... А пока шли благополучные два года. Ефим имел звание старшего лейтенанта, вполне приличную квартиру в центре города - в ней был при румынах шинок. Приобрели кое-какую мебель. Армия ещё доедала ленд-лиз, в доме стояли банки с салом "Лярд", свиной тушёнкой "Армор", яичным порошком и мешками с перловкой и пшёнкой - их почему-то не ели. Ах, что это была за тушёнка! Ароматная, покрытая слоем белоснежного жира с чёрными горошинками перца и лавровым листиком! Лёве мазали горбушку хлеба тушёнкой - и весь день он был сыт.

Летом 45-го ему исполнилось 7 лет.

Симе в голову пришла идея обучить Лёву игре на скрипке. И то: как может еврейский ребёнок из хорошей семьи не играть на скрипке?! Нашли полуграмотного лабуха Семёна из симфонического оркестра, на барахолке купили крошечную скрипочку-"четвертушку", и Семён за 3 обеда в неделю и 200 руб. в месяц принялся 3 раза в неделю учить Лёву. Сказать, что Лёва был счастлив от этого перформанса, нельзя. Но... Семён научил его нотам и играть три мелодии: "Кэшэнев, майн либер Кэшэнев" ("Мой любимый Кишинёв"), танец "7:40" и почему-то "Славное море, священный Байкал". Поэтому было решено записать Лёву в музыкальную школу, и честь эту доверили Симе. К слову, она занималась Лёвой гораздо больше Белы.

Высидев очередь, кандидат на лавры Давида Ойстраха и Сима вошли в комнату, где за столом сидели тётка и дядька, а за роялем - другая тётка. Она ткнула пальцем в клавишу - Лёва пропел "ля". Ткнула в другую - Лёва пропел "до". На этом экзамен окончился. Симе сказали, что у ребёнка есть слух, его можно зачислить в 1-й класс. Ей бы поблагодарить и уйти, да гордость заела - заявила, что ребёнок уже умеет играть. Принесли "четвертушку" - и Лёва пошёл наяривать! Тётка и дядька покатились от смеха, тётка за роялем рухнула на клавиши. Отсмеявшись, Симе сказали, что научить ребёнка играть они могут, но переучить забитого наглухо - нет, на это надо много времени и сил. Играть он может только в ресторанах. Поэтому - до свиданья, т.е. прощайте навсегда!

На этом музыкальная карьера Льва кончилась, Ойстрах мог спать спокойно, Лев - тоже... Но, кстати, музыку Лев любил. Как-то раз, пробегая с мальчишками мимо красивого двухэтажного дома с палисадником, он услышал музыку - и остановился как вкопанный: кто-то на втором этаже играл на рояле. Это была "Баркарола" Чайковского из "Времён года" - "Июнь". Лёгкий ветерок колыхал гардину на открытом окне, тихо шелестели листья... Мальчишки давно умчались, а Лёва всё стоял и стоял. Потом он много раз бегал к этому дому, но окно на втором этаже было закрыто наглухо. И Лёву записали в 1-ю железнодорожную школу, хотя его родители не имели никакого отношения к железной дороге, даже их фамилия была не Шлагбаум. Много лет спустя Лев услышал стишок:

Не ходите, дети, в школу,

Эта школа не для вас:

В ней учителя - бандиты,

А директор - Фантомас! 

Конечно, учителя бандитами не были, но и учителями - тоже. Вызубри от сих до сих, не вызубрил или сказал что-то своё - дети высмеют, в дневнике появится запись: "Ваш сын умничает, пресекайте!" Готовили тупых солдатиков.

Старое здание школы отапливалось печками, зимой два последних урока дети сидели в пальто: или печи были плохими, или печник воровал дрова. Вероятнее всего, и то и другое. На всю школу был один кран, из которого текла ржавая вода, удобства - на улице.  

Первой учительницей Льва была Вера Богданова - просто Вера. Это была несчастная 40-летняя одинокая женщина. В эвакуации у неё умерли родители, потом младшая сестра, затем пришла похоронка на мужа, а когда она вернулась в Кишинёв и ей выделили какую-то халупку на окраине - её 11-летний сын умер от туберкулёза. Поэтому дети уже в первом классе знали, что такое лодырь, болван, бездельник, дурак, грубиян, жлоб, лентяй, кретин, идиот, дегенерат, сопляк, тупица, осёл, козёл, олух, хам, лоботряс, дубина, изверг (богат русский язык!) - и, главное, где их применять! На каждом уроке пара учеников маялась по углам, часто кого-то изгоняли из класса, еще у нескольких горемык изымались портфели - "завтра с родителями"!

Но настоящий ужас начался в 3-м классе.

... Во время войны в городе школы не работали, кроме пары гимназий. Детей-переростков сперва содержали в специнтернатах, но потом какая-то "светлая" голова из Миннаробраза интернаты закрыла, а детей "разбросали" по общеобразовательным школам. Так в 3-м "В" классе появилось четверо переростков. Это если вам 60, а вашему собеседнику 64 - разница незаметна, но если вам 9, а вашему соседу по парте 13 - ой-ой-ой! Все они были из неблагополучных семей: отцы или погибли на войне, или вернулись инвалидами, или были пьяницами, или их вообще не было. Ходили в лохмотьях, босыми, были всегда голодны, грызли макуху, матерились, дрались и крали... Носили в школу финки и кастеты. Дети называли их "Микулами" (от былинного силача Микулы Селяниновича), а они детей - "малявками". После зарядки оставалось минут десять до урока, дверь в классе закладывалась шваброй, и "Микулы", изгнав пинками детей к доске, принимались за "шмон". Изымались хорошие ручки, пеналы, деньги, завтраки. Потом изъятое можно было вернуть за небольшую плату. Один из "Микул", идиот Дудукал, успевал "смолотить" с пяток завтраков, после чего дремал на своей последней парте, отрыгивая и не обращая никакого внимания на Веру. С нетерпением ждали 14-летия, чтобы сменить им школу на тюрьму. В школе они вели себя прилично, опасаясь попасть в колонию, но зато после школы! Выбирали кого-нибудь из "малявок" по дороге домой, заталкивали во двор развалины и устраивали "спортсоревнования": сперва "волейбол" - толкали несчастного руками в кружке, а когда он падал - переходили к "футболу", пинали ногами. Иногда спортинвентарём служил им и Лёва, приходил домой в грязи, крови и соплях. Бабушка, вздыхая и проклиная бандитов, обмывала, мазала йодом...

... Лёве и в школе, и дома было плохо. Его воспитанием занимались Сима и бабушка, и оно сводилось только к одному: "Ша! Сиди тихо, учи уроки, слушайся, а если обижают - пожалуйся учительнице". Ага, пожалуйся! Сразу станешь ябедой, трусом, маменькиным сыночком при полном презрении класса. И хотя Лёва был выше и сильнее почти всех в классе (кроме "Микул", конечно), дети быстро разобрались с ним. И не ленились дать ему пинка или щелобан (оттянутым средним пальцем по лбу), или подножку, или выгнать из игры, зная, что Лёва молча отойдёт в сторонку, шмыгая носом. Дети - жестокие созданьица! А Шпак - маленький, круглоголовый, стриженый наголо, вертлявый, похожий на воробышка - с каким-то болезненным наслаждением издевался над Лёвой. Под смех класса: самый маленький бил самого большого!

Как-то муж Симы, Исаак, спросил Лёву, почему он такой хмурый, и Лёва в отчаянии рассказал всё. Исаак оглянулся, и убедившись, что их никто не слышит, сказал: "Мэй, не будь локшем (трусом)! Врежь ему как следует, не бойся! Нельзя позволять всякой швали издеваться над собой, мэй"! Врезать?! А Вера?! А директор?! А отец?! Но отчаяние, видимо, было таким, что на следующий день на большой перемене Лёва схватил Шпака, бросил на землю, заломил руки, сел на него и заставил есть землю. Это было, по местным понятиям, самым большим унижением. Бойцов окружили одноклассники, но принцип, установленный "Микулами", - "двое в драку, третий - в с...ку" - действовал, никто не вмешался. На урок Шпак явился хромая, в грязи, крови, слезах и соплях. Вера не могла поверить, что это "работа" Лёвы, но потом повела его к директору. На все вопросы Лёва молча шмыгал носом; и на этом всё бы и окончилось, если бы не отец Шпака - лейтенант-пожарник. Он явился к директору в форме, похлопал по пустой брезентовой кобуре, пригрозил Колымой и потребовал сатисфакции - изгнания Льва из школы. Директор сдрейфил, и дело могло бы окончиться скверно: сталинские времена. (Из школ тогда детей изгоняли за любую мелочь. И что? Банды малолетних терроризировали город: оружия - навалом, "учителей" - блатных - тоже. Били, грабили и убивали беспощадно; однажды 12-летний "ребёнок" нанёс 20 ран финкой своему отчиму, причем десять - уже трупу. Ефим рассказывал.) 

Спасла положение Сима: ворвалась к директору и громко заявила, что если ребёнка не оставят в покое, она лично явится в ЦК и этот бардак разгонит, как фашистов под Сталинградом. Директор снова сдрейфил и по секрету сообщил пожарнику, что Сима очень опасный человек: может! На этом всё окончилось: пожарник погас. Лёва наслаждался победой; уже сам искал драки со Шпаком, но зря - тот урок усвоил туго: бегал от него (опять под хохот класса). Лев понял простую истину: надеяться, что окружающие поступят с тобой честно и порядочно, - глупо. И что кто-то за тебя решит твою проблему - тоже. Тебя будут уважать и, главное, бояться, только если ты смел, силён, решителен и нахален. Слабину допускать нельзя! Исаак прав.

... Вера негласно разделила класс на 4 категории: отличников - их было двое, Гитис и Филиппов; "ударников" - учившихся на 4 и 5 - с десяток; "болото" - троечников - штук 20, и "Камчатку" - 5-6 двоечников, кандидатов во второгодники. Так ей было легче с этим сборищем - почти 40 лоботрясов! И проверяя тетрадки, она уже по фамилии знала, что ставить: отличники не могли получить меньше четвёрки (и то изредка), "ударники" - тройку, "болото" - больше тройки (и тоже изредка), ну, а у "Камчатки" и тройка - подарок. Лёва по своим способностям должен был быть "ударником"; но арифметика! Велосипеды, поезда и самолёты ехали чёрт знает куда. Ему нужна была небольшая помощь, подсказка - и дело пошло бы. Но помочь ему мог только Ефим, а он не спешил на помощь сыну, и логика его была безупречной: в школе учитель получает деньги, обязан научить ученика решать задачки. Не научил - идиот, зря деньги получает. Ученик должен научиться решать задачки; не научился - тоже идиот. А с идиотами он не желал иметь дело. Отстаньте от меня! И что? Контрольная: примеры решил, задачку - нет. Два. В пятом классе выскочила ещё одна болячка: бассейны. Лёва, имея практичный ум, не мог понять, зачем бесконечно переливать из пустого в порожнее, есть же водомеры! Даже в бухгалтерии есть "Феликсы" (счётные машинки) и счёты, наконец. "Не умничать! Два. Завтра с родителями!" Являлась Сима, ей показывали лёвины двойки, советовали уделять больше внимания задачкам. Уделила. Решать задачки она всё равно не умела. В конце четверти и года Льву по арифметике "натягивали" троечки - не оставлять же в общем-то неплохого ученика на второй год!

Как-то в классе появилась новая учительница истории Циля Марковна (в пятом классе уже были предметники, но градация по оценкам осталась). Она выявила, что Лев любит историю, но не старается - всё равно будет трояк! Циля подтянула его и вывела четвертную пятёрку. Классная Льва Марьиванна взвыла: "Циля Львовна, что вы?! "Болотнику" - пятёрку?! Да пусть уж хоть четвёрка"? Но Циля упёрлась, и вплоть до 7-го класса в табеле Лёвы красовалась единственная пятёрка среди пары четвёрок и банды троек...

... В конце 1945 г. в СССР делили американскую помощь - тряпки, собранные сердобольными американцами для своего вконец обнищавшего союзника. НКВД и НКГБ выделили сто килограммов тряпок; это много. Начальство вспомнило - а вот он, старлей Штейн, еврей, а они толк в этом понимают! Можно треть тряпок смело "толкнуть" "жучкам" и очень хорошо заработать. Да и кто пикнет против этих организаций!

Ага, на того напали! Ефим создал комиссию, учёл каждую тряпочку - и начальство осталось с носом. Потом, в 47-м, ему это припомнят! Ему достались жилет и желтые ботинки, Беле - крепдешиновое синее платье по модам 30-х годов с буфами на плечах, Симе - халат и юбка, бабушке - платье, Лёве - ботиночки и роскошная жёлтая шубка с пятнами "под ягуара". Но ботиночки были на два размера меньше, а шубка - на три размера больше; ботиночки продали, а шубку повесили в нишу, служащую Штейнам шкафом, и забыли. А Лев носил пальтецо, перешитое соседом-портным Побирским из ефиминой шинели, перекрашенной в синий цвет, с большим "запасом". Но Лёва рос "не по дням, а по часам", и через пару лет все "запасы" иссякли. Пальто стало похоже на куртку, а руки из рукавов торчали, как грабли. Вспомнили о шубке; достали, примерили - точно! И три дня Лёва ходил в ней в школу. На фоне чёрных и серых одёжек одноклассников, перешитых из материнских пальто, отцовских шинелей или бушлатов, Лёвина шубка сияла, как золотой крест на церкви! Выдержать такое издевательство было совершенно невозможно. По дороге домой "Микулы" затолкали Льва во двор развалины и, как всегда, устроили "спортсоревнования". Лёва пытался драться, но что может 9-летний ребёнок против четвёрки 13-летних дылд! Хотя и попал одному в глаз, за что был избит сильнее обычного. Когда он прихромал домой в грязи и крови, бабушка, как обычно, охая и проклиная этих "газлунэм" (бандитов - евр.), стала мазать его йодом, но когда дошла до шубки, завопила благим матом: на спине зияли три глубоких разреза!

Вечером бабушка и Сима показали Лёву и шубку Ефиму. Он попытался "спустить дело на тормозах" - э, дети, всё бывает! Но Исаак отложил свои кисточки и заявил: как можно промолчать, если не только ребёнка зверски избили, но и дорогую шубку порезали!? Это типичная уголовщина! Ефим вздохнул...

На следующий день отец с сыном отправились в школу (это был единственный раз, когда Ефим посещал школу). Лёва пошел к себе в класс, а Ефим с шубкой, завёрнутой в газету, - к директору. Вскоре в класс прибежала девочка-секретарша и вызвала Веру к директору - и она, как обычно, дала решать пример и поручила Шпаку записывать, кто будет шалить. Писать доносы следует учить с детства! И Шпак тут же записал Льва (это было до исторического боя), хотя он сидел тихо. Во, всё равно получит втык! Но тут опять прибежала девочка и вызвала уже Лёву. В кабинете директора было интересно: за приставным столом сидел Ефим, на столе лежала несчастная шубка, а у дверей с низко опущенной головой - Вера. Директор расспросил Льва, но его вид говорил сам за себя.  В класс Вера и Лёва вернулись вместе. Шпак протянул ей листок, где Лев шёл первым номером. Вера листок изорвала, забрала у Шпака портфель - "завтра с родителями"! Лев был крайне удивлён этими ростками справедливости...

Может, эпизод с шубкой, может, нет, но всех переростков опять загнали в специнтернаты. Школы вздохнули...