Афиноген Сивобородов, редактор журнала "Полярный шмель", вздрогнул 
от неожиданности. Перед ним, погружённым в чтение писаний состоятельных
графоманов, стоял невысокий худощавый кучерявый молодой человек неславянской внешности, держа в руках исписанный лист бумаги.
- Чем обязан-с? - недовольно прогудел Сивобородов.
- Вот, стихотворение, - с вызовом прозвенел пришедший. - Извольте прочитать.     
- Оставьте, я прочту и вас попозже уведомлю.
- Нет уж, извольте при мне!.. 
Обескураженный напористостью пришедшего, Сивобородов нехотя взял листок и принялся читать: "Нас было много на челне"... Лицо его во время чтения не выражало восторга. Поэт, усевшийся без приглашения, нервно постукивал пальцами по подлокотнику кресла и, по предположительном окончании редактором чтения, вопрошающе уставился на него. 
- Не пойдёт, - торжествующе заключил редактор, протягивая рукопись поэту, - много вас таких. 
- То есть как это, как это много? - завозмущался поэт, не беря листок. 
- А вот так это. Всё, что вы нацарапали, пера отрока не достойно, не то что зрелого мужа. Говорю вам, как поэт поэту. Извольте выслушать. Вас "было много на челне", а погибло сколько? Только "кормщик и пловец", сами же пишете. А где же другие, с позволения сказать, "пловцы"? Были бы они пловцы - выплыли бы. Гребцы они, а не "пловцы". Тут же пишете, что лишь вы один, "таинственный певец, на берег выброшен грозою". От кого вы теперь "таинственный" - от себя, что ли?.. - Дочитывает: - "И ризу влажную мою сушу на солнце под скалою". Сначала назвали себя певцом, а затем, извините, попом. Ахинея какая-то. Столько людей напихал в гребной парусник и называет его челном. Где истина? А вот внизу ещё что-то начеркано... А. Пу... Пу-Пу-... Пу-у-у... Пушкин... Батюшки-светы! Так это Вы, Александр-свет-Сергеич! Что же Вы сразу-то не сказали? Мы бы и не читали! Сразу бы в набор! А я Вас совсем другим представлял. Русланом эдаким-с. Простите, ради Христа! Не обессудьте! Какое стихотворение! Как всегда, гениально! Говорю Вам, как поэт поэту-с... 
Гость откинулся в кресле, злорадно сверкая глазами. Редактор потянулся к колокольчику и зазвонил. Вошёл заспанный мужик, наборщик в запачканном фартуке. 
- Вот, Евлампий! Чтоб через полчаса принёс мне оттиск! Пусть недоросли учатся, как надо писать стихи. Если где напутаешь, убью-с! Вечно они что-нибудь напутают, - доверительно сообщил он Пушкину, когда за наборщиком закрылась дверь. - Хоть запятую лишнюю да поставят. Норовят показать, что стоят больше гения!.. Это от зависти всё. Говорю Вам, как поэт поэту-с.