Судьба моей семьи распорядилась так, что родилась я 90 лет тому назад на побережье Байкала, в месте, связанном топонимикой с известнейшим в русском песенном фольклоре словом БАРГУЗИН. Высокий скалистый Баргузинский хребет, полноводная и стремительная река Баргузин, множество сёл, притулившихся к её берегам, в их числе посёлок Баргузин, и легендарный песенный образ - суровый байкальский ветер БАРГУЗИН. Баргузинское моё детство было достаточно насыщено сказаниями о Байкале, его суровом и сокрушительном нраве, определявшем в нашей тамошней жизни практически всё. Ведь погода, которая в тех местах целиком и полностью зависит от состояния байкальских вод, влияла на урожай с полей и огородов, на всякий промысел - от лесного, охотничьего и до золотодобычи, и конечно, сказывалась и на рыбодобыче.  Над всём вокруг нас довлел и главенствовал этот байкальский климат, определявший наше полуголодное существование и подталкивающий нас к рыбалке, этому нервному, непредсказуемому и в то же время увлекательному занятию. И мы, рано повзрослевшие дети, в 7-10 лет хорошо понимали всю его необходимость - рыба была значительным подспорьем к основному питанию, а в отдельные времена и основным. Но рыба - это всегда ещё и деликатес, она подкормит и подкрепит, и польза в ней особая. Там ведь разные белки, полезные соли, минералы и витамины. Это мы знали со школы. А какое удовольствие получаешь от самой ловли, когда видишь, как рыба на крючке болтается! Радости нет конца! А в сачке копошится! Чудо! Гордость за себя так и льётся в воду! Тут тебе и мелочь разная, и особь покрупнее - щука, карась или карп, к примеру. Если вам не приходилось испытать это чувство радости и восторга и если вы не жарили рыбёху на берегу на костре в дыму или на углях - значит, вы никогда не рыбачили и не знаете этого счастья. Я уже не говорю о сушеной на рогатине и на солнышке вяленой рыбке и о свежей ухе из только что пойманной. Аромат и вкус бесподобные! Если вы сами не рыбачили, то, конечно, тоже ели уху. Но какую? Из рыбы, выловленной сетью из грязных водоёмов и купленной вами за хорошие деньги в рыбных отделах наших магазинов. Да и рыба эта мороженая, чаще всего морская. Надо сказать, что от самой рыбалки удовольствие разное бывает, смотря где рыбачишь - у спокойного озерца, в протоке или в заводи, или в бурных водах большой реки, такой, как наша, или стоишь с удочкой ранней весной либо поздней осенью в ледяной воде у большого водоёма, с лодки или катера рыбачишь. Да и важно, какая погодка выпадет в этот день. И знать надо, где и какая рыба водится. Карпа, к примеру, поймать можно в озерцах, налим в тихой заводи прячется, а плотва, лещи, окуньки, сорожки любят проточную воду реки. Тут и щука на них охотится. А ещё мне кажется, что у водоёма есть какая-то тайна - кого осчастливит хорошим уловом даже в бурю, а кому и в хорошую погоду, когда кажется, что от него исходит щедрость, покой и умиротворение, не выдаст ни одной рыбёшки. Он будто протестует против рыбалки. Ученые сейчас говорят, что вода - живое существо, и люди, эти мелкие особи, в веках провинились перед ней, поэтому и любая наша удача зависит от её настроения. И мы, оказавшись на берегу огромного водоёма, попадаем под резонирующее воздействие мощного и гулкого шума, сопровождающего движение воды и заполняющего окружающее пространство. Это каким-то образом настраивает наши ощущения, чувства, душевное состояние, действуя так, что, даже будучи убеждёнными материалистами, мы волей-неволей начинаем впадать в мистику. Вот и нам, детям, наша развитая интуиция и внутренний голос нередко подсказывали - идти в этот день к реке или нет. Хуже, даже когда вода в реке спокойная и погода прекрасная, тихая, а мы от реки нашей ничего хорошего не ждали, но мама настаивала на нашей рыбалке, и мы всегда возвращались без рыбы. Нет клёва - и всё тут! Как это всё объяснить? Как будто река с нами говорила. Трудно даже сейчас разобраться в тонкостях её философии. Но философией и сидением города не берут, да и маленькое дело, когда оно необходимо, лучше большого безделья. И когда я с братьями и сёстрами приходила к нашей реке порыбачить, мной владела только надежда на чудо. Почему-то эти моменты врезались в мою память как волшебное природное явление. Это самые памятные дни моей детской рыбалки.

В день рыбалки надо было встать рано, накопать червей, наловить кузнечиков для наживки и быстро спуститься к реке - с утра клёв лучше. Удочки отец готовил сам: находил в лесу высокие тонкоствольные деревца, очищал их от коры и лишней древесины. Но для нас они, намокшие, были настолько тяжелы, что мы ставили их на опору между камней и, стоя по колено у края реки в бреднях и босиком, расставив ноги и впечатав их в ил или песок, одновременно отмахиваясь от комаров, крепко держались за это удилище, как будто искали в нём опору. Порой казалось, что почва под ногами ходит ходуном, когда на нас катились волны или порядочная зыбь на реке. Тут и поплавка не увидишь, особенно если солнце, отражаясь в воде, слепит глаза. Нередко в ветреные дни с соседней скалы срывались камни на голову или на ногу, бывало, споткнёшься о корягу и на гальке, а то и крючок рыболовный вцепится в палец. Поэтому были мы всегда в синяках и ссадинах и, исцарапанные сучьями деревьев, забинтовывали их подобием бинта и тряпицы. Тут канючить и хныкать бесполезно - мы одни, и никого из взрослых с нами нет. Часто мы ночевали на берегу, устраивая себе шалашик из веток, сучьев и травы. По сути, это было просто укрытие от ветра. Как "опытные рыбаки" мы знали, что лучше всего улов будет, когда рыба идёт на нерест. Тут её хоть сачком лови. Сетей мы сами никогда не ставили, да и не под силу нам было тянуть их из воды. Поэтому в дни безрыбья мы просили рыбки у знакомых рыбаков, которые помогутнее нас, детей. Они щедро делились с нами крупной рыбой. Бывало и так: прошлёпает по реке утлое судёнышко, зарываясь носом в волны, или плоскодонное с вёслами, или пароходик, они своими лопастями разгонят надолго всю рыбу, тогда ни у нас, ни у них никакого улова. Но всё равно счастье и от такой рыбалки было. Мы всегда радовались тому, что отвлеклись от повседневных дел, побывали на природе, позагорали, полюбовались восходом и заходом солнца. Часто устраивали игры на берегу, обсыпая себя песочком и листьями, потом барахтались в реке, как рыба в воде. В глазах рябило, захватывало дыхание, река казалась безбрежной. А самое памятное - это костёр на берегу и уха из только что пойманной рыбы. Подобного удовольствия я никогда больше не испытывала в своей жизни.  А тогда это устраняло безнадёжность и напряжение - время-то было голодное. И мы, дети, понимали, что прийти домой, если невезуха, без улова - это плохо. Что сказать маме? Ей же надо семью накормить! Она всегда смотрела с жалостью на нас, таких отчаянных и в то же время таких беззащитных. Забот с нашей рыбалкой и беспокойства маме хватало. Это постоянная боязнь за нас: не утонули бы, не перевернулась бы лодка, не случилось бы ещё что-нибудь страшное, к примеру, не укусила бы змея, не ушибли бы голову, спотыкаясь о камни и падая на них. Глядя на сожжённые солнцем наши лица, синяки и ссадины, простуженных по осени, на нашу потрёпанную и порванную одежду, мама, сама уставшая и разбитая от домашних работ, принималась нас лечить аспирином и единственной в доме от всех болезней мазью, предварительно промыв ссадины и раны водой из ковша или умывальника, а вечером садилась штопать нашу одежду. А мы только в такие минуты чувствовали, что у нас есть детство, что мы всё-таки ещё дети, так что даже разрыдаться хотелось. Всегда до глубины души трогали её заботливые руки, эти её сострадание и жалость. Но мы понимали, что надо выживать, и не позволяли себе расслабиться, прижаться к ней. Я и сейчас помню эти мои чувства и переживания, когда от этой волнующей теплоты навёртывались слёзы. А ещё мне очень хотелось заиметь куклу, настоящую, магазинную, а не самодельную тряпичную.

            По мере взросления усложнялась и наша трудовая жизнь, а вместе с ней и рыбалка у нашей реки сменилась поездками на Байкал за 45 км от дома в Усть-Баргузин. А это уже совсем другое занятие, и всё его благополучие замыкалось на благосклонности этого древнего бурятского божества - СВЯЩЕННОГО БАЙКАЛА, БАЙКАЛА-БАТЮШКИ, ОТЦА-КОРМИЛЬЦА, а по древней бурятской традиции - ГРОЗНОГО БАТЮШКИ. А он любит тех, кто чтит его законы. Вот и в нас просыпался рыбачий инстинкт наших дедов - они испокон веков рыбачили на Байкале. Мы спускались на лодке к устью нашей реки со всем рыбацким оснащением, прихватив котелок и чайник, хоть и знали, что удочки здесь вряд ли понадобятся - тут другие масштабы рыбалки. И наш отец, с детства рыбачивший на Байкале и выросший на его берегу, просил местных рыбаков взять нас на борт катера или лодки, баржи, чтобы мы могли ощутить всю прелесть байкальской рыбалки, всю её романтику, потянуть сети, качаясь на волнах, ну и, конечно, прибыть со своим уловом. Здесь речь уже шла не о мелочи рыбной, а о глубоководной рыбе, такой как омуль, сиг, осётр, хариус. И знакомые моряки охотно брали нас с собой, особенно, если еще и за полуштоф водки. Необычайное оживление царило на пристани, когда катера уходили в море или прибывали с уловом, выгружая его на баркасы. Приятно было видеть, как на палубе от носа до кормы трепещет в сетях рыба. Здесь и нам доставалась достаточная порция лучшей сортовой. Не раз мы ждали шторма, чтобы подкараулить выброшенное волной на берег стадо детёнышей нерпы, этого маленького байкальского тюленя. Здесь уже всё зависело от скорости и сноровки - кто первым подбежит, тот им и завладеет. Однажды и нам это удалось. В другой раз в тихой заводи мы сумели поймать налима, лежавшего под корягой меж кустов тальника.  В тихую погоду, когда на Байкале спокойно, мы могли искупаться, поплавать вниз лицом, разглядывая дно, или просто посидеть на песке, опустив ноги в прозрачную байкальскую воду, вдохнуть воздух с ароматом трав, послушать многоголосье чаек и ворон, плеск волн и свист ветра. Солнце здесь всегда греет щедро, особенно летом.

К осени, когда наступала школьная пора, наши короткие выезды на Байкал прекращались, а вместе с ними - и наша байкальская рыбалка, и мы, как говорится, надолго "сматывали удочки", всякий раз прощаясь с Байкалом, как с хорошим другом, нашим кормильцем. А потом начались поездки по Байкалу в институт в г. Иркутск на грузопассажирском пароходе "Комсомолец", который останавливался в портах, выгружал и принимал на свой борт бочки с рыбой.  И я с тоской вспоминала свою рыбалку. Вспоминаю её и здесь, в Чикаго, прогуливаясь по берегу Мичигана, своей завораживающей водной гладью напоминающего мне мой Байкал. А вот, глядя на одиноких рыбаков с навороченной современным обустройством удочкой, чьи котелки даже в тихую погоду долго не наполняются рыбкой, хочется мне подсказать: если нет клёва сегодня, то приходите завтра, когда будет штормить. Ведь у Мичигана, как и у любого водоёма, тоже есть своя тайна и свой характер. А может быть, эта цивилизованная рыбка вообще на дно залегла - кому же хочется жариться на сковородке?