря, я уже отчаялся отыскать в ближайшей марине. Оно и неудивительно. Марина чуть ли не в центре города. И какого! В Калифорнии немало славных и заповедных уголков, но лишь Лос-Анджелес по-особенному заслуживает внимания. Не оттого ли этот город привлекает к себе и бизнесменов, и авантюристов, и людей просто амбициозных? Ведь такое впечатление, что здесь доллары, как манна небесная, валятся на счастливчиков, оказавшихся в нужное время и, главное, в нужном месте. А уж при виде убедительных результатов золотого дождя, оросившего чьи-то благословенные головы, редко кто не спросит себя с потаенной надеждой:

- А что, если и мне в один прекрасный день подфартит "схватить Бога за ноги"?

Спасительную идею с яхт-клубом подсказал Ричард, мой американский товарищ, и он же стал поручителем. Познакомились мы несколько лет назад и с тех пор не теряли связь. Перезванивались, иногда выходили вместе в море, одним словом, приятельствовали. Естественно, я пригласил Ричарда отметить мой новый статус. Как-никак американский яхт-клуб - это не советская пионерская и не комсомольская организации, в рядах которых мне уже однажды довелось состоять, и уж точно определенный взятый рубеж в эмиграции. Ричард с удовольствием согласился составить мне компанию и с видом человека, много повидавшего на своем веку, рассудительно заметил:

- Ну вот, теперь ты приобрел весь джентльменский набор, о котором мечтает иностранец, обосновавшийся в Городе ангелов.

Я не мог не улыбнуться. Он даже сам не предполагал, насколько уничижительно-насмешливо звучало его утверждение, но, как ни парадоксально, в словах Ричарда таилась немалая доля истины. Ну какой, спрашивается, нормальный мужик откажется хоть и от косвенных, но достаточно очевидных свидетельств собственной состоятельности? Разве что тот, который стесняется признаться в простительных слабостях и потому вынужден кривить душой. Впрочем, далеко не все приходят к мысли, что, отучившись лгать самому себе, сразу понимаешь бесполезность беспокойства по поводу того, какую реакцию твоя правда вызовет у окружающих.

В кают-компании яхт-клуба, куда мы отправились отметить мое посвящение в элиту судоводителей-любителей, народа толпилось изрядно. Очевидно, традиция проводить здесь субботние вечера считалось хорошим тоном. И хотя помещение выглядело как зал обычного ресторана, оно, к удовольствию завсегдатаев, традиционно именовалось на морской манер. Ричард занял место возле окна, с перспективой на главный канал марины, а меня специально усадил так, чтобы дать возможность понаблюдать за публикой. Ведь теперь и я принадлежал к избранному кругу членов клуба и должен был ощутить здешнюю исключительную атмосферу. Общество, куда меня угораздило попасть, выглядело на редкость однородным: подтянутые старички с жиденькими волосиками, зачесанными на аккуратный пробор, и их спутницы - моложавые высушенные старушки-мумии со спортивной выправкой. Опрятные все такие, загорелые. В белых отглаженных брючках, в морских туфельках на светлой подошве и в синих блейзерках с золотыми пуговичками. Ну прямо капитаны и капитанши в их преклонные годы на заслуженном отдыхе. Людей молодых или, по крайней мере, моих ровесников среди моряков-пенсионеров мне удалось заприметить разве что пару человек. Присутствующие здесь дамы и кавалеры - отважные покорители дальних горизонтов - поголовно выглядели хорошо за шестьдесят лет, а то и за семьдесят.

- Да уж. Члены клуба как на подбор, - я с невольной иронией поделился с Ричардом первыми впечатлениями. - И эти патриархи кораблядской жизни выходят в открытый океан?

Представить отряд старперов, бодро лезущих по мачтам и карабкающихся по реям, означало вообразить невероятное.

- Откровенно говоря, я ожидал здесь услышать рассказы о захватывающих морских приключениях, о тайнах, окутывающих прошлое их героев, но, как вижу, поставил не на тех лошадок.

- Выходят, и еще как выходят, - успокоил меня Ричард, - а по поводу приключений или тем более тайн...

Он задумчиво усмехнулся:

- По-моему, в любом респектабельном сообществе, если задаться целью, можно отыскать "спрятанный в шкафу скелет". Ну а чтобы не быть голословным, я поделюсь с тобой довольно невеселой историей, происшедшей не так давно с одним из наших яхтсменов, кстати, тоже русским.

Ричард придвинулся поближе, и вот что мне довелось от него услышать...

*  *  *

- Впервые я встретил Вадима здесь, в яхт-клубе, - Ричард начал свое повествование издалека, как и полагается неспешному рассказчику, желающему не упустить ни малейшей детали и тем самым до конца раскрыть его суть. - Так получилось, что мне довелось соседствовать с ним по причалу, и, естественно, у нас завязались дружеские отношения. Он всегда с готовностью спешил помочь, даже если в том и не было нужды. Хороший парень.

Здесь же в клубе Вадим познакомился со своей будущей girlfriend Нэнси. Впоследствии мы не раз все вместе проводили время, и я успел к ним обоим хорошо приглядеться. Два года назад Вадим и Нэнси запланировали совершить круиз в Южную Америку. Перед самым отходом к ним присоединилась Нэнсина дочка, молодая девушка 20-22 лет по имени Оливия.

- Ты знаешь, я никогда прежде не сталкивался с русскими, - Ричард сделал неожиданное отступление. Наверное, в национальных особенностях славянского характера он открыл черты, о которых раньше и не подозревал. - Вы странные люди. Лишь сблизившись с Вадимом, мне удалось его получше узнать, и то, что я в нем увидел, меня поразило. Он доверял всем! Как ребенок. Неужели в вашей жизни вы видели только хорошее и она вас ни разу не заставила извлечь из своего горького опыта правильные уроки?

Нэнси была другой. В ней без труда угадывалась потенциальная собственница. С виду очень обходительная и компанейская, но дамочка из тех, кто хорошо себе на уме. Подобные барышни обычно норовят мягко постелить, но потом, к сожалению, очень жестко спать. Вообще, я плохо представлял, как Вадим, открытый и достаточно разумный человек, мог посвятить себя столь малоприятной женщине. По мне - так чистая сука. Да и дочка ее из той же стервозной породы, одного поля ягода с мамашей и, очевидно, такая же отпетая дрянь. Пожалуй, я и не встречал более распутной девчонки. Лишь однажды пообщавшись с ней, я сразу понял, с кем меня схлестнула жизнь и в каком скользком направлении текут мысли у этой юной шлюшки. В ее романтическом возрасте та была готова совратить кого угодно. Мы, правда, никогда не говорили с Вадимом на столь деликатную тему, но вряд ли мои слова стали бы для него откровением.

В свою яхту он вложил много средств. Я никогда не спрашивал Вадима о его занятиях, но, как понял, те имели какое-то отношение к высоким технологиям. Да и вопроса об источнике его доходов мы тоже никогда не касались, хотя для очень многих выпытывать то, что их совершенно не касается, - плевое дело. Преотвратная, скажу тебе, привычка. Вадим лишь раз обмолвился о том, что продал долю в бизнесе. Очевидно, денег ему хватало, если он мог позволить себе тот стиль жизни, который вел. Я думаю, именно это обстоятельство и привлекало в нем Нэнси. Одинокий, относительно молодой мужчина, не стесненный в тратах, - чем плохая партия?

К плаванию Вадим готовился долго и обстоятельно, и мы договорились, что он периодически будет извещать меня о своем местонахождении. Океан есть океан, поди знай, какие сюрпризы тебе готовит стихия. На протяжении двух месяцев со дня начала их путешествия я регулярно получал от Вадима короткие сообщения по электронной почте. Все вроде складывалось нормально, как вдруг он замолчал. Прошла неделя, другая... К исходу третьей мне позвонил какой-то человек и отрекомендовался представителем американского посольства. Из подобных учреждений, как ты понимаешь, по пустякам не беспокоят. Вот и этот звонок оказался неслучайным. Связавшийся со мной работник вежливо поинтересовался, знаком ли я с Вадимом, и если знаком, какое имею к нему отношение. От таких вопросов в душу сразу закрадывается ощущение чего-то неладного. Предчувствия меня не обманули. Однако то, что я услышал, не укладывалось в голове. Вадим находился в тюрьме! Обвинение звучало чудовищно. Ни много ни мало, ему инкриминировали изнасилование. После его ареста местные власти позволили Вадиму обратиться в американское посольство, и он дал клерку номер моего телефона.

В общих чертах дело выглядело довольно неприглядным, и чиновник, с которым я беседовал, считал, что лучшее в данный момент - подождать, пока будут получены все официальные бумаги, а главное, копия полицейского рапорта. Больше он толком не мог сказать ничего определенного и посоветовал позвонить ему через несколько дней. Можешь представить, какие мысли полезли мне в голову? В назначенное время я опять связался с посольством. Там уже имели все необходимые документы, и дело принимало несколько иной оборот. Потерпевшая и обвиняемый оказались гражданами одной страны. Чиновник, ведущий со мной переговоры, и сам очень скептически ко всему относился. С его слов я понял одно: потерпевшая - это Оливия. Он так и сказал: одна из пассажирок Вадима. Жертва сексуального надругательства якобы напела мамаше, что владелец яхты ее споил и, воспользовавшись полусознательным состоянием, изнасиловал.

- F..ng bitch! - Ричард выругался, словно опять услышал выдвинутое абсурдное обвинение. - То, что заявление Оливии - липа, подстроенная Нэнси или обеими бабами, я знал наверняка. Одно выглядело непонятным: во имя чего эти чертовы курвы разыграли страшный спектакль? Если Нэнси и вынашивала какие-нибудь коварные планы, зачем ждала столько времени? Затеять подобный фарс в чужих водах, вдали от американского берега? И в Лос-Анджелесе у нее всегда хватало шансов спроворить любую каверзу. Я недоумевал и, разумеется, поделился с чиновником мыслями по поводу происшедшего. А что еще оставалось делать? Нетрудно вообразить, какой шок испытывал Вадим, увидев на борту полицейских, собиравшихся надеть на него наручники. Оставалось только гадать о том, что произошло в действительности, но я не сомневался в главном - в невиновности Вадима. Как и был уверен в том, что Оливии принадлежала не последняя роль в истории, по меньшей мере, странной. Наверняка эта дрянная девчонка перекрутила все именно так, как ей было выгодно. Ни она, ни Нэнси даже не задумывались обо всех последствиях, грозивших Вадиму. К изнасилованию везде относятся одинаково презрительно, но в южноамериканской стране к действиям против женской воли еще добавляется личная мужская неприязнь и стражей порядка, и сокамерников. В сложном смешении католичества, что те исповедуют, замешанного на национально-этнических понятиях, насилие над женщиной - смертный грех. Впрочем, их отношение к подонкам, которые только такого и заслуживают, вполне нормально. Однако я продолжал надеяться, что расследование докажет непричастность Вадима к подобному преступлению. Не приведи Господь нам с тобой оказаться в его ситуации.

- Ричард, я не понимаю: Вадим - гражданин США, как и якобы жертва преступления. По логике вещей, он мог потребовать экстрадиции, и потом, какие ему предъявили доказательства?

- Доказательства? Хм, - Ричард недобро усмехнулся, - боюсь, что тот, кто все это придумал, позаботился и о доказательствах тоже. К полицейскому рапорту прилагались соответствующее в таком случае медицинское освидетельствование и результаты экспертизы на содержание алкоголя в крови у потерпевшей.

Буквально через несколько дней я вылетел в Пуэрто-Лаперла, где в федеральной тюрьме держали Вадима в ожидании суда. Там же мне удалось найти местного адвоката, взявшегося похлопотать об экстрадиции и слушании дела в Штатах. Время шло, но без конкретных результатов. Я было начал собираться обратно в ЛА, как вдруг представился случай навестить Вадима в тюрьме. Адвокат добился короткого свидания, и нам удалось поговорить.

Обо всем, что Вадим рассказал, я, в принципе, мог догадаться. К Нэнси у меня никогда не существовало доверия, а пообщавшись несколько раз с Оливией, понять до конца, что в этих женщинах живут самые последние твари, было и вовсе нетрудно. В мире всегда несоответствие между количеством шлюх и теми, кто в них нуждается, и, наверное, именно оттого предложение так часто опережает спрос.

В тот злополучный день, как раз накануне ареста Вадима, Нэнси срочно понадобилось попасть к дантисту. Ночью у нее невероятно разболелся зуб, и она едва дождалась утра, чтобы поехать в Пуэрто-Лаперла - в ближайший госпиталь. Единственным средством туда добраться из Пуэбло, небольшого городка примерно около ста миль южнее, возле которого стояла яхта Вадима, был рейсовый автобус, оправлявшийся с главной площади рано утром и возвращавшийся обратно вечером. Вадим хотел сопровождать Нэнси, но та отказалась, сославшись на нежелание оставлять дочку одну на борту. Он лишь отвез ее на берег и посадил на автобус.

Вернувшись обратно на яхту, Вадим застал Оливию на палубе. Та никогда прежде не выползала из каюты раньше полудня, но сегодня почему-то изменила обычному распорядку.

- Надеюсь, я тебя не разбудил? - спросил он, не ожидавший увидеть ее в столь неурочное время. Оливия, словно что-то заподозрив, не посчитала нужным вступать в объяснения, и тут же поинтересовалась:

- Где мама?

- Она поехала в Пуэрто-Лаперла к дантисту и вернется вечером, - простодушно ответил Вадим, собираясь посвятить себя небольшому ремонту на яхте. - Послушай, у меня есть кое-какие дела. Не могла бы ты приготовить завтрак?

- Вот как? - удивилась Оливия, что ее не поставили в известность заранее. Однако

теперешнее отсутствие Нэнси девушку заметно приободрило. И хотя она уже давно не чувствовала себя стесненной в компании матери, тем не менее, в ее в глазах сверкнул радостный огонек шкодливого ребенка, вдруг предоставленного самому себе. Оливия кокетливо надула губки и как кошка начала ластиться.

- Я хотела бы, чтобы ты за мной поухаживал, - с игривой развязностью в голосе проговорила она, уже прокручивая в голове, насколько благоприятно сложились обстоятельства. И бросив на Вадима масляно-порочный взгляд, многозначительно добавила:

- Как за мамой...

Вадиму ничего не оставалось, как промолчать и сделать вид, что он не расслышал ее явного намека. Девчонка провоцировала его не в первый раз. И по поводу ее намерений Вадим тоже не испытывал иллюзий. Оливия заигрывала с ним, как сучка во время течки завлекает кобелька, - настойчиво и упрямо. Поначалу Вадим оставался равнодушным к бесстыдным поползновениям Оливии, но с некоторых пор те стали его раздражать. Он уже давно корил себя за непростительную ошибку отправиться в путешествие втроем. Идея взять Оливию принадлежала Нэнси. Ей казалось, что им будет неплохо всем вместе, и Вадим неосмотрительно согласился.

- Так ты будешь меня кормить?

Оливия подошла ближе и с придыханием произнесла почти шепотом:

- Если твои дела не терпят отлагательств, я потерплю.

Одергивать ее Вадиму казалось абсолютно бесполезным. Он попытался однажды урезонить Оливию, но его увещевания не имели ни малейшего успеха. Как-то за ужином она начала оказывать ему особые знаки внимания, ставшие для Вадима полнейшей неожиданностью. Слишком уж недвусмысленным образом повела себя Оливия, тем более что за время знакомства с Нэнси он воспринимал девушку если не как ребенка, то наверняка не как женщину.

Случилось это памятным вечером, после того как Вадим после пятидневного перехода привел яхту в Пуэбло, где и кинул якорь. Приветливая бухта встретила их тишиной и безмятежным покоем. Все трое, а особенно женщины, утомленные порывистым ветром и сильным волнением, не прекращавшимися последние сутки, теперь наслаждались перспективой не беспокоиться более о вахтах и возможностью наконец всласть отоспаться.

Вадим с Нэнси закончили с ужином, но продолжали сидеть за столом, ожидая Оливию, решившую присоединиться к ним чуть позже. Опустошили бутылку красного вина и коротали вечер в расслабленно-полусонном состоянии. Сказались усталость, недавняя качка и сравнительно долгое воздержание от алкоголя. Уже стемнело, когда в салон выпорхнула Оливия. Свежая после душа, с обмотанным вокруг головы полотенцем, она присела рядом, как раз напротив Вадима. Оливия тоже выпила бокал вина, раскраснелась и с аппетитом принялась закусывать. Она пребывала в приподнятом настроении, потому как болтала без умолку, как вдруг Вадим ощутил на своей ноге ее ступню. Сначала он подумал о случайности их соприкосновения, но Оливия не только не одернула ногу, а продолжала держать ее там, куда поставила. Вскоре ее нога уже скользнула по лодыжке, потом опять спустилась пониже, и Вадим почувствовал, как Оливия нежно перебирает пальцами его пальцы. Она нежно, но настойчиво ласкала Вадима и совершенно невинно смотрела ему прямо в глаза. Он немного оторопел и, совершенно стушевавшись, растерялся, не зная, как себя вести. Говорить ничего не хотелось, да и Оливия тут же подняла бы его на смех, объяснив происшедшее грязными мужскими фантазиями. Вадим лишь поменял позу на диване так, чтобы Оливия не могла к нему дотянуться. Уже после ужина, когда Нэнси отправилась спать и они остались вдвоем, Вадим, стараясь ее не обидеть, спросил:

- Оливия, что происходит?

- А что происходит? - без промедления ответила та вызывающе-дерзко, вперившись в него плотоядным взглядом. В нем Вадим видел все что угодно, кроме раскаяния или неловкости.

- Надеюсь, ты понимаешь, что у меня с твоей матерью определенные отношения?

- О, да. Я уже давно догадывалась, - Оливия многозначительно усмехнулась. - А иногда слышала. Даже при закрытых дверях вашей каюты оттуда доносятся весьма красноречивые звуки.

Вадим смутился, но Оливия поспешила его успокоить:

- Я все понимаю. У вас, наверное, любовь? Замечательно! На высокое чувство я не претендую. Обожайте себе друг друга на здоровье. Однако несправедливо забывать обо мне. Ведь я тоже женщина. И потом, мы в далеком плавании, а ты единственный мужчина на судне...

Она приблизилась лицом почти вплотную к его лицу, словно подставляя губы для поцелуя:

- Или я тебе не нравлюсь?

- Прекрати!

Вадим, желая ее остановить и прекратить весь этот балаган, пригрозил:

- Если ты будешь продолжать в том же духе, я буду вынужден рассказать твоей матери.

Оливия в ответ лишь бесстыдно расхохоталась:

- Рассказать о чем? Как ты меня добиваешься? Скажешь, что это не так? Неужели ты действительно думаешь, что у нее возникнет выбор, кому поверить: тебе или родной дочери?

Она поднялась из-за стола и, собираясь уходить, кинула на прощанье:

- Подумай.

На следующее утро Оливия вела себя совершенно спокойно. Она, казалось, забыла о разговоре накануне и больше не проявляла к Вадиму поползновений, словно предоставив ему недолгую передышку.

"...Если бы с ней на яхте был спутник, она вела бы себя, несомненно, иначе, - миролюбиво рассуждал Вадим, прекрасно понимая томление молодой девушки. - Хотя, с другой стороны, настолько сильно зависеть от своей сексуальности - это уже распущенность..."

В Пуэбло Вадим намеревался провести недели две-три и потом пуститься в обратный путь. Городок, насчитывающий едва ли тысячу жителей, располагался на скалистой возвышенности, обрамляющей уютную лагуну. Цветастая полоска одноэтажных строений среди низкорослых пальм, протянувшаяся на берегу, радовала глаз, а вся местная действительность подчинялась простому ритму жизни немногочисленных рыбаков, занятых в основном добычей морского гребешка и промыслом анчоуса... Яхта Вадима здесь была единственной, и никто не докучал ни ему, ни его импровизированной команде. Лишь изредка в паре миль от них появлялись несколько допотопных рыбацких фелюг, груженных ящиками с уловом и нехитрыми снастями. Идиллическую обстановку дополняла необыкновенно теплая и прозрачная вода в заливе, превращавшая обычную якорную стоянку с ее полусонно-ленивой атмосферой в забытый цивилизацией райский уголок.

Каждое утро Вадима и женщин начиналось с продолжительного купания, и только потом следовал неторопливый завтрак на палубе под тентом. Иногда Вадим замечал, как Оливия по-особенному на него смотрит. Природу ее взглядов он уже давно усвоил и молил Бога, чтобы и Нэнси хотя бы раз перехватила излучаемую глазами ее дочери требовательную настойчивость изголодавшейся самки. Однако, как назло, Оливия сумела настолько усыпить бдительность матери, что та словно ослепла. Вадим старался не обращать внимания на ухищрения девчонки и вообще вести себя с ней просто по-дружески, но Оливия упорно продолжала добиваться своего. В ней присутствовала завидная целеустремленность, и она вовсе не собиралась отказываться от задуманного. Вадим уже давно подметил эту черту ее характера. Впервые увидев, как Оливия непременно закрывает пробкой пустую бутылку, перед тем как ее выкинуть, он понял, что Нэнсина дочка не бросает начатых дел на полдороге и доводит их до логического конца. Вот и теперь она не собиралась отступать. Спокойно и методично загоняла Вадима в угол, уверенная в собственном успехе. Терпения ей хватало, а времени - тем более. Планами задержаться в Пуэбло Вадим успел поделиться заранее, и Оливия не спешила, поджидая удобного случая.

С того самого вечера она уже совершенно не стеснялась откровенных намерений. Тактика преследования менялась от примитивной до хитроумной, но работала почти всегда с нужным ей эффектом. Вадим лишился прежней беззаботности и с подсознательным неудовольствием ожидал, какой очередной фортель выкинет Оливия. А та и вправду не страдала отсутствием изобретательности. Все чаще и чаще она забывала закрывать дверь душа, когда снимала там купальник после утреннего плавания. Или специально садилась рядом с Вадимом вплотную, когда Нэнси отдыхала в каюте, а он лежал в кокпите с книгой на диване. При этом Оливия почему-то обязательно оказывалась без трусиков. Ей ничего не стоило расстегнуть бюстгальтер и попросить Вадима помочь нанести на спину лосьон для загара, нарочно подставляя себя всю его рукам. И каждый раз Оливия непременно и как бы невзначай норовила резко повернуться. Да так ловко, что бюстгальтер валился прочь, а пальцы Вадима неизбежно касались ее груди. То вдруг она сама начинала методично натираться кремом в его присутствии, не смущаясь оголенных ягодиц, которыми сверкала при всяком удобном случае. Оливия не демонстрировала себя явно, но оставляя лишь минимум одежды, словно приглашала Вадима сделать первый, пусть даже неосознанный шаг.

"...Ну! Смелей! - как бы подстегивали невидимым кнутиком его воображение постоянно мелькающие интимные части ее тела. - Ты не пожалеешь, - словно нашептывало обольстительное тело Оливии. - Я молода и привлекательна..."

Ни одна женщина прежде не прессовала Вадима, как эта бессердечная искусительница. Помимо давления на его мужскую психику, действия Оливии угрожали и отношениям с Нэнси. Юная негодница, казалось, пренебрегала всякой осторожностью. Впрочем, легкомысленной или беспечной назвать Оливию у Вадима не поворачивался язык. Та прекрасно понимала, как ей следует себя вести, чтобы остаться в глазах матери невинной овечкой. По неизвестно откуда взявшимся у нее повадкам, в этом с виду ангельском создании легко угадывалась патентованная стерва, заботящаяся только о собственном удовольствии. Не выдержав, Вадим однажды взмолился:

- Оливия, детка, зачем ты меня преследуешь?

Та лишь тяжело вздохнула и без колебания призналась:

- Или мне будет хорошо, или тебе будет плохо.

Убедившись, что поблизости нет Нэнси, она крепко обвила его шею руками и, прижавшись всем телом, доверительно проворковала:

- Мне непонятно, почему ты противишься. Я сумею сделать тебя счастливым.

Потом разомкнула руки и, заглядывая в глаза, беззвучно рассмеялась:

- Я знаю, как!

Столь ожидаемое Вадимом путешествие внезапно превратилось в сплошную цепь досадных моментов. Оливия не могла не понимать, что долго Вадим не выдержит, и брала его на измор. Девушкой она была неглупой, но абсолютно безжалостной. Врожденный, а скорее, унаследованный эгоизм натуры игнорировал несовпадение ее и чужих желаний. Оливия видела в Вадиме того мужчину, который вполне мог стать на время любовником, и менее всего задумывалась о том, как выбранный ею объект сам воспринимает уготованную ему роль. Она вела тихую осаду, как хорошо обученный воин, готовый к затяжной баталии и предвкушающий богатые трофеи после падения с виду неприступной крепости.

Вадим же, напротив, пребывал в замешательстве. Обычно решительный, сейчас он просто не видел разумного выхода. О том, что Оливия оставит его в покое, не приходилось и мечтать, но самое неприятное заключалось в окраске его реакции.    

Отвергая Оливию, ему невольно приходилось задевать ее уверенность женщины в личных способностях не оставить мужчину холодно-равнодушным. Конечно же, пренебрежение Вадима не могло не уязвить молодое болезненное самолюбие. Только постоянное присутствие Нэнси хоть кое-как сдерживало Оливию. Однако столь неудобное обстоятельство лишь сильнее распаляло это необузданно-похотливое создание. Вадим неоднократно собирался осторожно и деликатно намекнуть Нэнси о проблематичности возникших отношений с ее дочерью, но даже не знал, с какого боку подойти к щекотливой теме.

"...Рассказать обо всех "невинных" проделках ее разлюбезной девицы? Так та категорически не признает за собой никаких грешков. Еще и добавит, что я подглядываю за ней или, того хуже, специально подстерегаю ее в укромных уголках, улучая момент остаться наедине", - Вадим заранее почти предвидел полное фиаско серьезного разговора.

Естественно, сегодняшним утром, отправив Нэнси к дантисту, он почти не сомневался в попытках Оливии использовать подвернувшуюся ситуацию.

"...Упустить такой шанс", - Вадим прослеживал ход мыслей Оливии и уже опасался слабости собственной воли. Смутные догадки о том, что девчонка сегодня предпримет, вызывали у него учащенное сердцебиение, а от осознания того, что он остается наедине с блудницей, поставившей целью его соблазнить, и вовсе прошибал пот.

"...Господи, совершенно невероятная расстановка сил, - думал Вадим. - Обычно я всегда добивался дамского расположения, но чтобы пасли меня? Бред!.."

После короткого разговора с Оливией он старался чем-то занять себя в каюте, но все валилось из рук. Та, как ни в чем не бывало, купалась, потом загорала, искоса поглядывая в кокпит и поджидая Вадима. А он тем временем вдруг оробел выйти наружу, возвращаясь в мыслях к Оливии опять и опять...

"...А ведь она меня здорово достала. При любом другом раскладе проблема бы и не возникла. Я не из тех, кого нужно долго убалтывать, тем более что детка уже совершеннолетняя и несет ответственность за свои поступки..."

Вадим поднял голову и посмотрел на открытый люк, где за комингсом находилась Оливия.

"...В том-то и дело, что другому раскладу не нашлось бы в моей жизни места! Да и где пересеклись бы наши дороги? Разве что у Нэнси в доме? Но и тогда Оливия не стала бы меня домогаться, отыскав для себя сверстника. Если вообще обратила бы внимание на человека с ощутимой разницей в возрасте. Здесь же, в этом райском уголке, сама природа располагает к знойным и трепетным ласкам. К сладкому изнеможению, которое словно играет радужными искрами на голубовато-салатовой воде песчаного мелководья, и от него совершенно некуда деться..."

Вадим вздохнул, уловив в глубине души невольное сострадание к Оливии.

"...А может, ее тянет к мужчинам постарше? Кто знает?.."

На него вдруг нахлынуло непреодолимое желание посмотреть, чем Оливия занята. Что-то толкало Вадима наверх, на палубу, и ему уже не терпелось заглянуть в ее порочные глаза, одурманенные беспредельной животной похотью. Он в раздумьи остановился перед дверью каюты и в следующую минуту решительно шагнул к лестнице, ведущей в кокпит.

Оливия продолжала принимать солнечные ванны, только теперь без лифчика. Нэнси, конечно же, никогда не позволила бы ей обнажиться, но, оставшись на яхте наедине с Вадимом, Оливия, похоже, собиралась наверстать упущенное сполна. Ее действия, почти граничащие с садизмом, поражали самообладание Вадима без промаха. Настолько безжалостно позволила бы себя вести лишь своенравная барыня с безропотным слугой, привыкшая тем помыкать, не заботясь о снисхождении к его рабской покорности. А взмолись Вадим о милосердии - и Оливия в ответ на его увещевания с готовностью тотчас скинула бы и трусики, оставшись абсолютно нагой.

Она специально постаралась принять позу попикантнее. В таком положении грудь этой чертовки выглядела особенно соблазнительной. Оливии, несомненно, удалось задуманное, и Вадим едва заставил себя отвести взгляд в сторону, чтобы не смотреть на участки незагорелой кожи, обычно закрытой купальником. Два белых полумесяца с нежно розовыми вздернутыми сосками настолько притягивали взор, что ему стоило огромных усилий заставить себя отвернуться. Глаза Оливии скрывались за темными очками, и Вадим не знал, видит ли она его или нет. Он прошел совсем рядом, но Оливия не шелохнулась. Впрочем, она наверняка не спала. Вадим мог дать голову на отсечение, что Оливия за ним наблюдает. Как хищница, терпеливо выжидая, готовая в нужный момент броситься на потерявшую бдительность жертву.

Время незаметно перевалило за полдень. Солнце стояло в зените, наполнив воздух ровным всепроникающим теплом. Послеобеденный ветер еще не ожил, и наступило то самое волшебное время суток, когда природу переполняет загадочная истома. Она едва слышно звенела в туго натянутых вантах и играла ослепительными бликами на воде, похожими на расплавленное золото. В такие часы, полные чувственного безумия, в душу закрадываются самые непредсказуемые порывы, и очень легко стать неосторожным.

Вадим, закончив с ремонтом, опять спустился вниз. Он что-то лениво поклевал на камбузе - есть не хотелось, выпил бутылку холодного пива и решил прилечь с книгой у себя в каюте. Здесь было прохладно и тихо. Яхта легко покачивалась на малой волне, и через открытый иллюминатор лишь слышались ленивые всплески под днищем. Напрасно Вадим старался сосредоточиться. Глаза который раз машинально пробегали по одной и той же строчке, пока он окончательно бесцельно не уставился в потолок, погрузившись в непроизвольные нарастающие импульсы. Их хотелось обуздать, но куда там?.. В памяти Вадима предательски вынырнул образ Оливии, загорающей без лифчика, соблазнительная белизна ее груди. Он словно ощущал, как моментально набухают полные живительной силы соски, стоит лишь прикоснуться к ним губами. С каждой минутой видения становились живее и настойчивее. Вадим уже едва совладал с собой, чтобы не подняться и не выйти наружу, где в шезлонге лежала эта негодная девчонка, от которой исходил чуть уловимый, но такой узнаваемый запах. От него предательски кружилась голова и напрягались мышцы, а разум отказывался повиноваться и превращался в бесполезный и ненужный придаток.

Вадим казнил себя и злился на Оливию - настолько картины одна ярче другой окутывали его мозг. Под их почти наркотическим дурманом он как будто вдыхал аромат лосьона с экстрактом кокосового масла, исходящий от ее кожи. Оливия им пользовалась всегда, и по этому запаху Вадим безошибочно угадывал ее присутствие где-то рядом. Запах кокоса оставался на его ладонях после того, как он втирал крем в плечи Оливии, и теперь, представив, как та пахнет, Вадим ощутил паралич самоконтроля.

"...Проклятье, - разнервничался он, - скорей бы приехала Нэнси..."

Однако ему было прекрасно известно, что автобус из Пуэрто-Лаперла прибудет только вечером. И, к сожалению, не раньше. А пока Нэнсина полураздетая дочка продолжала терзать его воображение откровенными интимными сценами. Вадим с остервенением швырнул книгу в угол и, продолжая гнать от себя навязчивые образы, не заметил, как задремал.

Проснулся он, как обычно просыпаются после дневного сна. С немного тяжелой от полузабытья головой, когда трудно сразу очнуться. Вадим пока не открыл глаза, но сразу понял, что в постели не один. Он лежал на боку, лицом к открытому иллюминатору, и ощущал на себе чью-то руку.

"...Нэнси уже здесь?" - пронеслась спасительная догадка, вспыхнувшая в мозгу и так же мгновенно погасшая. А вместо нее разум проткнула иная - обжигающе-шокирующая. В постели была Оливия.

Он боялся пошевельнуться, еще слабо надеясь, что это только сон, но уже через мгновение ему стало окончательно ясно, что настырная девчонка его настигла и теперь не выпустит. Оливия самозабвенно прижималась к Вадиму упругим обнаженным телом и тугой грудью, словно желая передать и ему давно испытываемый всепоглощающий сексуальный голод.

"...Неужели я так крепко спал? И когда она сюда пробралась? Так тихо?" - машинально думал Вадим. Впрочем, проворность девушки его сейчас занимала крайне мало. От сознания, что Оливия рядом, он испытал одновременно ужас и неожиданное блаженство, воплотившие видения, преследовавшие Вадима еще совсем недавно. Оливия легонько щекотала его грудь и ее горячее дыхание согревало ему плечо. Она почувствовала, что Вадим не спит, и ее рука переместилась на живот, а через минуту соскользнула ниже... От этого прикосновения Вадим едва слышно охнул. Он все еще не решался двинуться, но едва Оливия начала поглаживать его кончиками пальцев, как Вадим моментально себя выдал. Безумно близкое присутствие раздетой молодой женщины лишило его остатков воли, и неприятие положения застигнутой врасплох жертвы теперь сменилось неуемным восторгом. Он лежал, стремительно теряя последние силы и тягу к сопротивлению. Вадим вдруг поймал себя на мысли, что откажись сейчас Оливия от своих намерений - и он уже сам не даст ей уйти. А стоило ему перевернуться на спину и открыть глаза, как она беззвучно, но властно впилась в его губы своими губами.

Вадим потерял счет времени. Когда он, пошатываясь, выбрался на палубу, солнце уже склонилось к закату. Голова отказывалась думать, и обессиленно-опустошенный Вадим в изнеможении сел, устало прислонившись спиной к мачте. Оливия инстинктивно почувствовала в нем человека, который отдает, и забрала все без остатка. Она буквально высосала из него последние соки, словно желая восполнить то, что недополучила раньше. Так, не двигаясь, Вадим в прострации провел минут сорок, пока случившееся в каюте не стало обретать реальные формы.

"...Ее не следовало брать с собой. Ни под каким видом, - безнадежно повторял он, проклиная Оливию и не испытывая сожаления ни к себе, ни к Нэнси. - Теперь я целиком в руках этой распутницы, и держать меня на поводке ей будет проще простого..."

Взглянув на часы, Вадим забеспокоился.

"...Автобус приедет примерно через два часа. Нэнси наверняка уже в пути", - спохватился он, вспомнив о беспорядке в каюте. Предательски скомканные простыни и раскиданные по полу подушки выглядели весьма красноречиво. Оливия, похоже, продолжала валяться в его постели и не спешила оттуда убраться.

"...Черт возьми, она собирается, наконец, встать или ей хочется поделиться триумфом с собственной матерью на месте одержанной победы? Господи, как теперь из всего этого выпутаться?"

Вадим порывисто вскочил, но Оливия уже сама поднималась на палубу. Он услышал на лестнице ее шаги и, обернувшись, понял, что с девчонкой у него неизбежно возникнут проблемы. Оливия оставалась голой и лишь накинула на себя Нэнсин короткий халат. Незавязанный пояс волочился сзади, а распахнутый нараспашку халат едва прикрывал ее спину и плечи.

- Я жутко проголодалась, - с веселым воодушевлением поделилась она, не без гордости и кокетства демонстрируя свои женские прелести. Вадима же нагота Оливии теперь совершенно не вдохновляла. Он смотрел сейчас на молодую девушку, пожалуй, больше со спокойным равнодушием, чем с благодарностью за доставленные плотские удовольствия. Как на безжизненную куклу. И уже без недавней нервной дрожи, импульсивно испытанной им, когда Вадим овладел вдруг вожделенным телом. Лишь специфический привкус кожи Оливии как будто сохранился на его губах: горьковато-соленый от смеси морской воды и кокосового масла. Как обычно, та сегодня пользовалась любимым лосьоном.

"...Мог ли я предвидеть утром подобный оборот событий?" - подумал Вадим, отрешенно разглядывая полуобнаженную Оливию. В ее осоловелых глазах застыло такое откровенное удовлетворение, что только у слепого не возникли бы подозрения. А уж у другой женщины?

"...Ну вот, крошка наконец получила все, чего ей так недоставало. Почти невинный каприз..."

Он вспомнил ненасытность, с которой Оливия притягивала его к себе цепкими руками, и ту жадность, с какой она ловила моменты блаженства. Однако на смену отвлеченным дневным впечатлениям к Вадиму в душу внезапно вселилась необъяснимая тревога. Он вернулся к реальности и сухо ответил:

- Давай подождем твою мать. Она уже в пути, и скоро я буду ее встречать.

Оливия лениво согласилась:

- Давай. Я, честно говоря, что-нибудь бы выпила. Тебе принести?

Вадим отрицательно покачал головой и криво усмехнулся:

"...Не хватало, чтобы в довершение моих с Оливией страстных утех Нэнси застала нас обоих в обнимку с бутылкой спиртного. Гуляй, домашние..."

- Ну, как знаешь, а я выпью, - Оливия, почувствовав себя хозяйкой положения, прошла в салон и вернулась оттуда со стаканом, на треть наполненным бренди.

- Послушай, Оливия!

Вадим уже встревожился не на шутку.

- Я предпочел бы, чтобы все происшедшее мы забыли и на этом поставили точку.

- Забыть такое?!

Оливия мечтательно закатила глаза.

- А ты, оказывается, очень умелый любовник.

Она, смеясь, погрозила Вадиму пальцем.

- И дьявольски искусный! Можно сказать, сексуальный кудесник. И так долго скрывать от меня свои способности? Боже мой! Это ж надо? Я до сих млею от удовольствия.

- Оливия, я тебя очень прошу.

Вадим был готов взмолиться.

- Ну, хорошо, хорошо.

Оливия, изображая из себя покладистого подростка, решила не перечить. Она сделала пару глотков из бокала и лишь невинно полюбопытствовала:

- Но если мне будет невмоготу, ты же не станешь отказывать? Вы так аппетитно это делаете с мамой.

Она опять засмеялась и, залпом осушив свой бренди, добавила:

- Теперь я полностью одобряю ее выбор. И где только ей удалось тебя неутомимого отыскать?

Автобус из Пуэрто-Лаперла прибыл без опоздания. Среди пассажиров Нэнси была единственной белой. Остальные - латинос и местные индейцы: невысокого роста мужчины и приземистые, крепко сбитые женщины. Все очень смуглые, и на их фоне Нэнси выглядела, как гипсовая статуя. Те выносили из запыленной по самую крышу машины необъятные сумки и с удивлением оглядывали Вадима, скучающего на пустынной полутемной площади под сенью чахлого деревца американской агавы.

"...Гринго? Откуда ему здесь взяться?" - безошибочно читал Вадим в вопрошающих взглядах людей, не привыкших к посторонним.

- Ну как ты?

Он подхватил руку Нэнси и помог ей соскочить со ступеньки автобуса.

- Зуб не удалось сохранить и пришлось удалить.

 Нэнси выглядела немного бледной и явно переживала по поводу так некстати возникшего обстоятельства с зубом. Она посетовала на несовершенство местного здравоохранения, забывая, что за подобный визит заплатила бы во много раз дороже, если бы ей довелось обратиться к врачу в Лос-Анджелесе. Вадим не стал спорить, пытаясь по возможности сгладить непредвиденную неприятность.

Поднявшись на борт, Нэнси сразу отметила, что Оливия выпила. Та уже успела успешно опорожнить вторую порцию бренди, и в ее бокале медленно таяли кубики льда. Несмотря на просьбу Вадима переодеться, Оливия продолжала оставаться в халате, под которым так ничего и не было. Эта деталь для Нэнси тоже не осталась незамеченной.

- Оливия, сколько раз я просила не трогать мои вещи.

В ее тоне проскользнуло плохо скрытое раздражение, на что Оливия отреагировала довольно вяло:

- Мне его снять прямо сейчас или я могу вернуть халат потом? - произнесла она с тем самым хорошо узнаваемым невозмутимым безразличием, сопутствующим безмятежному состоянию женщины после бурно проведенного времени в постели с мужчиной. Вадим напряженно слушал зарождающуюся перепалку, уже опасаясь очередной выходки Оливии.

"...Чего она добивается? Неужели мало случившегося днем? Или ей хочется манипулировать не только мной?.."

Однако Оливия и не собиралась идти на конфликт с матерью. Испытываемая ею нега располагала к снисходительному благодушию к окружающим. Утомленно-счастливая, она отрешенно взирала и на мать, и на Вадима, не остыв до конца от пережитых сладостных мгновений. А уж простить чье-то дурное настроение Оливии, щедро одаренной мужским вниманием, и вовсе не составляло труда.

"...Хорошо, что она хотя бы запахнулась, а не светит голой задницей", - с облегчением вздохнул Вадим и покосился на Нэнси. В ее взгляде таились смутные подозрения, но уличить дочку она пока ни в чем не могла.

"...Уж не возомнила ли девчонка, что подходит мне больше мамаши, и не собирается ли нас с Нэнси поссорить?" - незаметно возникшая вроде бы абсурдная идея уже не казалось ему невероятной и принесла оправданные опасения.

"...С нее станется", - он старался не нагнетать сильнее и без того нарастающее беспокойство. А глядя на окосевшую Оливию, Вадим сейчас и сам не отказался бы от стакана водки, чтобы снять непроходящее напряжение.

"...Нэнси никогда мне этого не простит. Она слишком ревнива и злопамятна", - его внезапно охватила странная тревога.

Ужин прошел в молчании. Оливии было ровным счетом наплевать на плохое настроение матери, а та больше заботилась о собственном. Несколько раз Вадим ловил на себе томные взгляды девушки, как бы приглашающие продолжить дневное эротическое приключение и провести ночь вместе. Наверное, Оливия для полноты впечатлений желала умиротворенно уснуть в объятиях единственного на яхте мужчины, а может, не только уснуть... Она и сама плохо верила в свои обещания.

Вскоре Вадим отправился спать, но среди ночи его разбудили приглушенные женские голоса: рассерженный - Нэнси и бесстрастный - Оливии. Всего разговора он не разобрал, но почему-то подумал, что речь идет о нем. Слова сливались, и отчетливо прозвучала лишь последняя фраза Нэнси: "...иначе ты крупно пожалеешь...". Потом наступила тишина. Несмотря на глубокую ночь, Нэнси продолжала оставаться на палубе. Вадим, объятый нехорошими предчувствиями, решил туда подняться.

Нэнси в одиночестве сидела на бушпритной площадке. Он сразу увидел ее силуэт, освещенный ярким лунным светом. Нэнси оперлась о рейлинг и, положив голову на руки, о чем-то глубоко задумалась. Ее глаза смотрели в черноту воды, где, как ей казалось, она могла бы отыскать решение. Вадим сразу понял, что Нэнси все известно. Каким образом? Об этом ему приходилось только гадать. Да и всплывшая правда о близости между ним и ее дочкой сейчас сводила на нет значение инициативы Оливии. Для Нэнси факт, кто кого затянул в постель, уже не играл особой роли. Оливия все подстроила именно так, чтобы мать узнала о происшедшем между дочерью и Вадимом. Зачем? По-человечески понять Оливию ему теперь было не под силу. Не сомневался Вадим лишь в одном: не случись объяснения между женщинами нынешней ночью, Оливия все равно постаралась бы отвоевать свое право. Ее жестокость не знала границ, и она не видела причин проявить милосердие даже к матери. Оливия лишь довела начатую ею опасную игру до конца...

Наутро Вадим проснулся разбитым и с головной болью. Мрачные предчувствия, неизвестно откуда взявшиеся вчера, вспыхнули с новой силой, едва он открыл глаза. События вчерашнего дня слишком его подкосили, чтобы от них отмахнуться или, по крайней мере, переключиться на что-нибудь другое.

"...Как разгрести все это дерьмо, - с тоской думал он. - Глупо надеяться на прежние отношения с Нэнси. С легкой руки ее драгоценного чада, мне, пожалуй, следует ждать перемен. Каких?.."

Ответом на его вопрос стала подозрительная тишина. Вадим обошел яхту, заглянул в каюту Оливии, но никого не обнаружил. На борту он был один.

"...Странно. Куда их понесло в такую рань?.."

Резиновая лодка, обычно привязанная на корме, тоже отсутствовала, и Вадим сообразил, что женщины на берегу. Прошло полдня. Время тянулось мучительно медленно. Тщетно Вадим пристально всматривался в сторону берега, ожидая увидеть возвращающихся Нэнси и Оливию, те как будто бесследно пропали в маленьком городке. Наконец Вадим заметил, как от каменной стенки единственного здесь причала отошел катер и направился в сторону его яхты. На борту находились Нэнси и еще два человека в форме. Когда они приблизились, Вадим понял, что ее сопровождающие - местная полиция...

Вероятно, события, в которых Ричарду косвенно пришлось принимать участие, не оставили его безучастным. Да и делился он ими, очевидно, нечасто, оттого и не успел привыкнуть к их шокирующей подноготной. Во всяком случае, теперь Ричард не выглядел равнодушным рассказчиком.

- Обвинения Вадиму предъявили сразу, - с волнением в голосе продолжал он. - Представители власти так и сказали, мол, вы арестованы в связи с заявлением потерпевшей. Надели наручники и повезли в кутузку. Обычное дело... Сначала сажают, потом начинают разбираться... Это уже после звонка из посольства я отправился в Пуэрто-Лаперла к Вадиму на помощь. Нанятому мной стряпчему удалось добиться экстрадиции. Было назначено дальнейшее расследование, но уже в Штатах. Услышав о таком решении, я облегченно вздохнул. Доказать невиновность Вадима представлялось хоть и непростой задачей, но все же выполнимой.

У него появился реальный шанс выйти на свободу. Вдумчивый и опытный адвокат при внимательном изучении его дела отыскал бы там множество неувязок. Да и состоятельность заявления потерпевшей выглядела спорной. Чем Нэнси пригрозила Оливии, чтобы заставить ее дать ложные показания, так и осталось неизвестным. Вообще, во всей этой истории много темных мест. Как выяснилось после, Вадим после полученного запроса о его экстрадиции оказался в общей камере. Почему? И как просочилась туда информация о предъявленных ему обвинениях? Я почему-то уверен, что именно Нэнси приложила руку к последним событиям, хладнокровно и преднамеренно отомстив Вадиму. Не в ее интересах было продолжать разбирательство, которое вполне могло бы закончиться печальными последствиями и для мамы, и для дочки. Скорее всего, она заплатила кому-то из тюремной администрации, чтобы распустить слух, что Вадим надругался над невинной девушкой. Не знаю, какой результат она ожидала, но, возможно, ее действия переросли в последнюю отчаянную попытку спасти себя. Копни любой опытный следователь это дело - все обвинения могли бы рассыпаться как карточный домик, если бы не переросли во что-то совершенно противоположное. Клевета - такое же преступление, как и остальные, и Нэнси прекрасно это понимала.

Я навестил Вадима в тюрьме еще раз. Он был подавлен, но не от своего незавидного положения арестанта, а от отчаянной беспомощности противостоять козням некогда близкой ему женщины. Да и, наверное, еще продолжал надеяться, что при всей испорченности Оливия откажется участвовать в сценарии кошмарного представления, срежиссированного ее матерью. В итоге, ни одной, ни второй Вадим не причинил ничего дурного, но, тем не менее, оказался тем несчастным, кого мать и дочь не смогли поделить. В их душах жили споры зла, как споры бактерий недуга с фатальным исходом, затаившиеся до поры до времени и вдруг обретшие свою смертоносную силу.

Из Пуэрто-Лаперла я уехал за несколько дней до его экстрадиции, надеясь увидеть Вадима на американской земле. Он и сам этого ожидал, но только в ночь перед самой отправкой ему кто-то вогнал в спину нож. Через несколько часов Вадим скончался...

Ричард закончил свой печальный рассказ и добавил:

- Нэнси больше здесь не появлялась. Во всяком случае, ее никто не видел, и хотя она со многими дружила, это не помешало ей исчезнуть раз и навсегда. О произошедшей трагедии знают всего лишь несколько человек, и ты теперь в их числе. Кстати, твоя яхта теперь стоит на месте яхты Вадима. Странное совпадение.

Он оглянулся в сторону барной стойки, где, вероятно, и произошла роковая для Вадима встреча.

- Вот такая клубная история. В следующий раз, когда ты решишь угостить в баре одинокую скучающую даму, вспомни о том, что тебе довелось сегодня услышать.

Едва Ричард успел закончить фразу, как откуда-то из глубины зала его окликнул звонкий женский голос:

- Хей! Кэп!

- Барбара! - Ричард приветливо помахал рукой. - Рад тебя видеть!

Он привстал и дружески расцеловался с подошедшей к столику симпатичной блондинкой. Довольно молодая особа с любопытством стрельнула глазами и в мою сторону, опередив Ричарда, собиравшегося представить своего друга.

- В нас пополнение. Рекомендую.

Барбара одарила меня обворожительной улыбкой, задержав взгляд на моей персоне ровно столько времени, сколько потребовалось бы сообразительному мужчине, чтобы заметить в глазах женщины приглашение сделать первый шаг к продолжению знакомства. Ее пристрастно-оценивающий взгляд не ускользнул от внимания Ричарда, и он, многозначительно усмехнувшись, произнес почти в никуда:

- Добро пожаловать в клуб...