Миша и Гриша приехали в Лос-Анджелес в середине семидесятых годов. При этом Гриша приехал на два месяца позже Миши, поскольку Миша приехал на два месяца раньше Гриши.

            То, что Гриша приехал в ту же страну и в тот же город, не было случайностью. Они были друзьями со школьных лет. Поэтому по прибытии в Лос-Анджелес, на первом же приёме в еврейской организации, которую ласково называли Джушкой, и которая содержала бедных иммигрантов в начале их нового существования, Миша соврал, что к нему с целью воссоединения семьи едет его двоюродный брат Гриша.  Родство это было, уточнил своё враньё Миша, по материнской линии.  А материнская линия, как известно, размыта временем и не сохраняет фамилий, так что проверить обман было невозможно, да никто и не пытался.  В те времена в Лос-Анджелесе не было принято врать, и было принято верить людям на слово. И Гришу по Мишиному требованию направили в Лос-Анджелес. 

            Два месяца могут казаться совершенно ничтожным сроком, но не в том случае, когда человек прямо с трапа самолёта бросается в новую жизнь в неизведанной стране. Тут время спрессовывается, как воздух в баллоне аквалангиста, и каждый день становится равнозначным целой неделе. За первые два месяца пребывания в Америке Миша стал немного говорить по-английски, получил водительские права, купил машину, научился её водить и к моменту прибытия Гриши чувствовал себя рядом с ним опытным, коренным американцем.

            - Учти, старик, - поучал он друга, - в этом городе ты без машины не проживёшь. Это первое, что тебе нужно сделать: купить машину. Не бойся, я помогу.

            Гриша внимал с восторгом. Водить он, представьте, умел, и у него были даже советские права, которые напыщенно назывались международными. Но машины никогда не было.  Всю предыдущую жизнь машина была Гришиной недосягаемой мечтой.  И вот теперь эта мечта становилась реальностью. У него было триста долларов;  ещё пятьсот, как объяснил Миша, можно было занять в Джушке.

            - У дилера машину покупать не надо, - наставлял Миша. - Они все жулики. Лучше найти в газете частное объявление. Только учти, нельзя платить сколько просят.  Надо торговаться до последней капли крови.  

            Гриша испугался.

            - Как я буду торговаться? Я же по-английски кроме окей и гудбай ничего не знаю. 

            - Не бойся, старик, - успокоил Миша. - Я переведу.

            Объявление о продаже машины, которое привлекло внимание наших друзей, выглядело заманчиво и загадочно. Было сказано, что машина ездит хорошо, но цена не была указана. Были в объявлении непонятные слова  best offer, которые Миша интерпретировал как заверение, что эта машина есть самое лучшее из всего, что вам предлагается в Лос-Анджелесе.  

            Продавцом машины оказалась ухоженная пожилая дама со следами тщательно выполненной красоты. Она жила в роскошном доме в Вествуде, одном из самых модных районов Лос-Анджелеса.  К несчастью для Миши, дама оказалась не в меру болтливой, что полностью затуманило Мишино ограниченное понимание английского. Даме было скучно, и она была рада представившейся возможностью поговорить. Она рассказала, что муж её бросил ради какой-то шлюхи, а потом в добавок ещё и умер, но это её уже не волновало, и что дочь ушла жить к бой-френду, который не понятно чем занимается, но явно чем-то противозаконным, потому что ездит на Мазератти, и что теперь она хочет избавиться от старой машины дочери, так как машина сидит в гараже без пользы, только место занимает, а за страховку надо платить. Монолог продолжался довольно долго, но из всего этого Миша не понял ничего, а Гриша даже и не пытался понять, целиком полагаясь на друга. Не дождавшись, когда дама остановится, Гриша вполголоса спросил Мишу:

            - Что она говорит?

            - Откуда я знаю! - так же вполголоса огрызнулся Миша.

            - Спроси, сколько она хочет.

            Тут дама, наконец, прервала поток словоизлияния, и Миша, сосредоточившись, сумел построить грамматически правильный вопрос:

            - Хау мач? 

            В ответ дама, вместо того, чтобы назвать конкретную цифру, снова разразилась многоступенчатым монологом.  Она рассказала, что машина, хоть и старая, но ездит прекрасно, и что её всегда держали в гараже, и что она лично следила за тем, чтобы в машине вовремя меняли масло, а от дочки разве дождёшься, эти молодые люди только и думают о том, как гонять машину по ночным клубам, нет того, чтобы проявить хоть чуточку ответственности и подумать о том, что надо иногда менять масло, и так далее, и так далее, и так далее. В процессе монолога она сказала, что готова отдать машину за пятьсот долларов, хотя вообще-то она стоит гораздо больше, а если не верите, то можете сами посмотреть блю бук и убедиться в этом...

            Миша опять ничего не понял, и, что самое главное, суть монолога, то есть искомая сумма, растворилась в потоке словоблудия.

            - Сколько? - спросил его Гриша.

            - Чёрт её знает, - сказал Миша, раздражаясь от собственного непонимания.

            Гриша понял, что наступил момент истины.

            - Всё равно, скажи ей, что это слишком дорого, - распорядился он.

            Миша опять сосредоточился на своём словарном запасе и выразил мысль со всей определённостью:

            - Но. Ту мач.

            Дама приняла Мишино заявление неодобрительно; ей казалось, что она просит весьма умеренно. Она пожала плечами и спросила, сколько, в таком случае, джентльмены могут предложить.  Этот вопрос Миша понял и перевёл другу:

            -- Она спрашивает, сколько ты дашь.

            - Значит так, - сказал Гриша. - Больше восьмисот я платить не собираюсь, пусть не надеется.  Предложи ей для начала шестьсот.

            Числительные Миша знал.  Поэтому он изрёк без труда:

            - Сикс хандред. 

            Дама удивилась. Ей показалось странным, что пятьсот - это слишком дорого, а шестьсот, оказывается, в самый раз. Она ещё раз убедилась в том, насколько велико различие в культурах между людьми разных национальностей. Эта мысль подтолкнула её к новому монологу. Она призналась в том, что, к её глубокому сожалению, она, как большинство американцев, мало знакома с нравами и обычаями других народов, но, тем не менее, относится к ним с большим уважением, и раз уж джентльмены настаивают на том, чтобы заплатить больше, чем она просит, то она, так и быть, готова продать им машину, вместо пятисот долларов, за шестьсот, как они предлагают, или даже за семьсот, если этого потребуют обычаи их культуры.

            Миша опять ничего не понял, но сумел выловить из всего этого жуткого потока многословия два слова: "шестьсот" и "семьсот".

            -  Плохо дело, - сказал он, обращаясь к своему другу, который смотрел на него расширенными от волнения глазами в ожидании приговора. - Эта стерва за шесть сотен не отдаёт. Хочет семьсот.

            -  Может, за шестьсот пятьдесят отдаст? 

            -  Я не знаю, как правильно сказать "шестьсот пятьдесят", - признался Миша. - Не знаю, надо ли вставлять "энд" между словами "шестьсот" и " пятьдесят".

-  Ну, скажи неправильно, - попросил Гриша. - Она, наверно, поймёт. Эта бестактная просьба возмутила Мишу.

            -  Ты что, хочешь, чтобы я позорился? - гневно прошипел он.

-  Ну ладно, бери за семьсот.

            -  Окей, - сказал Миша, обращаясь к даме. - Севен хандред.

            Дама окончательно обалдела от этой странной торговли.

            - Семьсот? Вы уверены? - испуганно спросила она.

            - И ни цента больше! - выкрикнул Миша и категорически стукнул кулаком по столу, чтобы не оставалось сомнений в твёрдости его заявления.  

            Сделка состоялась. Хозяйка дома осталась довольна, хотя и несколько смущена. Она чувствовала, что несправедливо злоупотребила обычаями наивных иностранцев, не знакомых с американской культурой. Зато Гриша был совершенно счастлив. Он вернулся домой на своей первой в жизни машине, при этом заплатив за неё на сто долларов меньше, чем был готов заплатить. Что касается Миши, то он был горд своим умением торговаться, да ещё по-английски, и доволен, что смог продемонстрировать Грише это мастерство.