БЕРНАРД НАХЕС, АДВОКАТ В ЗАКОНЕ
Когда мы молоды, нам кажется, что мы достигли солидного возраста, и из нас так и прёт мудрость житейского опыта. Когда мы на самом деле достигаем преклонного возраста, мы забываем про свой житейский опыт и думаем, что всё ещё молоды. Представьте себе, когда-то, давным-давно, я тоже был молодым и тоже думал, что достиг преклонного возраста и устал от жизни. Я стал плохо спать. И мне стали редко сниться приятные сны. В основном, осаждала какая-то муть, вроде чаепития с вице-президентом Зимбабве. Но в тот далёкий день, о котором пойдёт речь, случилась одна из редких удач. Приснился сон, наполненный радостью. Как будто я веду машину по гладкой, залитой солнечным светом дороге. По обе стороны дороги раскинулись леса, поля и луга, в общем - всё, чему полагается раскидываться по обе стороны дороги. Мир источает благодать. В небе суетятся мелкие облака. Сквозь ровный шум мотора проступает вкрадчивое чириканье птичек. Сначала оно едва слышно, потом становится громче. Потом ещё громче. Потом оно становится пронзительным. Потом перерастает в непереносимый визг, и тут я просыпаюсь. Это визжат по асфальту колёса моей машины оттого, что я изо всех сил давлю на педаль тормоза. Им вторит такой же визг колёс позади меня. Как говорили в футбольных репортажах... Удар! Ещё удар! Первый удар был мой - по машине спереди. Второй - по моей машине, сзади. После этого всё замерло. Замолк усыпляющий шум мотора. Затихли птички. Даже мелкие облака растаяли в посеревшем небе. Из-под моего капота, вздыбившегося, словно кот при виде собаки, шёл лёгкий пар. Зада своей машины я не видел, но догадывался, что это тоже не самое привлекательное зрелище. Слава Богу, сам я не пострадал. Даже не успел испугаться. Полицейская машина подлетела минуты через три. За ней - ещё одна. За ней - пожарная машина. За ней - скорая помощь. Потом начали подъезжать какие-то машины без опознавательных знаков, но явно имевшие право на участие в событии. Пока я думал, что делать - выходить из машины или, наоборот, лечь досматривать свой сладкий сон, у моего окна вырос детина в форме. - Сэр, как вы себя чувствуете? - взволнованно кричит он. Его волнение меня немного озадачило. - Ничего, спасибо, - отвечаю я вежливо. - А вы как? - Жалобы есть? - настаивает полицейский. Я вижу, что он от меня не отстанет. Я говорю: - Знаете, в моём возрасте грех ни на что не жаловаться. Вот, например, суставы болят по утрам. Бессонница мучает. Это я специально навожу его на мысль. Чтобы он не подумал, что я заснул за рулём. А он - своё: - Хотите, скорая помощь доставит вас в больницу? - Ещё чего! - говорю я. - С какой стати? Тут я чувствую, как меня кто-то толкает в бок и слышу шепот: - Соглашайся, дурак! Смотрю, в машине рядом со мной уже сидит этакий пухлый белобрысый субъект с бесцветными, как простокваша, глазами, в костюме и при галстуке. Костюм, правда, дешёвый и мятый. Я говорю: - Извините, чем я могу вам помочь? - Ничем, - говорит наглый субъект. - Это я могу вам помочь. Я буду вашим адвокатом. Он суёт мне свою визитную карточку, потом перегибается через меня и кричит в окно полицейскому: - Сержант, я - адвокат Бернард Нахес, представляю пострадавшего! Ему нужна срочная медицинская помощь. Прошу вас с ним не разговаривать, потому что он в шоке и не соображает, что говорит. Немедленно везите его в больницу. Я буду следовать за вами. И опять толкает меня в бок, чтобы я помалкивал. Но я не хочу, чтобы какой-то наглец ущемлял мою свободу слова. Я говорю: - Никакая помощь мне не нужна - ни медицинская, ни ваша паршивая адвокатская помощь. Так что, попрошу освободить мою машину. - Неужели? - говорит белобрысый, не обижаясь. - А деньги вам нужны? Подозреваю, что нужны. Вот и мне тоже, не меньше, чем вам. Тем более, что Бобби в этом году идёт в колледж. - Кто такой Бобби? - Мой бойчик. - В какой колледж идёт бойчик? - В Корнель. - Хороший колледж, - одобряю я. - Но очень дорогой; не знаю, как вы потянете. - Даст Бог, с вашей помощью, - нагло заверяет белобрысый. - Так что, закройте глаза, а заодно - рот, и делайте то, что я говорю. Тут подоспели санитары с носилками, вытащили меня из машины без всякого сопротивления с моей стороны, загрузили в скорую помощь и помчали в больницу. По дороге я снова задремал, но сладостный сон про светлую дорогу уже не вернулся... Как вы знаете, в коротких рассказах время летит быстро. Прошло два месяца. Всё это время я послушно выполнял указания моего адвоката, которого теперь запросто называл Бёрни. Я не ходил на работу, но регулярно посещал врача. Врача тоже звали Бёрни, фамилию не помню. К нему меня направил адвокат Бёрни, строго запретив ходить к каким-либо другим врачам. Бёрни-врач и Бёрни-адвокат обсудили ситуацию и решили, что у меня пострадали шея и поясница. Бёрни-врач назначил мне лечение чем-то высокочастотным и велел приходить к нему через день. Бёрни-адвокат этого режима лечения не одобрил. Учитывая высокую стоимость колледжа, куда поступил его сын, он настоял, чтобы я наносил визиты врачу каждый день. При этом он строго запретил мне разговаривать с кем бы то ни было, а главное - отвечать на какие бы то ни было вопросы. За мои визиты к врачу платила, как полагается, страховая компания. Я доплачивал двадцать процентов, но и это обращалось в чувствительную сумму. - Не горюй, - утешал меня Бёрни Нахес. - Всё вернётся с лихвой. - С какой лихвой? - С хорошей. Как договорились, две трети тебе, одна - мне. Хотя, по справедливости, надо бы наоборот. Мне бы надо получить две трети этой самой лихвы. А ещё лучше - три четверти. К этому времени мы с Бёрни уже близкие друзья. Поэтому я говорю по-дружески: - Свинья ты, Бёрни, хоть и еврей! За что тебе три четверти? - А тебе за что? - Как за что? Я - потерпевшая сторона! - Кто, ты? Это я потерпевшая сторона, - говорит Бёрни без тени иронии. - Ты лежишь себе в кабинете врача и в ус не дуешь. А я должен крутиться, как сумасшедший, между судами и страховыми компаниями, чтобы выбить тебе твою четверть. - Бёрни... - Ну, хорошо, треть. - Я буду искать другого адвоката. - Окей, окей, две трети, не надо возбуждаться. Такой диалог с Бёрни происходит регулярно. Но это не мешает нашей дружбе, которая крепнет с каждым днём. Мы уже дружим семьями, бываем друг у друга в гостях, сетуем друг другу на детей и на боли в пояснице. С моей мамой у Бёрни сложились особенно близкие отношения. Моя мама, как полагается всякой еврейской маме, несмотря на мой зрелый возраст, считает меня ребёнком. Бёрни жалуется ей на моё непослушание в выполнении его инструкций, и мама полностью разделяет его чувства. - Вы мне будете рассказывать! - говорит она с пафосом. - А то я не знаю! Когда ему было восемь лет, я не могла заставить его вымыть руки перед обедом! Самым неприятным во всей этой истории оказался запрет Бёрни-адвоката разговаривать с людьми и отвечать на их вопросы. Звонит мой старый друг Лифшиц. - Привет, старик! - орёт. - Как жизнь? - Извини, Лифшиц, - говорю я. - На твой вопрос я не могу ответить. Обращайся к моему адвокату, мистеру Нахесу. Его телефон 908-364-2553. - Старик, ты что, рехнулся? - говорит оторопевший Лифшиц. - Извини, Лифшиц, - говорю я. - На этот вопрос я тоже не могу ответить. Пожалуйста, обращайся к моему адвокату, мистеру Нахесу. Его телефон 908-364-2553. Постепенно друзья перестают мне звонить. Жизнь тускнеет. Вокруг не остаётся никого, кроме зануды Нахеса. Мы с ним уже такие близкие друзья, что я с трудом его выношу. Поразмыслив, я нахожу способ отомстить Нахесу за его въедливость. Я начинаю отвечать на телефонные звонки, которые раньше игнорировал. Звонят, например, из какой-то политической организации. Известно, зачем звонят: чтобы попросить денег. Я это знаю, и они знают, что я знаю. Но всё равно, сначала им полагается поговорить. - Доброе утро! - кричит в трубку бодрый нахальный голос. - Вам выпала небывалая удача: вы избраны из десяти тысяч кандидатов, чтобы участвовать в опросе общественного мнения. Поддерживаете ли вы двадцать восьмую поправку к конституции, которая оздоровит нашу экономику и даст работу миллионам безработных граждан? Я говорю: - Извините, я не могу ответить на ваш вопрос. Обращайтесь к моему адвокату, мистеру Нахесу. Его телефон 908-364-2553. - Прекрасно! - кричит мой незваный собеседник. - В таком случае, можете ли вы пожертвовать нам 180 долларов с целью оздоровления экономики? Если разделить на год, то это меньше, чем 50 центов в день! - Прекрасная идея, - говорю я, скрывая злорадство. - Обращайтесь к моему адвокату, мистеру Нахесу. Он такой человек, что обязательно пожертвует. Его телефон 908-364-2553. После каждого подобного звонка Бёрни звереет. - Зачем ты даёшь им мой телефон? - вопит он, разбрызгивая слюну. - Бёрни, - говорю я ласково, - ты же сам велел мне ни с кем не разговаривать и всех направлять к тебе. Вот я и направляю. Издеваться над Нахесом было единственным развлечением в моей поскучневшей жизни. Вся эта жизнь заключалась в мучительном ожидании некоего ослепительного богатства, за которое сражался мой адвокат, и которое должно было обеспечить мне всю оставшуюся жизнь в истоме роскошного безделья. Так проходили недели и месяцы. С работы меня уволили, но меня это даже обрадовало. Теперь не надо было думать о карьере и трепетать в ожидании прибавки к моей ничтожной зарплате. Впереди сияло богатство. Незаметно проскользнуло лето. Заиндевела трава на лужайках, затихло гудение кондиционеров, и улицы наполнились полуодетыми школьниками с рюкзачками за спиной. Моя утомительная дружба с Бёрни Нахесом продолжалась, но денег это всё никак не приносило. И вот однажды он явился неожиданно, без звонка. Он был бледен, и в его бесцветных глазах мерцали слёзы. - Бёрни! - обрадовалась мама. - Хорошо, что ты пришёл. Я как раз сварила борщ. - Не надо борща, - печально сказал Бёрни. И, вздохнув, добавил с трагическим надрывом: - Поздравляю! Дело закончено. Твоя доля - четыреста тысяч. - Я получу четыреста тысяч долларов? - спросил я тревожно. - Нет. Ты должен заплатить четыреста тысяч долларов, - сказал Бёрни и заплакал навзрыд. Через некоторое время, утерев слёзы и съев борщ, он поведал страшную историю. Эти проклятые страховые компании, с которых он хотел сорвать несметные миллионы, раскопали документы о моих травмах, а вернее - об их отсутствии. Они затребовали рентгеновские снимки в больнице, куда меня отвезли после аварии, и убедились, что никаких травм не было. Далее, они затребовали документы у доктора Бёрни, и по каким-то, одним им известным признакам убедились, что диагноз его - липовый и что доктор Бёрни - такой же жулик, как и адвокат Бёрни, а я - авантюрист и симулянт. После долгих переговоров они согласились не возбуждать уголовного дела против нас, если мы оплатим им все юридические расходы, связанные с моим делом. - Бёрни, скотина, - сказал я, стараясь в мамином присутствии сдержаться от более выразительных эпитетов, - кто заставил меня ехать в больницу, а потом идти к своему врачу? - Я, - признался Бёрни. - Но ты должен быть мне благодарен. Я боролся за тебя, как тигр, и эти мерзавцы согласились взять с тебя только сорок тысяч вместо четырёхсот. Больше он ничего не смог добавить, так как его снова начали душить рыдания. Некоторое время мы молчали. Бёрни пытался подавить свою позорную плаксивость, а я пытался решить, что мне делать - выгнать его из дома или сначала дать по морде, а уже потом выгнать. Вмешалась мама. - Ты видишь - человек страдает, - говорит она. - Неужели у тебя нет ни капли жалости? - Вот именно, - соглашается Бёрни сквозь всхлипывания. - Нет ни капли. Что мне теперь делать? Несмотря на трагичность ситуации, мне показалось смешным, что у Нахеса хватает не то наглости, не то глупости обращаться ко мне за советом. Я говорю: - Поменяй фамилию Нахес на Цорес. Это поможет. - Ты ещё остришь, - стонет Бёрни. - Как я теперь буду платить за Боббин колледж? - Да, - поддерживает мама. - Бобику надо ходить в колледж. Ты должен ему помочь. - Интересно, а кто мне поможет? Уж не Бобик ли? - У тебя есть дом, - говорит Бёрни, хлюпая носом. - Ты можешь взять взаймы под дом. - Пошёл вон! - сказал я, но не стал бить ему морду, чтобы не огорчать маму. ... Это - почти конец истории. Больше я не встречал Бёрни. Прошли годы. Много лет. Жизнь вернулась в свою колею. Я нашёл работу, выплатил долги, похоронил маму, окончательно состарился, вышел на пенсию и никогда более не вспоминал ни про автомобильную аварию, ни про своего убогого адвоката. Моё существование вышло на медленную финишную прямую. Однажды в этой скучной, бедной событиями жизни, меня пригласили в местную синагогу на какое-то полуформальное празднование какого-то юбилея. Раньше я бы проигнорировал подобное приглашение. Но теперь охотно согласился, поскольку это вносило некоторое разнообразие в мою монотонную жизнь. Там я встретил своего знакомого, которого не видел много лет. Пока мы болтали, стараясь восстановить события этих пропущенных лет, мимо проковылял старый толстый человек невзрачной наружности. Он кивнул моему собеседнику и на мгновенье задержал взгляд на мне. - Кто это? - спросил я. - Это Бёрни. - объяснил мой знакомый. - Когда-то он был очень известным адвокатом. В молодости он прославился среди своих коллег тем, что из простой автомобильной аварии сколотил целое состояние. Говорили, что он сумел обобрать не только страховые компании и автомобильную индустрию, но заодно ещё и своего клиента, и его врача. Некоторые юристы считают, что в их профессии это была совершенно оригинальная концепция, так сказать, новый подход к взаимоотношениям адвоката и его подзащитного. - Его фамилия Нахес? - Да. Ты с ним знаком? - Был знаком когда-то. Я и есть тот самый клиент. Интересно, узнает ли он меня. - Вряд ли. Говорят, у него Альцгеймер. Никого не узнаёт. Впрочем, говорят также, что на самом деле никакого Альцгеймера у него нет. Он его симулирует. Кого надо узнаёт, кого не надо - нет. Тебя он наверняка не узнает. - Надо попробовать. Я протолкался через толпу прихожан со стаканами в руках, нашёл Бёрни и с размаху хлопнул его по плечу. - Привет, Бёрни, - сказал я, имитируя радость долгожданной встречи. - Узнаёшь? В мутных глазах Нахеса замелькало что-то непонятное - то ли радость, то ли испуг. - Извините, - сказал он, отводя взгляд. - У меня Альцгеймер. - Знаю, знаю, - сказал я. - Можешь не узнавать. У меня только один вопрос: порчему тогда, во время нашей последней встречи, ты так горько плакал? Неужели так хорошо притворялся? - Ну что ты! - обиженно сказал Бёрни. - Я не умею притворяться. Мне было искренне жалко тебя. Я, хоть и адвокат, но ведь тоже человек. И, тяжело вздохнув, добавил: - Я бы тебя с удовольствием узнал, но не могу. Совсем замучил, проклятый Альцгеймер. Он подмигнул и заковылял прочь.
|