Есть люди, обладающие патологической страстью к свободе. К свободе личности, слова, действий, духа... Каждый их шаг, каждый вздох связан с мучительным ощущением отсутствия этой самой свободы во всех ее ипостасях. Это как "психологическая  асфиксия" - постоянная  нехватка необходимого для жизнедеятельности элемента. Такие люди сверхчувствительны к несправедливости, к социальному диссонансу, для них мучительной болью стучит в душе все то,  чего не замечает среднестатистический сангвиник. И чувствуя себя белой вороной, такой человек мучается, скрывая свою застенчивость за черным юмором, вызывающим поведением и самоиронией, которую окружающие зачастую принимают на свой счет. Если  подобный персонаж становится писателем, то так или иначе он эксплуатирует основную боль своей жизни в своих произведениях, стараясь донести до всего мира идею о необходимости внутренних и внешних свобод.  Но, натыкаясь на удивленное "зачем?" окружающего его социума, каждый раз вынужден возрождать себя из жгучего пепла разочарования.

"Ад - это мы сами".

Таким вот Дон Кихотом, чьей Прекрасной Дамой навеки стала Свобода,  был и остается писатель Сергей Довлатов. Человек, которого многие современники считали легкомысленным, испорченным и не очень талантливым подкаблучником. Осуждали его за все грехи мира: тунеядство, пьянство, долги, неблагонадежность, неуважение к авторитетам, к окружающим и даже - к  себе самому. Называли конъюнктурщиком и хвастуном. Но при этом - тайно и страшно завидовали. В контексте вышесказанного казалось бы - чему?

"Кто живет в мире слов, тот не ладит с вещами".

За внешней легкостью довлатовского слога кроется тщательно выверенное, изысканное и потрясающе точное описание всего, что видел и чувствовал автор. Создается обманчивое впечатление, что так вот писать может любой. И пробовали! И - терпели фиаско. И терпят до сих пор, озлобляясь. Довлатов открывает перед нами душу, выворачивается наизнанку, все сокровенное вырывает из своего нутра и протягивает читателю: "На, посмотри! Все так и было! Узнай себя и узнай правду!" Но кому же правда по нутру?..   Не так уж и многим...  Он не щадит ни своих, ни чужих эмоций, он рассказывает все так, как есть, повинуясь приказу своего внутреннего свободолюбивого "я", которому претит обман, подлог, подмена. Лишь на страницах собственных произведений он мог позволить себе быть тем, кем хотел, - самим собой. Компромисс, неизменно сопровождающий его трудовую деятельность, мучительный страх за возлюбленных, за детей, за то, что не сможет их осчастливить... Хотелось, чтобы гордились, радовались. Чтобы слово "писатель" не вызывало грустных или иронических усмешек окружающих. Писатель без публикаций в СССР был невозможен. А тем более - без официальных "корочек"...

"Может, в шуме легче быть никем?"

Довлатов покинул Советский Союз, который в те времена многие называли "тюрьмой народов". Он лелеял надежду об освобождении, о новой жизни, о чем-то необыкновенном и принципиально ином. Но ведь наша главная клетка - это собственное тело и разум. Именно там трепещет и бьется в заточении душа, и куда бы мы не переместили свою личную микротюрьму, дух остается мучиться в чертогах разума.

Окунувшись в нью-йоркский быт с головой, как в омут, Довлатов надеялся, что в стране, являющейся символом свободы, он наконец обретет то, что искал. Сбылось многое. Он стал популярен, его издавали и читали. Он начал зарабатывать и исчезла необходимость прятаться за образом романтического пьяницы. Но главное так и не появилось. Оказалось, что за океаном понятие свободы существует несколько в ином аспекте, чем это представлялось экзальтированным русским эмигрантам. Тут царит власть денег и главным делом жизни вдруг оказывается необходимость платить по счетам! И не так, как это можно было позволить себе в СССР, накапливая задолженности годами. А немедленно, строго и неумолимо. Спасла, конечно, верная Елена. Рациональный ангел бытия. Позже Сергей наверстает. Будет радио, будет газета, будут публикации в самых престижных журналах США. И будут деньги. Такие, о которых они даже не мечтали, уезжая. Но почему же остается та же самая щемящая пустота внутри?

"Я ненавижу кладбищенские церемонии. Мне всегда хотелось крикнуть: "Ему наплевать. Будьте снисходительнее к живым. То есть ко мне, например"".

Он умер молодым, на пике своей популярности, так и не найдя своей прекрасной Дамы по имени Свобода. Мне доставляет искреннюю радость думать о том, что все-таки он иногда мог быть счастливым, глядя на сборники собственных рассказов на книжных полках нью-йоркской квартиры. Он очень хотел, чтобы об этом узнали в СССР. Он представлял себе, как пойдет по улице Рубинштейна, зайдет в "Сайгон", возьмет "маленький двойной" и будет рассказывать друзьям о том, что, в общем-то, "там" - делать нечего", но зато издали наконец, издали!!! А это дорогого стоит... Но не случилось, не успел. Он же не собирался умирать так рано.

Всем ясно, что у гениев должны быть знакомые. Но кто поверит, что его знакомый - гений?!

В действительности так многие и не поверили... В том числе и первая возлюбленная жена Ася. Ну, да Бог им судья. А мы верим. Даже не верим, а знаем. Земля пухом тебе, Сереженька! Свобода теперь с тобой!