|
У врача
(Миннеаполис, США, конец 2010-х)
- После колоноскопии вы не должны принимать никаких важных решений, - сказала медсестра. - Почему? Ведь зонд мне будут вводить не в голову, а совсем в другое место, - спросил я. - Да, но предварительно вам сделают анестезию. - Не надо никакой анестезии. Я хочу наблюдать, как вы проводите эту процедуру. - Я передам ваши пожелания доктору, а пока раздевайтесь, ложитесь на левый бок и ждите. Вот вам пара тёплых одеял. - Мне и одного хватит, - сказал я. - Два удобнее, - возразила она, - положите одно между ног, чтобы там что-то было. - Всё, что надо, у меня там уже есть. - В таком случае второго одеяла не потребуется, - сказал врач, который зашёл в кабинет и слышал последнюю фразу. Это был мужчина среднего возраста со скучным лицом, явно лишённый чувства юмора. Он строго посмотрел на медсестру и спросил, всё ли готово. - Да, - ответила она, - только вот пациент сказал, что он не хочет делать анестезию. - Не хо-о-о-чет, - протянул доктор, - а в его медицинской карте написано, что в прошлый раз он очень плохо перенес колоноскопию. - Этого больше не повторится, - пообещал я тоном юного пионера, уличённого в том, что он залил чернилами двойку в дневнике, - я очень постараюсь, потому что мне надо всё увидеть своими глазами. - Правильно, - одобрил врач, - за последние годы зонд стал значительно меньше, и процедура не так болезненна, как раньше. - А зачем она вообще нужна? - задал я вопрос, ответ на который и так прекрасно знал. - Ну, например, если в кишке обнаружатся полипы, то мы их удалим и отправим на биопсию, - ответил доктор. - А потом? - спросил я. - Потом посмотрим, но поскольку вы ни на что не жалуетесь, то в худшем случае у вас рак в самой ранней стадии, а в вашем возрасте это неопасно. - Почему? - Потому что рак развивается медленно, и к тому моменту, когда достигнет критического уровня, вы уже умрёте от старости. Сколько вам лет? - Много, - буркнул я, - но свою первую колоноскопию я ещё помню. *** Делали мне её, когда я приехал в Америку. Мои знакомые уверяли, что если во время обязательной для всех эмигрантов медкомиссии сказать, что болят кишки, можно получить инвалидность, а значит, и пособие, которое позволит мне жить, не работая. Надо только хорошо притвориться. Я решил не упускать такой возможности и очень натурально всё разыграл. Врач меня внимательно выслушал, осмотрел и сказал, что определить причину боли можно только после колоноскопии. Я испугался, а друзья, подхихикивая, говорили, что я уже давно созрел для дефлорации. Даже тогда, много лет назад, мне напоминали про возраст! Им-то, конечно, легко было острить, но я нервничал. Я был молодой здоровый мужик, и при любой простуде мне казалось, что я умираю. Не убеждало меня и то, что остальные оставались живы даже после более серьёзных недугов. Состояние болезни было для меня настолько непривычно и казалось таким ужасным, что заболевая, психологически я страдал гораздо больше, чем физически. Я даже прививки никогда не делал, потому что боялся их больше, чем саму болезнь, но особенно я боялся уколов. Началось это ещё в детстве, во время очередной эпидемии, когда для иммунизации в школу приехала бригада врачей: представительный мужчина и девушка лет семнадцати. Узнав, что именно она делает уколы, я так разнервничался, что моё волнение передалось ей, и она обратилась к доктору: - Можно я отдохну, Николай Владимирович. - Нет, - ответил он, - ты должна научиться преодолевать усталость, иначе ты никогда не станешь хорошим врачом. Она наполнила иглу вакциной, заставила меня повернуться спиной и воткнула остриё прямо в лопатку. Я охнул и упал в обморок. С тех пор, если мне надо было делать укол или сдавать кровь на анализ, я держал в руке ватку с нашатырём и то и дело нюхал её, чтобы не потерять сознание. Понятно, что первая в моей жизни колоноскопия вызывала у меня ужас, но выглядеть трусом или аферистом я не хотел. Накануне я должен был голодать и принимать какое-то сверхсильное слабительное, но от страха у меня было такое состояние, что никакого слабительного и не требовалось, а в кабинете я упал в обморок ещё до того, как мне сделали полный наркоз. Никаких отклонений от нормы у меня тогда не нашли, инвалидность я не получил, и мне пришлось работать не до шестидесяти лет, как я бы это делал в Союзе, а до шестидесяти шести. С приятелями, которые советовали мне прикинуться больным, я больше не общался, а всем новым эмигрантам говорил, что обманывать американских врачей - себе дороже. *** - Я смотрел вашу медицинскую карту, - прервал мои воспоминания доктор, - и выяснил, что вам делали колоноскопию, когда вы приехали из Советского Союза. Примерно в то же время я проходил ординатуру, и мне всего один раз пришлось сделать пациенту полный наркоз. Он так нервничал, что у него коленки дрожали, но никаких болезней у него не нашли. - Наверно, это был я. - Теперь уже не узнаешь, - сказал доктор. - Почему же, - возразил я, - у вас должна сработать профессиональная память, посмотрите, может, вспомните, - я убрал одеяло, обнажив задницу. - Не помню, - серьёзно возразил он, - вот когда я войду в прямую кишку, тогда скажу точно. Конечно, за прошедшие годы там наверняка что-то изменилось, но есть характерные черты, которые от возраста не зависят, так же, как голос у человека. - Вы хотите, чтобы я подал голос? - Нет, - без тени улыбки ответил он. - Не буду, - согласился я, удостоверившись, что он начисто лишён чувства юмора, и шутить с ним опасно: ведь он мог обидеться и сделать со мной что угодно. К тому же я хотел увидеть, что находится в моей слепой кишке, и услышать его объяснения. - Давайте начнём, - сказал он, и я впился глазами в экран, а он с немецкой педантичностью стал подробно всё рассказывать. Когда видеокамера оказалась рядом с сердцем, я увидел колебания стенок прямой кишки, а сквозь них, как мне показалось, и само сердце. Затем проход сузился, и доктор сказал, что это вход в тонкую кишку, но её он сегодня исследовать не будет, и мы продолжим путешествие по основному маршруту. Когда зонд остановился около части, которая была чуть краснее, чем соседние, врач сказал: - Узнаёте? - Нет, - ответил я. - Здесь был аппендикс, и это всё, что от него осталось. Хорошая работа. Давно вам его вырезали? - Давно, - ответил я. *** Я со своими студентами собирал тогда картошку в каком-то глухом колхозе Тульской области. Вечером у меня начались боли. Я не придал им значения, но утром они стали невыносимыми. Бригадир отвёз меня в медпункт. Сестра поставила диагноз и позвонила в районную больницу. Пока за мной приехала скорая, я уже выл от боли. Врач сказала, что нужна операция, что это вопрос жизни и смерти, и если всё оставить как есть, то будет перитонит, но бояться мне нечего, потому что у неё огромный опыт. Она здесь только тем и занимается, что принимает роды да вырезает аппендиксы. Затем она велела мне лечь, специальными наручниками пристегнула руки и ноги к столу и повесила перед лицом занавеску, чтобы я не видел, как она ковыряется в моих внутренностях. Я попросил её рассказывать, что она делает, но она ответила, что во время операции ей будет не до того. *** На экране появились какие-то тёмные точки и, предупреждая мой вопрос, доктор-колоноскопист сказал: - Это мелкие крошки непереваренной еды, а кажутся они такими большими, потому что проектор увеличивает всё во много раз. - Во сколько? - спросил я. - Не знаю, да это и неважно. Главное, что мы уже почти закончили, и я не видел у вас никаких отклонений от нормы. Я сейчас пойду в кабинет и посмотрю запись. Мне надо убедиться, что я ничего не пропустил, а вы пока отдохните. Как только за ним закрылась дверь, сестра сказала: - Ну что, отмучились? - Да, - ответил я с облегчением. - А зачем ему надо смотреть ещё раз? - Такой порядок. - Сколько времени это займёт? - Не знаю, у всех по-разному. Да вы отдыхайте, все неприятности уже позади, - сестра взяла у меня ватку с нашатырём и выбросила её в ведро для мусора, а я подумал: "Да, действительно, всё позади, у меня всё в порядке, я видел это своими глазами, и теперь меня уже никто не обманет. Ведь в Америке медицина - это бизнес, и для того чтобы содрать с пациента деньги, врачи могут навешать на уши любую лапшу, а потом делать никому не нужные дорогостоящие процедуры. Но я обошёлся без анестезии, преодолел страх, не упал в обморок и теперь точно знаю, что колоноскопия мне больше не понадобится. Я даже нашатырь не нюхал, чёрт подери! Вот что значит сила воли!" В этот момент вошёл врач и сказал: - Я внимательно посмотрел запись и понял, что пропустил два подозрительных пятнышка, тех самых, которые принял за крошки. Надо было взять их на биопсию. Конечно, можно всё оставить как есть и проделать процедуру через неделю, но лучше всё-таки повторить её прямо сейчас. Тогда вам не придётся ещё раз голодать и принимать слабительное. Желудок у вас уже пуст, вся подготовка проведена, даже ай ви (IV) сестра ещё не вынула. Анестезия вам не потребуется, вы уже доказали, что в состоянии обойтись без неё. И, кстати, мы с вами ещё раз проведём экскурсию по слепой кишке. Говорят, что повторение - мать учения. А поскольку всё случившееся - моя вина, я сделаю процедуру бесплатно. *** Очнулся я от резкого запаха нашатыря. Доктор склонился надо мной, впервые за день он улыбался. - Ну что вы, голубчик, - сказал он, - разве можно так волноваться. Я пошутил. - Повезло вам, что после колоноскопии нельзя принимать важных решений, - ответил я, - а то бы вам не поздоровилось. - Повезло, - согласился он и улыбнулся ещё шире.
|
|