на главную очередной выпуск газета наши авторы реклама бизнесы / Сервисы контакт
флорида афиша что и где развлечения интересно полезно знакомства юмор
 
<Вернуться Шур, Наталия
У каждого правда своя
(Рассказ)


   До Окленда было лететь и лететь, шутка ли - Новая Зеландия! Самолет уже отправился на взлетную полосу; стюардессы, а их по длине лайнера было человек пять-шесть, начали синхронно исполнять свой ритмичный танец спасения под фанерный голос из радиорубки.

Виктор летел к своему другу Генке, или Генриху, когда хотелось выразиться по-официальному, чтобы доходчиво. Между ними всякое бывало, ведь они дружили с детства, играли в одной футбольной команде и даже прожили три года бок о бок в тесной каморке рабочей общаги. Это уже после приобретения гордой специальности "инженер-гидростроитель".

В последние годы они виделись по скайпу, но один раз Виктор с женой Миллой уже посетили его роскошное бунгало на краю земли. Тогда это было путешествие века, которое  оставило неизгладимое впечатление, будто побывали на Марсе, уже заселённом. Ключевыми словами здесь были: вежливость, чистота, стерильность во всем, доходящие до мании.

Жалко, но на этот раз Миллу пришлось оставить на американском континенте, чтобы лечила свое прыгающее давление и вообще, чтобы не мешалась, когда джигиты разговаривают.

И чуть ли не сразу засомневался, стоило ли слушать врачей: на длинном пути не с кем было обменяться впечатлениями, пожаловаться на головокружение и вообще, даже поворчать не на кого. А давление всегда можно подрегулировать лекарствами, не впервой! Да, дал маху.

Дождавшись, когда дадут отбой и можно, наконец, снять неудобный ремень безопасности и установить откидной столик, Виктор достал блокнот и пачку остро отточенных маленьких карандашиков, которыми он, не признавая прелестей компъютера, исписывал многие страницы, предаваясь воспоминаниям и в муках рожая свои мемуары. Под невнятный гул моторов хорошо работалось. Весь салон уже спал, и только над его креслом ярко горела одинокая лампочка.

 

ОТЕЦ

 

Своего отца Виктор помнил как чудо - большое, сильное и теплое, несокрушимым утесом нависавшее над его детской кроваткой и над всей первой половиной его жизни.

Отец был младшим из шести братьев в семье потомственных кузнецов аккуратного местечка, расположенного не очень далеко от большого промышленного центра на Днепре.

Держал кузню дед, почетный прихожанин местной синагоги. К нему со всей округи приезжал народ подковать лошадей или заказать ажурные, витиеватые решетки, украшающие дома и кладбища. Про него ходили легенды, что он может большим молотом защелкнуть крышку золотых карманных часов без единой царапины.

Младший сын Янкель был его любимцем: уж очень похож на старика в молодости - и по стати, и по умениям, да вот рано покинул отчий дом и отправился в город искать счастья.

Там мастерство его оценили, приняли на работу в кузнечный цех завода, но мирная жизнь быстро оборвалась, когда  в первый же день войны его мобилизовали и уже через месяц их взвод попал в окружение.

Раненый в обе ноги, от боли он не мог не только встать, но и просто пошевелиться. А когда увидел перед собой молодую дивчину, пододвинул к ней свой автомат и, прохрипев: "Пристрели!", потерял сознание.

Смутно помнил, как его тащили две женщины - дочка с матерью, - как много дней выхаживали, и более отчетливо врезалось в память, как, вернув автомат, они провожали его ночью до соседнего леса.

Ему повезло, что в своих скитаниях он прибился к партизанам и потом они влились в дивизию, которая освобождала Житомирщину и его родное местечко.

Дом, где он родился, где жили старшие братья с семьями, был пуст, а соседка, с которой он когда-то ходил в клуб на танцы, спрятала глаза:

- Янкель, всех твоих расстреляли, даже малютку Миню. Твоего старшего брата, Путу, убил полицай Гладыш... за четыре дня до отступления немцев.

Как же так? Это ж соседи через дорогу! Как близких их принимали в прежде многолюдном доме, который теперь чернеет своими мертвыми окнами.

В ярости сорвав с автомата предохранитель, он ногой вышиб дверь ненавистного дома. Узнав его, сестра Гладыша рухнула на колени:

- Янкель, не убивай! Это брат... Он убежал с немцами. Не убий!

Он поднял ствол. Он должен отомстить. Всё! Палец на курке.

И в этот момент раздался душераздирающий крик детей, забившихся в угол на печи. Перед ним стояла на коленях их мать, зажмурившись и обхватив голову руками.

Они-то невинны. И он молча вышел из дома.

Много лет спустя до Виктора дошли слухи, что Гладыш недурно прожигает жизнь в Аргентине.

 

ГЕНКА

 

В своих мемуарах Виктор часто возвращался к заполненным спортом студенческим годам. Они с Генкой играли даже в составе институтской сборной по футболу на первенстве Украины.

И это им здорово помогло при распределении. Они уже было свыклись с мыслью, что отправятся в Казахстан орошать целинные земли, как вдруг их вызывают к декану и предлагают ехать в Донбасс.

Оказалось, что в институт собственной персоной пожаловал начальник крупного шахтоуправления, сам большой любитель футбола, с официальной заявкой на молодых специалистов в области гидросооружений, при этом -  уже неофициально - хорошо играющих в эту замечательную олимпийскую игру.

Можно себе представить радость мамаш, которым несказанно повезло, потому что расстояние до Казахстана и до Донбасса - это две очень большие разницы, и два часа в поезде - сущая ерунда по сравнению с открывающейся возможностью расцветить по праздникам бедноватое меню их мальчиков витаминной клубникой с базара и домашнего приготовления калорийными варениками с вишней.

А что-то праздновали в общежитии чуть ли не каждый вечер, было весело и беззаботно. Футболисты пользовались небывалым успехом у девушек-медичек из киевского института, которых распредилили в новую районную больницу.

Они часто приходили болеть за команду шахтоуправления и даже способствовали славным победам. Как? Один раз, когда их любимцы позорно проиграли со счетом 1:5, кустодиевская красавица Олеся, заводила и певунья, преподнесла капитану Генке роскошный букет весенней крапивы. Другой бы вспылил, но Генка принял букет, улыбнулся своей завораживающей улыбкой небожителя и сказал, что они резко увеличат количество тренировок.

Правда, в другой раз, когда Генку задел мяч, с силой направленный в ворота, Олеся умело вправила ему раненый палец руки, остановила кровь и сделала тугую повязку, так что он сумел доиграть матч. И они выиграли.

А Генка влюбился. В свою киевлянку, киевляночку. Да не просто, а так, что вдруг решил жениться. Как честный человек. И баста.

Приезжала Генкина мама, уговаривала повременить. Она его растила одна: отец без вести пропал в ополчении. Генка ее очень любил и берег, во всем слушался, но здесь нашла коса на камень. Олесина семья тоже была явно не в восторге, но твердая характером Олеся отправила родственников домой, намереваясь сыграть в общежитии комсомольскую свадьбу.

Тогда в ход пошла тяжелая артиллерия. Прибыл отец Виктора в парадном пиджаке с планками боевых наград. Он присматривал за Генкой на правах друга семьи и скрупулезно выполнил поручение его матери.

Они долго кружили вокруг общежития - долговязый Генка и коренастый седой, с солдатской выправкой, но слегка прихрамывающий отец Виктора.

О чем они говорили, неизвестно, однако, проводив его на вокзал, Генка сказал:

- У тебя мудрый отец, Перчик, - так он называл Виктора, почему-то считая себя старшим.  

А вскоре стало известно, что Генку приняли в аспирантуру и он уехал в Москву. Олеся горевала, плакала, отказывалась есть, но Виктор окружил ее товарищеским вниманием и заботой, на всех вечерах танцевал только с ней до самого своего отъезда домой.

 

МИЛЛА

 

Когда после трех лет отработки за институт с чемоданом и рюкзаком за плечами Виктор появился в своем дворе, он столкнулся со стройной девушкой, будто спрыгнувшей со страницы модного по тем временам немецкого журнала "Бурда": затейливая стрижка, джинсовые шорты и обалденные кроссовки - мечта всех, кто что-то в этом понимает.

Как профессиональный ловелас, а больше балагур, он не мог не поприветствовать молодые кадры в родных пенатах:

 - Как изменился мир всего за три года! И откуда такое совершенство?  

 - Со второго этажа! - и девушка весело засмеялась с видом победителя сложной викторины.

И только тогда он сообразил, что это его повзрослевшая соседка; в ушах зазвенел трубный голос ее матери: "Мил-лла, домой!", возвещавший, что  время позднее и дворовые игры следует на время приостановить. Особым вниманием Виктор ее не удосуживал, потому что она была года на четыре моложе, и сейчас он с трудом вспомнил, как во дворе судили-рядили, что ее отец-номенклатурщик пошел вгору и семья переезжает в Москву, оставив в своей квартире стареньких родителей.

- Ааа, так ты та самая Милла-столичная штучка?! И чего ты там достигла?

- Ничего особенного: без одного курса  металловед, вот приехала на каникулы к бабушке с дедушкой, - Милла тронула его своей бесхитростностью.

- Ну так чего мы стоим? Побежали на Днепр! Вот только вещички закину, подождешь?

Милла кивнула. Ей придется ждать его долгие дни, практически самой воспитывать их сына и не распускаться, когда так хочется поплакаться в родную жилетку...

А из окна второго этажа на них смотрела мать Виктора. И по ее щекам текли слезы.

Вот с таким же напором - пришел, увидел, победил! - взял ее Янкель. Тогда, уже после войны, она, окончив техникум, работала на заводе. В тот холодный осенний день в кузнечном цеху прорвало трубу, и она в нерешительности остановилась перед мутным потоком, боясь промочить ноги и, того хуже, опоздать к началу смены.

И вдруг чьи-то сильные теплые руки подхватили ее и, как на крыльях, в целости и сухости доставили прямо к дверям их химлаборатории, которая располагалась неподалеку.

В обед она прибежала напоить горячим чаем своего спасителя, а он, весело поигрывая блестящими от пота бицепсами, крикнул, перекрывая грохот молота, что будет носить ее на руках всю жизнь и после работы они должны посетить ЗАГС...

 

ВИКТОР

 

Так и сложилось, что Генка стал кабинетным ученым, расчетчиком, умеющим положить на музыку формул всё что угодно. А Виктор строил плотины и водохранилища заграницей, которая на тот момент была дружна с его Родиной.

Его работяги были крутыми ребятами - по случаю могли уйти в суточный запой, но не более, и работали самоотверженно, часто несмотря на 40 градусов по Цельсию в тени. И было очень обидно, когда залетный хмырь из посольства позволил себе выкрикнуть на собрании, в порядке профилактики:

- Вы не работаете, вы пьянствуете! Злостных в 24 часа отправим домой, и заграницы им больше не видать, как своих ушей.

Однако не на тех напал, и из зала донеслось в ответ твердое:

- Нас Родиной не запугать!

В Лаосе Виктор поседел. Они работали недалеко от Долины кувшинов, на границе с Вьетнамом, которую в свое время бомбили американцы, и снаряды, не признавая границ, попадали на их территорию. В сезон дождей они не взрывались, а тонули в грязи. Перед началом изыскательских работ саперы обезвредили тысячи бомб, но, выезжая на работу в поле, строители не знали, вернутся ли.

Долгое время в ушах стоял душераздирающий крик двух местных мальчишек, в руках которых разорвалась напалмовая бомба.

Бывали и радостные дни, когда в отпуск приезжала Милла, и тогда работяги старались одеться почище и попридержать язык; но в последний раз она умудрилась подхватить тропическую малярию, еле выкарабкалась.

И вот в один из самых мокрых дней, когда часами моросил, не переставая и навевая непроходимую тоску, холодный дождь, Виктору принесли телеграмму от Генки: "Прилетай на свадьбу".

И будто выглянуло солнышко: Виктор бросился к начальству просить отпуск, ведь до очередного, долгожданного, оставалось всего две недели. И подарки всем домашним уже дано были приготовлены и сложены в заветный рюкзак.

Милле непременно понравится необыкновенный сувенир, который он присмотрел в лавке древностей у сморщенного, с бурой кожей старика, который бормотал что-то непонятное и показывал поднятый кверху большой палец.

Подарок был царский - Лотос, символ Лаоса: что-то вроде вазы, или скорее трехъярусного сооружения, занимающего чуть ли не четверть обеденного стола и составленного из отдельных сьемных лепестков, выдолбленных из красного дерева с тем, чтобы наполнить их какими-нибудь сладостями или орешками, и тогда каждый может взять себе такую тарелочку-лепесток и наслаждаться изысканной закусью к местной, довольно муторной  водке.

Эта рукотворная красота и ныне украшает их скромную чикагскую квартиру.

Искать же подарок на Генкину свадьбу не было времени, и уже в самолете он решил, что купит что-нибудь более полезное на свои полосатые сертификаты в московской "Березке".

И тут же на глаза навернулись слезы, потому что он вспомнил, как в прошлый отпуск они покупали там свой первый в жизни автомобиль. Приятель-механик, который вызвался помочь, осмотрев и прослушав все выставленные машины, выбрал ярко-красный "Москвич-408" с мотором 412-го.

- Это зверь, а не машина, - сказал он убежденно, чем вызвал бурную реакцию Миллы:

- Чтобы я села в эту пожарную...  команду! - и она заплакала.

Все присутствующие бросились ее уговаривать: ты ее полюбишь с первой поездки, к окрасу привыкнешь через три дня, и вообще цвет пьяной вишни сейчас самый модный.

Так и случилось. Они полюбили ее как члена семьи, дружно назвали "Росинантой" в честь лошади Дон Кихота и сразу отправились покорять  Прибалтику. Как их алая красотка смотрелась - прямо горела на фоне ее лесов и озер! Виктор старался не лихачить на этих сказочно асфальтированных дорогах, но сын с заднего сидения не унимался:

- Отец, жми!

...Поди, уж совсем вырос... без отца. Виктор кулаком вытер глаза.

Свадебный подарок они купили в "Березке" на Ленинском проспекте -  уютный черно-красный шотландский плед, которым Генка и по сей день укрывает ноги, когда сидит по вечерам в качалке на своем патио под знаком Южного Креста.

 

ТАМАРА

 

У Генкиной избранницы было библейское имя Тамар и библейской же красоты внешность: локоны цвета вороньего крыла с отдельными золотистыми прядями, ниспадающие на бронзовые плечи, и черные очи в поллица.

У нее был особый дар к языкам, расцвести которому помог ее отец, боготворивший оперу и почти всю свою скромную зарплату конторского служащего вбухивающий, как говорила рано умершая жена, в ничто - в коллекцию пластинок. Зато девчонкой Тамара знала наизусть с десяток опер на итальянском и замирала, когда они вдвоем с отцом мыли посуду и он вскакивал на табуретку, держа вымытые ложки-вилки в одной руке, кухонное полотенце - в другой, и заводил арию Каварадосси:

Мой час настал, и вот я умираю,

Но никогда я так не жаждал жизни!..

Она стала профессиональной переводчицей, участницей всех московских кинофестивалей, как-то ее даже приняли за Софи Лорен.

...Свадьба состоялась в ресторане "Минск" на улице Горького. Собралась богема, все  говорили, читали стихи и пели одновременно. Тамара чувствовала себя как рыба в воде; ей по плечу было и неприличную частушку спеть - по поводу, конечно, - и настоящий рок оторвать, с подбрасыванием и проскальзыванием между ног партнера. В этом бедламе Генка казался слегка потерянным, но бодро шепнул Виктору:

- Ничего, Перчик, прорвемся!

В науке он действительно преуспел: в возглавляемой им лаборатории были зарубежные контракты, его приглашали на работу в Германию и Новую Зеландию. А вот с сыном получилась осечка.

Победитель многих математических олимпиад, он уж очень подло не был принят в МГУ: взяв билет, только успел его прочесть и подписать чистый лист, как к нему подсел экзаменатор:

- Ну давай, лауреат, поговорим, - и стал задавать устные вопросы. А потом на чистом листе поставил размашистую двойку.

Куда пойдешь, кому расскажешь?  

И Тамара первая выкрикнула: "Едем!"

Германию отмели с ходу и всем семейством отправились в Окленд, экономическую столицу Новой Зеландии, перенесшую свою золотую лихорадку и ставшую университетским и космополитическим центром страны, городом тенниса и регби, неофициальной столицей Полинезии.

Здесь, в зеленом пригороде, Генка купил большой красивый дом с черепичной крышей. И перевез с собой в корзинке огромного рыжего Котяру, который признавал только его.

По тому же скайпу Виктор знал, что у друга все хорошо: сын окончил университет, женился на сокурснице-японке; оба успешно работают, воспитывают двух забавных девчонок-близняшек с рожками-косичками - удачных клонов своей очаровательной мамочки; живут самостоятельно в доме на берегу океана.

Однако когда Виктор в первый раз, еще с Миллой, прибыл к другу в этот благодатный край, там далеко не все было в порядке. Не стало Тамариного отца, который давно перестал петь и целыми днями сидел нахохлившись на веранде, глядя в одну точку.

Генка похоронил свою маму и теперь каждое воскресенье ездит на дальнее еврейское кладбище, где правильными рядами стоят высокие прямоугольные памятники из блестящего черного мрамора. Издалека мамина могила не выделялась ничем, но вблизи она представляла собой миниатюрное гидросооружение, последнюю Генкину водную фантазию: ниоткуда появляющийся поток разбивался на множество отдельных струй, тихо шелестящих по горизонтальному постаменту, будто шепчущих вечную молитву.

Все рано или поздно теряют своих родителей, это тяжело, для многих трагично, некоторым даже кажется, что мир вокруг них рушится. Но Милла понимала, что причина мрачного настроения Тамары и ее частых и громких нападок на Генку по пустякам кроется вовсе не в этом.

Они лежали на песке, подставив ноги океанскому прибою, а спины -  нежаркому ласковому солнышку; было вольготно и умиротворенно. И вдруг Тамара, сглатывая подступающий к горлу комок, сказала:

- Если бы ты знала, какая я дура! Я чувствую себя, как Анна Болейн с отрубленной головой. - И она расплакалась, безутешно, навзрыд...

На новом месте Генка работал без удержу и без устали, самозабвенно, даже ночами. Его не интересовало ничего вокруг, кроме работы. И Тамара слонялась по ставшему пустым дому. Ее итальянский здесь не нужен был никому, тем более русский. Она хотела было заняться своими внучками, но... не сошлась взглядами на воспитание с японской роднёй.

И тут появилось новое увлечение - путешествия. Генка не возражал, хотя сам не мог надолго отлучиться из дома и оставить любимого кота без личного присмотра. Тамара же с радостью начала возить группы туристов со всего мира по новозеландским маршрутам.

У каждого образовалась своя жизнь. А однажды, вернувшись из круиза, она отвела глаза от Генкиного внимательно-испытывающего взгляда.

В тот день он переселился в свой кабинет...

Милла, конечно, проговорилась, и Виктор ринулся в бой - воевать за друга, но Генка ласково его остановил:

- Перчик, не лезь!..

В свой второй приезд Генка показался Виктору осунувшимся, а дом под черепичной крышей еще более пустынным.

- Где Томка?

- Она здесь больше не живет, - бесстрастно ответил хозяин.

- Давно?

- С первого Майдана. Мы с ней не сошлись во взглядах.  

- Напиши ее адрес. Чемодан разберу потом. - И, не отдохнув с дороги, Виктор ринулся к Тамаре, остро чувствуя свою беспомощность. Звонить не стал, лишь по пути купил охапку цветов.

Тамара не удивилась, будто ждала. Она совсем не изменилась: такая же яркая, обворожительная, только в вороньем крыле волос появилась стальная непрошенная седина.

Они сидели в ее маленькой субсидированной квартирке. И всем своим существом Виктор чувствовал, что значит оказаться у разбитого корыта. И он, он к этому причастен. По своему обыкновению попробовал вмешаться.

- Мы с Генкой считаем Украину своей родиной, душу мать! А где находится Бабий Яр и кто совсем недавно поставил памятники эсэсовцам?

- Витюш, Украина жестоко воюет, чтобы вырваться из совкового болота. И именно Украина помогла мне обрести своё человеческое достоинство. И довольно об этом. Рассказывай о себе. - Она встала и грациозными движениями гейши разлила по чашкам чай из стилизованного пузатого самовара...

Возвращался Виктор затемно. С океана тянул свежий ветерок с привкусом пряных водорослей, навевая из детства книжно-киношные образы дальних стран, морских сражений и непременных лихих пиратов.

Пятнадцать человек на сундук мертвеца. 

Йо-хо-хо, и бутылка рому!

Пей, и дьявол тебя доведет до конца...

Господи, до чего же прекрасна жизнь! А как сложна и непонятна! И как же трудно что-то в ней изменить, пойти наперекор родителям и предрассудкам, всему тому, чему научила школа и среда обитания. Как трудно вырваться из этого мощного потока, неизвестно куда устремленного и кем управляемого.

Не заблудиться бы! Ааа, вот и дом под черепичной крышей. Генка, этот  рыцарь печального образа, сидел за накрытым столом, перед уже полупустой бутылкой дорогого коньяка. Виктор сел напротив и молча налил себе маленькую.

И прорвали плотину молчания, полились воспоминания. Прикончили еще один роскошный сосуд - в глазах обоих зажегся молодой огонь.  

- Ты помнишь, как врезал на последней минуте единственный гол?

- А ты забыл, как сам врезался в штангу,  - кровища весь стадион залила?

- Только давай, старик, не будем драматизировать события!

И всё было как в юности, даже не заметили, как занялось утро.

А через неделю Виктор запросился домой... Он бродил по этому лучезарному, сказочному городу, в который, как домой, торжественно въезжали громадные океанские лайнеры, прямо на улицу Королевы Виктории. И по той удивительной площади будущего, которую пешеходы на зеленый свет пересекают во всех направлениях. И грезил, и вспоминал: вот у этого громадного деревянного идола-истукана Милла его сфотографировала, а в этот тайский ресторанчик они зашли, чтобы перевести дух и отведать чего-нибудь необычного, потустороннего, имея в виду, конечно, экватор.

 И вдруг он четко осознал - бывает такое запоздалое озарение, - что не может больше ни минуты быть без жены, что нужно ценить каждое мгновение близости, когда они вместе, пусть даже ссорятся (а во взглядах на события в Украине они тоже разошлись напрочь, как в море корабли). Но дуться друг на друга долго не могли, и уже через час кто-то из них не выдерживал, находилось что-то общепримиряющее. Да-да, это было большой ошибкой оставить ее на сына,  такого занятого и безответственного...

И Виктор засобирался.

Прощание с Генкой было невыносимым. С улицы громко загудело вызванное такси. Свидимся ли еще?.. Обнялись.

    - Не провожай, - буркнул Виктор и покатил по дорожке свой чемодан на колесиках. Закрывая калитку, бросил последний взгляд на утопающий в экзотической зелени огромный дом и голубой бассейн с отражающимся в воде солнечным лучиком.

Генка стоял на крыльце и президентским жестом согнутой в локте руки давал прощальную отмашку. А глаза были такими грустными...

У его ног терся головой о голую лодыжку рыжий Котяра.

 


 
 

Шур, Наталия
№133 Jul 2015

 

Our Florida © Copyright 2024. All rights reserved  
OUR FLORIDA is the original Russian newspaper in Florida with contributing authors from Florida and other states.
It is distributing to all Russian-speaking communities in Florida since 2002.
Our largest readership is Russians in Miami and Russian communities around South Florida.
Our Florida Russian Business Directory online is the most comprehensive guide of all Russian-Speaking Businesses in Miami and around state of Florida. This is the best online source to find any Russian Connections in South Florida and entire state. Our website is informative and entertaining. It has a lot of materials that is in great interest to the entire Florida Russian-speaking community. If you like to grow your Russian Florida customer base you are welcome to place your Advertising in our great Florida Russian Magazine in print and online.