Нет-нет, я имею в виду не Майами-Бич и даже не Дейтон-Бич. В СССР БИЧ - это аббревиатура "Бывший Интеллигентный Человек".

Как-то по делам я был в народном суде г. Гелиополя. Заглянул к судье Ивану Петровичу Гришко, мы дружили семьями. Это был добрый и отзывчивый человек без левой руки. Когда трудился рабочим на Трубном заводе, кран уронил на него раскалённую добела болванку. Другой бы на его месте спился, но Иван Петрович окончил среднюю школу, поступил на заочное отделение юрфака Киевского университета, окончил его, и через некоторое время был избран судьёй.

            - О, кого я вижу! Сам Лев Ефимович осчастливил нас своим появлением! Погоди пару минут, я сейчас отвешу кое-кому 15 суток - и пойдём обедать в заводскую столовую.

            Старшина ввёл в кабинет ещё не старого человека в сравнительно опрятной одежде. После оформления протокола - имя, фамилия, место жительства и т. д. - Иван Петрович объявил ему 15 суток ареста (он с собутыльниками ночью орал под окнами военные песни, провёл ночь в вытрезвителе) - и вот получил заслуженную кару. Его собутыльников судья велел привести после обеда. И мы совсем уж собрались уходить, как наказанный обратился к судье:

            - Товарищ судья, я прошу, нет, просто умоляю уделить мне несколько минут внимания. Во имя гуманизма и человеколюбия!

            Такое обращение нас удивило. Иван Петрович взглянул на меня, я пожал плечами; судья вздохнул и кивнул головой.

            - Ну, как меня зовут, известно из протокола. Я из Ленинграда. Отец погиб на фронте, мать и сестра умерли с голоду. Нас в школе кое-как подкармливали, потом по "дороге жизни" вывезли в Воркуту, в детский дом. Мне тогда было 10 лет... Короче, я окончил школу с серебряной медалью, вернулся в Питер и без экзаменов поступил в ЛОЛПИ (Ленинградский ордена Ленина Политехнический институт) на электротехнический факультет. Ну, студенческая жизнь и стипендия известна; грузил на станции вагоны, писал рекламы и объявления и т. д. На последнем курсе женился на однокурснице, хохлушке-хохотушке Анне. Окончили институт, поступили на работу в Ленстройпроект. Нам, молодым специалистам, дали однокомнатную квартиру, а через пару лет мы "расширились" до двухкомнатной. И тут моя Аннушка говорит: сколько можно терпеть скверный ленинградский климат? Холод, сырость, слякоть, наш сын Витя постоянно чихает и кашляет, да и я часто простужаюсь. А давай обменяем квартиру на Гелиополь - юг, фрукты, овощи, Каховское тёплое море. Там живут мои родители, помогут первое время. Сказано - сделано: обменяли на отличную трёхкомнатную квартиру, устроились на работу, дети - в школе (у нас ещё в Ленинграде родилась дочь Рая). Как-то незаметно прокатилось 10 лет.

Однажды осенью я шёл с работы домой. Уже стемнело; ко мне пристал нищий - в лохмотьях, с какой-то пегой бородой. Я дал ему завалявшиеся в кармане 50 копеек, но он не отставал. Я сказал: отстань, у меня больше денег нет. Но он сказал: врёшь, у тебя есть ещё, не жалей, а то пожалеешь! Вот поросёнок. Короче, я толкнул его, он упал в лужу и закричал: будь ты проклят, Григорий, и вся твоя семья!

            Странно: откуда он знает моё имя? Впрочем, я не обратил на это особого внимания, мало ли что кричат нищие! Но через месяц Аня сказала мне по секрету: наш сын Витя колется, на заводе "товарищ" подсадил его на иглу. Все попытки Ани и мои излечить его не помогли. Не помогла и поликлиника, и однажды утром Витя не встал. Аня обнаружила его мёртвым: передоз. Удар мы перенесли тяжело. Аня замкнулась и из весёлой, жизнерадостной хохотушки превратилась в вечно угрюмую женщину.

Наша дочь Раиса училась в 9-м классе. Как-то раз её соученик Михаил, разгильдяй и сорвиголова (именно такие нравятся девушкам!) украл у отца ключи от гаража, где стоял только что купленный мотоцикл "Ява", и когда родители были на работе, предложил Рае прокатиться. Почему нет? И хоть шёл дождь, молодёжь с визгом и хохотом выкатилась на дорогу. На 11-м километре был поворот на Запорожье. Михаил не справился с управлением на скользкой дороге, выскочил на встречную полосу и врезался в грузовик. Удар с общей скоростью 140 километров не оставлял шансов на жизнь... Этого удара Аня не перенесла. Она вроде пришла в себя, но ушла с работы. Каждое утро стала готовить завтрак для Вити, потом "подымала" Раю, интересовалась, сделала ли она уроки, какие оценки получила в школе. Диагноз был жесток: шизофрения. Мне предложили пролечить её с помощью аминазина, и хотя я знал, что этот препарат превращает больного в овощ - дал согласие. Видеть поведение Ани я был не в силах. Может, я был неправ.

            Аню выписали домой; теперь она целыми днями молча сидела на диване, уставившись в одну точку. Я с трудом заставлял её есть и пить... Вся домашняя работа легла на меня, выполнял я её с каким-то тупым равнодушием, что ли... Однажды меня вызвали в милицию и сообщили, что моя жена Аня выбросилась с балкона. А жили мы на 4-м этаже.

            Этого и я не выдержал. Кто-то посоветовал утопить горе в вине, и очень скоро я стал пьяницей. С работы меня выгнали, жить стало не на что. Я стал продавать вещи, но скоро они кончились. И тут нарисовались пара "жучков". Сказали: зачем тебе, Гриша, эта трёхкомнатная квартира? Давай сделаем так: ты пропишешь нас, а мы дадим тебе хорошую комнатку в бараке и ещё добавим за это тысячу рублей. И я подумал: почему нет? К чему мне эта квартира, где каждый уголок напоминает об Ане, Викторе и Рае?! Тем более, тысяча рублей показалась мне колоссальной суммой: сколько водки можно купить! И я согласился.

            И вот, собирая свои бебехи, в кармане пиджака я нашёл завалявшийся бумажный рубль - и вспомнил, что этот пиджак был на мне, когда я "толковал" с нищим. Поленился пошарить по карманам!

            Деньги, на удивление, кончились очень быстро - часть наверняка украли. Из барака меня вскоре выселили: я не платил квартплату, за свет, воду и т. д. Стал полноценным бомжом. Как и все, нищенствовал, подворовывал, подрабатывал - ну, там вскопать огород, убрать осенью яблоки и груши, поднести чемоданы на вокзале и т. д. И пил... Но как-то раз я не мог подняться с моего жалкого ложа в подвале: видимо, у меня была пневмония. К счастью, бомжи не бросили меня: приносили еду и воду - и я оклемался. Но когда хотел поднести на вокзале одной пожилой паре чемоданы - понял: всё. Сил нет. Что делать? Жить негде, на работу не берут, здоровья нет. Надо умирать. А мне всего 42, и я хочу жить! Помогите мне, товарищ судья!

Иван Петрович вздохнул:   

            - Понимаю остроту и глубину вашего горя, Григорий, но ведь водка не вернёт вам ни Аню, ни Виктора, ни Раю. Вы должны были пересилить себя, остаться на работе и в квартире, не пить. Понимаю, это тяжело. Но жизнь продолжается! И со временем горе бы притупилось. Ведь можно после работы читать книги, решать кроссворды, собирать монеты или марки, рисовать. Есть же охота и рыбалка, шашки и шахматы, фотография, грибы и ягоды, телевизор. Вы образованный человек, инженер. И алкаш.

            Григорий повесил голову.

            - Понимаете, Григорий, я могу помочь вам. Главное - вы должны бросить пить. Вы мне искренне пообещаете не пить, но если знакомый алкаш предложит выпить - вы не устоите. Успокоите себя: э, один раз - и всё. И всё: вы пропали. Я не верю вам.

            Я пожалел Григория. 

            - Иван Петрович, давайте поверим Григорию. А вдруг он действительно сумеет вырваться? Дадим ему шанс!

            - Нет, Лев Ефимович, нет. Григорий у меня не первый, кто просил о помощи и кому я помогал. И зря. Ни один из них не вырвался из этого круга. Кто-то держался месяц, кто-то - два. Но все кончали жизнь одинаково: под забором.

            По щекам Григория поползли две маленькие слезинки.

            Я спросил:

            - Иван Петрович, ведь и вы были в аналогичной ситуации, и всё же вырвались?

            Судья улыбнулся.

            - Я с детства мечтал стать юристом, но тяжкий труд вальцовщика на горячем стане, посменная работа - оставалась только мечта. Да, стать инвалидом первой группы в 27 лет страшно. Но горе со мной разделили моя жена Маша, отец Пётр, мама Дарья, друзья из цеха. Меня приняли в партию, помогли морально и материально. Я окончил школу, потом - заочно университет. Не скрою: было трудно и бывали моменты, когда хотелось всё бросить, напиться до поросячьего крика и всё забыть. Но меня удержали. Тянули, как репку! А у Григория никого нет. В "Гелиопольстройпроекте" равнодушные, чёрствые люди. Бросили своего товарища в таком горе, и ведь знали, что он сирота! А сам он слабый человек. Не вытянет, нет.

            Потом повернулся к Григорию.

            - Вот что, товарищ Волобуев. Просит за вас Лев Ефимович. Даю вам месяц. Придёте ко мне умытый, подтянутый и главное - трезвый, помогу и с работой, и с жильём, и с лечением. Ну, а не придёте - ищите себе оправдание, которого нет.

            Григорий встал.

            - Спасибо, товарищ судья! Вот увидите - я выдержу, вырвусь из этого круга!

            Иван Петрович пожал плечами. Сложил дела в стопку, положил их в сейф. Захлопнул дверцу. Крикнул в дверь:

- Старшина!

В заключение скажу, что Григорий не явился в суд ни через месяц, ни через два, ни через три. Судья был прав.