|
Зазеркалье
- Геля... - Да, милый. - Геля, как же я скучал по тебе. Я все время скучаю по тебе. Даже сейчас. - Я знаю. Я знаю. Иди ко мне, милый мой. Иди. Я же вся для тебя. Иди... - Как ты улыбаешься... - Это потому, что ты. - А почему ты такая покорная? Никогда ни одна... - Т-с-с-с. Я не хочу про них. Их нет, никого из них. Уже. - Уже. - Понимаешь, покорность - единственный путь для женщины, если она нашла своего мужчину. Путь к победе над ним. Покоряясь я побеждаю тебя. - Для чего? Я же и так... - Глупый. Чтобы покориться еще больше, еще сильнее. - И что тебе в этом? - Счастье. - Геля, я погибаю от нежности к тебе... Я выбираю его в списке абонентов. - Серега, слушай, дело на миллион. - Ну? - Поговорить надо, не по телефону. Ты часа через два освободишься? Я как раз с китайцами закончу. - Лучше через три, боюсь, не успею. А что такое? Случилось что? - Да нет, нет. Ничего такого. Приду, расскажу. Пока. Ничем не примечательный разговор, а помню его, как сейчас. Мы появились на свет с разницей в семь минут тридцать два года назад. Родители назвали нас самыми обычными именами: Андрей и Сергей. Довольно скоро мы превратились в Андрюху и Серегу, потом... потом... потом... Короче, в какой-то момент нас стали называть по имени и отчеству, у нас появились жены, а у меня и ребенок - дочка Натка. Правда, Серега быстро развелся. Но это, в общем, неважно. Главное, что за все эти годы мы не стали менее похожи. Различить нас удавалось только маме, отцу лишь иногда, все остальные не имели ни малейшего шанса это сделать. Мы были и остались похожи, как два бильярдных шара одного цвета, в этом-то все и дело. Серегин кабинет, Серегино лицо - как будто я сам в его кресле, за его столом. У сотрудников наших это тоже проблема: кто в данный момент на месте - он или я, босс или его зам. И вообще, кто есть кто? Смешно... - Тут... В общем, мне помощь твоя нужна, понимаешь. На предмет нам с тобой махнуться. - Опять? Ну, а что сейчас? Или снова хочешь, чтобы я за тебя контрольную по математике написал? - Брось. Можно подумать, что я не писал твои сочинения. А вообще-то, я серьезно. Слушай, давай по коньячку малек, а? У тебя еще французский остался? - я подхожу к бару, открываю и вытаскиваю бутылку и две коньячные рюмки. Наливаю. - Ну, будем... - Будем... - Рассказывай, - Серега отламывает от плитки шоколада кусочек и пододвигает ее мне. - Сам догадаешься. Ты мужик? Мужик. И я мужик. Дальше объяснять? - Детали. Суть я уже понял, не первый день на свете живу и брата-близнеца имею. - У Натки через неделю день рождения, пять лет исполняется. А они с Иркой сейчас, как тебе известно, на море. Отдыхают. - И что? Я примерно помню. - Я обещал прилететь к ним, вот в чем дело. А полетишь ты. - А-а-а-а... Ну, на этот раз ты, в самом деле даешь. А что случилось-то? Сказать можешь? - Только тебе и могу. Кому же еще? Я, видишь ли, в последнее время, с одной дамой, в смысле, с женщиной одной, в довольно близких отношениях состою. Замутил я, понимаешь, по-серьезному, она - улет, такой у меня, может, еще не было никогда. А может, и не будет больше. Иногда даже мысли дурацкие в голову лезут... Ну, это ладно. А вот дни рождения у них с Наткой в один день - представь! У меня уже и подарок для каждой припасен. Но не могу же я быть одновременно и тут и там. Слетай, а? На пару-тройку дней. Всех дел-то, паспортами поменяться. А потом сразу обратно. Серега молча наливает еще по одной. Выпиваем. - Однако, крепко тебя зацепило. Советов давать не буду, да ты и не просил, но, надеюсь, сам понимаешь, что главное, а что "замутил", - он качает головой и смотрит в окно. - И потом есть один нюанс. - Какой? - Ты говоришь: два-три дня, да? - Ну, да. А что? - А то! Мне с твоей женой спать придется. Как с этим? Абстрагироваться или как? Оба молчим. - Понимаешь, - говорю я, - это, в общем-то, и не такой уж нюанс. Мое серое вещество еще пока фурычит. Я же знаю, что и ты не схимником на белом свете живешь. Я же тебя знаю, мы же близнецы. Думаешь, я не вижу, как ты временами на Ирку мою поглядываешь? Да не поглядываешь, а смотришь так, что иной муж на тебя бы с кулаками полез, как пить дать. За один только взгляд такой. А думаешь, она этих твоих взглядов не видит? Видит, не обольщайся. Сама мне не раз говорила. Женщины, вообще, к таким вещам чувствительны особо, ты и сам знаешь, не вчера родился и не сегодня невинность потерял. Нюанс в другом. У нас с ней... не очень, одним словом. Не знаю... То ли темперамент разный, то ли что... Раньше, вроде, все тип-топ было, а сейчас... Раз в неделю и спасибо. Да дело не только в этом. Я же говорю, мне мысли дурацкие в голову лезут, не просто так это. Слушай, давай по еще и все, а? - Хороший коньяк, да? Ну вот. Я тебе что хочу сказать... Знаю, что поймешь меня правильно, потому что я это ты, а ты это я. Короче... Если ты с ней трахнешься, я на стенку не полезу и не застрелюсь, что мой родной брат-близнец... Понял? На здоровье - и ей и тебе. От меня не убудет. Можешь ничего не говорить, я и так, по глазам вижу. Побежал я, Серега. Уже на двадцать минут опоздал. Пока, в конце дня позвоню, расскажу, что там, за великой китайской стеной. Мой первый шаг в Зазеркалье... Все-таки он забыл сказать мне, с какой стороны спит. Я увидел, конечно, разные дамские штучки на тумбочке слева, но все же... Н-да... Я принимал душ, а она вошла в ванную комнату и были на ней только... Слава богу, хоть спит в ночной сорочке, это Андрей мне рассказал. Ну и не только это... А Натка бросилась мне на шею и сидела на руках, не слезая, до самого обеда. Я привез ей зайца, белого, пушистого зайца с кнопкой на спине. Нажмешь, ушами двигает, снова нажмешь, моргает. Врать не буду. Я хотел это сделать и сделал. Хотел ее - жену моего родного брата и получил. Потому что нам не дано предугадать. И когда ее губы... Ее бедра... Ирка лежала на правом боку и смотрела - на меня? - Ты сегодня странный и ужасно возбуждающий. И чудесный. Уже очень давно такого... Как будто в первый раз. Снова в первый раз, понимаешь? Сама себе не верю. Я-то думала, уже... Господи, сладко-то как, и ты сладкий. Даже привкус у тебя какой-то... Знаешь, что? Хочу тебя еще. Тебя - еще. Хочу... Три дня мы не вылезали из постели. Даже когда завтракали, обедали или ужинали. Когда ходили на пляж. Когда я сажал на плечи Натку, и мы шли вместе куда глаза глядят. Все время. На вторую ночь я проснулся и, открыв глаза, увидел, как она, сидя на кровати, раскачивается взад и вперед, и шепчет тихо-тихо: - Господи, что же делать-то, а? Что же делать? На третий день я уехал. Его такси столкнулось с фурой. Пьяный водитель, горная дорога. Пропасть сто двенадцать метров. Но убил его я... Не помню почти ничего. Ни опознания, ни, как вез его домой, ничего. В глазах туман, уши, как ватой, только последним, крохотным краешком сознания долблю в себя одно и то же слово: молчи, молчи, молчи! Потому что на табличке, которую сейчас воткнут в землю над его могилой, написано мое имя: Андрей. Потому что у матери инфаркт. Мало мне Сереги, еще и ее? Близнецы... Хорошо, хоть отцу повезло - не дожил. Стою и смотрю, как мои жена и дочь хоронят меня. - Да упокоится душа раба божьего... - Да будет ему земля пухом... Комья земли о крышку гроба. Двойные похороны. И никто не знает, что я хороню сразу двоих: себя-его и себя-себя. Сразу. Никто. Кроме нее, Гели. Вон она, через две могилы от нас, в черном. В черном... Такая горячая, гладкая и нежная. Такая близкая, такая моя. В этом все дело - моя. Обычно ведь как? Даже, если и случилось, повезло: встретились, нашли друг друга и вместе. Это моя женщина - это мой мужчина. У нас не так, не так. Я знаю и говорю: моя женщина. И она, Геля, тоже: не мой мужчина, а твоя женщина. Вот такая связка. Ты моя женщина - я твоя женщина. Принадлежать - самый большой талант на свете. Потому что полная беззащитность. Абсолютная. И нет защиты надежней. Принадлежать. Довериться. Единственному мужчине - до конца, которого нет. Быть вещью его. Ах, какие могут быть у женщины счастливые глаза... Никогда не думал, что Ирка... У нее просто вдруг подкосились ноги и она упала, потянув за собой Натку. Потом, когда ее подняли, тихо-тихо, как молча, завыла. Знать бы по кому. Мы оставили его здесь и ушли. И Геля, вот она - в черном. Я пытался. Правда - пытался. Жить, как жил раньше, до того, как оказался по ту сторону зеркала - в зазеркалье. И увидел оттуда не свое отражение, а себя. Его глазами, Иркиными. Да-да, и ее. Потому что и она знает, и за все сорок дней не сказала мне ни слова, даже глаза на меня не подняла. Натке лучше не знать вообще. И мама - уже девятины. Никого не осталось. И меня тоже, вот он - этот поворот... - Геля! Геля! Ге-е-еля-я-я!!! - Что, Андрюшенька? Что? Сон плохой? Я здесь, слышишь? Я с тобой. Все хорошо, успокойся. Это только сон. Только сон. - Нет, Геля, нет, это не сон. Просто, я только что умер снова. Мы расстались с ней через год. Ни одна вещь не может служить вечно хотя бы потому, что тот, кому она принадлежит, не вечен тоже. Дорога в зазеркалье для нее закрыта. Дорога оттуда закрыта для меня. Вещь может быть платой, но не может платить сама, она может только принадлежать...
|
|