ВАСИЛЬКОВЫЕ ЦВЕТОЧКИ
Недавно мне попался на глаза мой собственный рассказ про современную телефонную технологию, про всякие там автоответчики, идентификаторы и прочие электронные изощрения. И я этот свой рассказ перечитал. И мне стало смешно. Не потому, что рассказ такой остроумный, а потому что, пока я его писал и перечитывал, наша технология шагнула так далеко и достигла таких высот, что теперь все эти автоответчики выглядят не намного современнее, чем каменные наконечники стрел. И я даже не говорю про какие-нибудь замысловатые айфоны и джипиэсы. Я говорю о той технологии, которая проникла в сферы прекрасного и теперь вовсю насыщает нас бессмертными художественными ценностями. Короче, я говорю про оперу на большом экране. Судите сами. Благодаря этой заоблачной технологии, лучшая в мире опера - Метрополитен Опера - стала доступна, как Макдональд. Вам не надо ехать в Нью-Йорк и платить четыреста долларов за то, чтобы услышать премьеру какого-нибудь "Любовного напитка" с Нетребкой. Он, этот самый напиток, теперь находится в двадцати минутах езды от вашего дома, за двадцатую долю цены и с полным эффектом присутствия в зрительном зале и даже за кулисами. Вот такие чудеса творит технология. Нетребко орёт свои арии в Нью-Йорке, а её в этот момент слышит и видит весь мир. Это называется эйч-ди-опера, то есть опера с высокой разрешающей способностью. С тех пор, как эта разрешающая способность вошла в нашу жизнь, мы с женой не пропускаем ни одного представления. Каждый раз я в уме подсчитываю экономию от того, что мы не пошли слушать оперу в театре Метрополитен, и чувствую, что неотвратимо богатею. Мы приходим в кинотеатр заранее, чтобы занять хорошее место - в центре, не очень далеко, но и не слишком близко. К середине первого акта я обычно засыпаю. Но потом я, конечно, пробуждаюсь и дальше с полной ответственностью слежу за развитием сюжета. А то, что я пропустил, мне потом рассказывает жена. В тот день, с которого начинается наша история, моя жена не могла пойти слушать оперу. Как раз в этот день у неё на работе случилось важное совещание. Она говорит: - Ты, милый, иди, слушай без меня, получай удовольствие. А мне потом расскажешь. Или даже споёшь. Она меня нежно целует, и я отправляюсь в ближайший кинотеатр "Регал", нахожу там самое лучшее место в центре, не очень далеко и не слишком близко, и начинаю предвкушать эстетическое удовольствие. За пять минут до начала представления операторы включают зрительный зал. Я обожаю этот момент, когда сквозь гул публики пробивается сладостная какофония настраиваемых инструментов, и нарядно одетые зрители протискиваются к своим четырехсотдолларовым местам. Камеры операторов скользят по залу, то замирая на общем плане, то крупно выхватывая на несколько секунд отдельные группы или случайных дам и джентльменов, не подозревающих, что в этот момент их видит весь мир. Мне нравится разглядывать эту нарядную публику, и сердце моё замирает от эффекта присутствия за умеренную цену. И вот камера медленно движется вдоль какого-то ряда и вдруг... Я не могу поверить глазам! На экране появляется мой друг Сёмка Златкин. Он в костюме, который я знаю, и при галстуке, который я тоже безошибочно узнаю. Конечно, это Сёмка! Он с кем-то оживлённо беседует и хохочет. Я тоже мысленно хохочу и представляю, как я завтра буду всем рассказывать про то, как я - хотите верьте, хотите нет - увидел живьём на экране Сёмку Златкина. Или ещё лучше - буду рассказывать самому Сёмке, в каком костюме и при каком галстуке он ходил в Метрополитен. В общем, я не могу поверить в свою удачу. Тут камера начинает отъезжать, и я вижу Сёмкиного собеседника. Это моя жена. У меня останавливается дыхание. Сомнений нет. Это она, в том самом платье с синими цветочками, в котором она два часа назад уехала на совещание. Она тоже хохочет и при этом держит Сёмку за руку. А камера продолжает отъезжать, изображение превращается в общий план, и Сёмка с моей женой растворяются в зрительном зале. А я растворяюсь в этом кошмарном видении. Сёмка Златкин... Друг, можно сказать... С моей женой в одном отделе работает... Вот, оказывается, какой он ей сотрудник... Гремит увертюра, поднимается занавес, и уже опера идёт полным ходом, и Нетребко орёт во всю разрешающую способность. А мне не до оперы, и весь сон как рукой сняло. Нет, это уму непостижимо. За ручку держит, скотина. Я её уже лет двадцать за ручку не держу. И вот вам, пожалуйста... Дома я принимаю таблетку от головной боли и начинаю ждать жену. Наконец, поздно вечером она возвращается со своего совещания, в том же платье с синими цветочками, усталая, но умиротворённая. Не иначе, с Сёмкой Златкиным после оперы совещалась в отеле. Я молчу. Она молчит. Я говорю, наполняя свой голос ехидством: - Ну, как прошло совещание? Она молчит. Я говорю: - А как опера? - Какая опера? - вскидывается жена. - Та самая. На которую ты с Сёмкой Златкиным ходила. Жена бледнеет и отвечает с некоторой задержкой: - Не понимаю, о чём ты говоришь. - Прекрасно понимаешь. Весь мир видел, как ты наслаждалась любовным напитком, только не с Нетребкой, а с этим козлом Сёмкой. У моей жены отличная реакция. Пока я выговариваю своё саркастическое обвинение, она берёт себя в руки и переходит в контратаку: - Ты что выдумываешь? Какая опера? Да как ты смеешь? Да как тебе не стыдно! Ты меня просто оскорбляешь! Ну, и так далее. Остановить её уже невозможно. Она продолжает метать молнии с таким угрожающим пафосом, что мне в душу постепенно закрадывается сомнение: может, и правда я ошибся? Может, зря её обвиняю? Поймав момент, когда она делает вдох, я говорю: - Знаешь что? Через неделю это представление будут показывать снова, в записи. Давай пойдём, и ты сама себя увидишь. Она немного колеблется, но деваться некуда, приходится соглашаться, иначе весь пафос пропадёт. Она говорит: - Конечно, пойдём, чтобы ты сам убедился, какой ты негодяй и как несправедливы твои подлые обвинения... Ну, и так далее, без остановки. В общем, неделю спустя мы отправляемся в кинотеатр "Регал", занимаем хорошие места в середине, не слишком далеко и не слишком близко, и ждём представления. И вот уже камера скользит по залу под гул публики и нестройное кудахтанье оркестра, и наконец крупным планом появляется Сёмка Златкин, а потом и моя верная супруга. Та, которая на экране, хохочет вовсю, а та, которая сидит рядом со мной, молчит, как айсберг. Камера отъезжает. - Ну что, видела? - спрашиваю я шепотом. Жена молчит. Я шепчу опять: - Видела себя? - Видела, видела, - раздражённо шепчет жена. И после паузы добавляет: - Это не я. - Как не ты? - шепотом кричу я. Сзади меня пинают в спину. - Перестаньте разговаривать. Вы мешаете. Я замолкаю и с ненавистью жду, когда Нетребко тоже умолкнет и наступит перерыв. После первого акта мы уходим из кинотеатра и молча едем домой. Там я приступаю к допросу. - Сёмку видела? - говорю я, стараясь сохранять спокойствие. - Видела. - А как ты его за ручку держала видела? - Это не я, - говорит жена. - Интересно. А кто же это? - Откуда я знаю? Не я. - Как не ты? А платье в синих цветочках твоё? - Послал Бог дурака, - говорит жена, и я вижу, что она опять переходит от пассивной защиты к активному наступлению. - На моём платье цветочки не синие, а васильковые. Все вы мужчины дальтоники, цветов не различаете. А ещё берёшься судить. Ещё меня обвиняешь... Можно сказать, унижаешь... В голосе её появляются высокие ноты, переходящие в надрыв. - С тобой всегда так! - визжит она. - Двадцать лет мучаюсь! Всю жизнь мне отравляешь! Я понимаю, что сражение проиграно. Надо капитулировать. - Ну, ладно, ладно, - говорю я. - Васильковые - значит васильковые. Это я по ошибке думал, что синие. - Это у той, на экране, синие цветочки. А у меня васильковые, понял? - Ну да, конечно. Я так и подумал, что это не ты. Интересно, кто эта Сёмкина фря в синих цветочках. - Не вздумай ему звонить, - говорит жена. - Не дай Бог, его благоверная узнает, семью разрушишь. Чаю вскипятить? Шторм затихает, и я уже готов забыть про этот подлый любовный напиток с Нетребкой и синими цветочками. Но на следующий день оказывается, что ягодки ещё впереди. Звонит Вася Гольдин. - Ну как? - говорит. - Да так, - отвечаю. - Видел? - Что видел? - То самое. Сёмку Златкина с твоей женой. - Это не она! - кричу я. - У моей жены на платье цветочки не синие, а васильковые! Понял? Совершенно другие цветочки! Я в негодовании бросаю трубку, но не успеваю перевести дух, как звонит Мишка Шматкис. Он долго жуёт какую-то жвачку про плохую погоду и хороший прогноз и, наконец, выдавливает: - Слушай, я сам не видел, но все говорят... - Неправда! - кричу я. - Они все врут! Это не она! Цветочки не те! Синие цветочки! Синие, понял? А у неё васильковые, понял?.. Так продолжается весь день. Звонят родственники и знакомые. Звонят близкие друзья и далёкие приятели. Когда я уже готов принять таблетку от головной боли и лечь спать, происходит самое гадкое: звонит Сёмка Златкин. - Старик, нам надо объясниться, - глухо говорит Сёмка. - Я понимаю, что ты видел нас в театре, и я бы хотел... - Подожди. Кого это "нас"? - Ну... меня и её... твою жену. - Моей жены там не было! - парирую я. - Это была не она! Сёмка пытается что-то сказать, но начинает давиться. Он долго мычит, кашляет и, наконец, выдавливает: - А кто? - Откуда я знаю? - говорю я, не скрывая раздражения. - Какая-то баба в платье в синих цветочках. У моей жены цветочки васильковые, а не синие. - Ага. А я там был? - Ты был. Слушай, не морочь мне голову. Говори, зачем ты звонишь. - Понимаешь, - говорит Сёмка, и голос его начинает дрожать, - моя жена подала на развод на основании того, что я ей изменяю с этой самой... в синих цветочках... ну, в общем, с другой женщиной. - Правильно сделала, - говорю я, не скрывая злорадства. - Таких, как ты, надо учить. А при чём тут я? - Ты очень даже при чём. Знаешь, как говорят? Не имей сто рублей, а имей сто друзей. Так вот, это неправда. Я бы предпочёл сто рублей. - Это примерно три доллара. - Правильно, - говорит Сёмка. - Я бы лучше имел три доллара. Поначалу все эти друзья звонили моей жене и рассказывали, что видели меня с твоей женой. От этого я ещё мог отбрехаться. Все-таки, мы работаем вместе. Я объяснил жене, что у нас было совещание с группой китайских инвесторов, и после совещания мы повели их в оперу. И она мне поверила. И всё затихло, и моя семья была спасена. Но потом ты стал всем объяснять, что эта была не твоя жена, а неизвестно кто. И наши бесценные друзья снова стали звонить моей дуре и объяснять, что я был в театре с какой-то блядью неизвестного происхождения, а вовсе не с сотрудницей. И вот тогда началось. Она уже наняла адвоката. Хочет отнять у меня дом и все наши сбережения... Сёмкин голос окончательно раскалывается, он всхлипывает, громко сёрпает носом и подвывает. И я начинаю испытывать что-то вроде жалости и лихорадочно пытаюсь сообразить, что делать дальше. Ничего не придумав, я говорю: - Ты, Сёмка, скотина. И мне тебя не жаль. Ты получил то, что заслужил. Пусть твоя жена от тебя уходит, так тебе и надо. - Ты напрасно так говоришь, старик, - говорит Сёмка, неожиданно успокаиваясь. - Если моя жена уйдёт от меня, то твоя уйдёт от тебя. - Куда она уйдёт? - Ко мне - говорит Сёмка. - Мы с ней это уже обсудили и решили, что мы, может быть, даже любим друг друга. Так что, подумай. В твоих силах сохранить мою семью, чтобы сохранить свою. У меня начинает кружиться голова, и я чувствую, что перестаю соображать. Я говорю, с трудом преодолевая тошноту: - Что же я могу сделать? - Очень просто, - говорит Сёмка. - Обзвони всех и объясни, что ты ошибся. И что твоя супруга действительно по делам службы ходила со мной в театр. И что ни её, ни меня на самом деле никакие любовные напитки не интересуют, но служба есть служба. И всё встанет на свои места. - И моя жена не уйдёт к тебе? - Конечно нет. Зачем я буду ей нужен без дома и сбережений? - Ладно, Сёмка, я постараюсь, - говорю я устало. - Ты, конечно, сволочь, но дружба дороже. Вечером моя жена возвращается с работы в приподнятом настроении. - Милый, - говорит она, - ты, конечно, понял, что я пошутила, правда? Разумеется, это была я в театре с мистером Златкиным. - Знаю. знаю, - говорю я уныло. - У вас было совещание с китайскими инвесторами, после чего вы их повели слушать оперу. Непонятно только, зачем ты поменяла платье с васильковыми цветочками на такое же с синими. - Ах, милый, ты так наблюдателен! - мурлычут жена. - Это на самом деле одно и то же платье. Но при телетрансляции цвета искажаются, и на экране васильковый цвет выглядит синим. Ты же знаешь, как несовершенна современная технология. - Ты права. Лучше бы её вообще не было. Я это объясню нашим друзьям и знакомым. Вскипятить чаю?... Так мир восстанавливается в нашем счастливом доме, и жизнь входит в прежнюю колею. По утрам мы целуемся и разъезжаемся - каждый на свою на работу. По вечерам встречаемся, целуемся, ужинаем и пьём чай. И по-прежнему ходим слушать оперы с высокой разрешающей способностью - всегда вместе. Разумеется, за исключением тех случаев, когда у жены на работе бывает важное совещание.
|
