Если вдуматься, родственные чувства - явление загадочное. Можно даже сказать - иррациональное. Я могу понять любовь родителей к детям или детей к родителям. Я могу понять взаимную привязанность людей выросших вместе, какое бы формальное родство их ни связывало. Но вот, представьте себе, человек неожиданно находит троюродного брата своей двоюродной сестры, которого никогда в жизни не видел, и его почему-то одолевает восторг. Его просто начинает трясти от любви к этому своему отдалённому родственнику, о котором он знает не больше, чем о любом другом жителе нашей планеты. 

Однажды я стал свидетелем такой патологической страсти. Одна моя старая знакомая, американка по имени Лайза Файнберг нашла в Израиле свою, как она считала, двоюродную сестру. Лайза позвонила мне, чтобы сообщить эту радостную новость. Голос её звенел от счастья. Мне передалось её волнение, хотя я не сразу вспомнил, кто такая Лайза Файнберг. Мы, конечно, были с ней старыми друзьями, но последний раз говорили по телефону лет двенадцать назад. Так бывает. Люди теряют друг друга, сохраняя при этом добрые дружеские чувства, но и не сожалея о потере. Так вот, когда я понял, кто такая Лайза Файнберг, я искренне обрадовался. Не потому, что я соскучился по Лайзе, а потому, что теперь не было риска поставить себя в глупое положение неуклюжими вопросами.

- Нет, ты подумай только! - пронзительно верещала Лайза. - Это она! Моя кузина Вира!  

- Поздравляю, Лайза, - вежливо сказал я, всё ещё не понимая, зачем ей понадобилось мне звонить. - Я очень рад за тебя и за Виру.

- Понимаешь, наши матери - родные сёстры, - возбуждённо продолжала Лайза. - Но они никогда не видели друг друга. Моя мать уехала из России в Америку пятилетним ребёнком, вместе со своими родителями.  А мать Виры родилась уже потом.

- Где она родилась?

- Где все. В России, в Гродно губернии.

- Как она могла родиться в России, если её мать была в Америке?

Лайза задумалась.

- Да, ты прав, - сказала она, перестав возбуждаться. - Наверно, наши матери не родные, а двоюродные сёстры. Но это не важно. Всё равно мы с Вирой близкие родственницы. Мы обе это сразу почувствовали.

- Ты уверена, что её зовут Вира?

- Ну да. Почему ты спрашиваешь?

- В России нет такого имени. Как давно она живёт в Израиле?

- Около года.

Я начал догадываться, зачем Лайза мне позвонила. Наверно, её родственница не знает никакого языка, кроме русского. Я им нужен в качестве переводчика.

- Понимаешь, - вкрадчиво сказала Лайза, - Вира не понимает по-английски, а я не понимаю по-русски.  Не мог бы ты....

- Конечно, Лайза, - сказал я. - Конечно, мог бы. С удовольствием.

- Чудесно!  Вира прислала мне имейл, написанный такими смешными буквами. По-моему, это кириллица. Я слышала, что русские пишут кириллицей. Ты можешь перевести это на английский?

- Могу.

- А если я напишу ей ответ, ты сможешь перевести его на русский?

- Это ещё проще.

- Правда? И напишешь его кириллицей?

- Запросто.

- Невероятно! - сказала Лайза, поперхнувшись от восторга. - Я всегда знала, что ты очень умный, но не думала, что до такой степени.

Через десять минут она мне прислала электронное письмо своей кузины, которая, как выяснилось, в лучшем случае, приходилась ей троюродной сестрой. 

"Дорогая сестра Лиза! - писала её родственница. - Я очень рада, что мы, наконец, нашли друг друга. Пиши мне почаще. Если ты не знаешь русского языка, можешь писать по-украински. Твоя сестра Вера".

Я перевёл письмо и послал его Лайзе. Она немедленно позвонила.

- Спасибо за перевод. Только почему ты называешь меня сестрой?

- Это не я. Это она тебя так называет. Наверно, чтобы доказать свою родственную любовь.

- Мне это нравится, - сказала Лайза. Я всегда знала, что русские люди очень эмоциональны. Как ты думаешь, я тоже должна называть её сестрой, чтобы она не обиделась?

- Я думаю, не обязательно.

- А как ты думаешь, она не собирается попросить у меня денег?

- Не знаю.

Вскоре Лайза прислала мне для перевода свой ответ:

"Дорогая Вира! Я знаю английский и ещё немного испанский, французский и иврит, но, к сожалению, не знаю ни русского, ни украинского.  Мой друг Алекс поможет мне с переводом наших писем. Так что пиши часто и подробно. А теперь о себе. Мой муж Джейкоб и я - пенсионеры, и доход у нас скромный. Кроме того, наши индивидуальные пенсионные фонды сильно уменьшились в связи с экономическим кризисом, до которого нас довели республиканцы. Тебе этого не понять: ты приехала из страны, где нет республиканцев, и поэтому у всех граждан есть бесплатная медицинская помощь и бесплатное образование, не то, что у нас".

Далее Лайза в сжатой форме объясняла своей родственнице основы экономики и сущность пороков капиталистической системы. Мне пришлось потратить два часа на перевод, который я отправил Лайзе, а она переслала Вере. 

На следующее утро Лайза получила ответ от Веры и немедленно переправила его мне для перевода.

"Дорогая сестра Лиза, - писала Вера. -  Ты не представляешь, как меня обрадовало твоё письмо. Я всегда мечтала иметь сестру в Америке.  Я знаю, что капитализм - это очень плохо. Мы это проходили в школе и в институте по политэкономии. А теперь я напишу о своей семье..."

Я долго переводил Верино письмо, вникая в детали её семейных уз.  Я узнал, что у неё есть муж Василий и двое детей - мальчик Давид и девочка Ася. Давид женат, и у него два сына. Ася пока не замужем. Они жили в Житомире, а полтора года назад переехали в Израиль. Дальше она рассказывала о том, какие у них специальности, где они работали раньше, где работают сейчас и о многом другом. К вечеру, закончив перевод, я отправил его Лайзе, а она переслала Вере, которую продолжала называть Вирой.   

Так, при моём посредничестве, переписка двух любящих родственниц вошла в размеренный темп. Обе они обстоятельно и своевременно отвечали друг другу, так что перевод их писем стал моей ежедневной работой. Иногда Лайза звонила мне за разъяснениями.

- Слушай, как это может быть? - недоумевала она. - Вира пишет, что её сын не ходил в еврейскую школу и у него не было Бар Мицвы. Она не объясняет почему; наверно в Советском Союзе обучение в частной еврейской школе стоило дорого. Но потом она пишет, что его не приняли в университет, потому что он еврей. Тут что-то не вяжется. Откуда они знают, что он еврей? И откуда он сам это знает, если он не учился в еврейской воскресной школе?  

В другой раз она звонила за советом.

 - Ты знаешь, Вира пишет, что нашего с ней общего прадедушку звали Иван Моисеевич и что он жил в Воронеже. А я знаю, что его звали Залман, и он жил в Одессе. Как ты думаешь, написать ей об этом или не надо, чтобы её не смущать?

Темп переписки не снижался в течение нескольких месяцев. Чтобы упростить и ускорить процесс, теперь Вера посылала имейлы не Лайзе, а прямо мне. Я их переводил и посылал Лайзе, которая делала точно так же: посылала имейлы мне, а я их переводил и отправлял прямо Вере. Я стал ключевым звеном в их общении. В дополнение ко времени, которое я тратил на переводы писем, теперь у меня появилась ответственность за их своевременную доставку. Кроме того, Вера, помимо писем Лайзе, стала обращаться ко мне за советами.

"Дорогой Алекс, - писала она, - как давно вы знаете мою сестру Лизу? Мне кажется, она очень умный и добрый человек. Но почему она так часто пишет о своих низких доходах? Может быть, это намёк на то, что она ждёт от нас материальной помощи?"

Я, как мог, объяснял Вере, чтобы её не тревожила бедность Лайзы, у которой есть два "Лексуса", дом в Нью-Джерси с четырьмя спальнями и пятью туалетами и, кроме того, летний дом в Вермонте и зимний во Флориде. Я ничего не знал о её счетах в банках и инвестиционных компаниях, но подозревал, что об этом тоже беспокоиться не следует. Раз финансовые дела Лайзы пошатнулись в связи с экономическим кризисом, значит, было, чему шататься.

Познакомившись ближе, они стали делиться друг с другом интимными подробностями быта, не смущаясь моим участием в переписке.  Я узнал, что у Веры два гениальных внука-погодка, Мишенька и Сашенька.  Мишенька плохо ест, и это чрезвычайно огорчает бабушку Веру. Сашенька, слава Богу, ест хорошо, но у него другая проблема: он часто пукает, и иногда делает это при гостях. Это тоже огорчает бабушку. Но, в общем, слава Богу, детишки умные и здоровые, чего и вам желаем. Лайза, со своей стороны, сообщала, что Джейкобу сделали колоноскопию и срезали два полипа. А вообще, он человек здоровый и до сих пор нравится женщинам.  Он не знает, что Лайза знает, что он всю жизнь ей изменял. Но это всё в прошлом. Теперь он, слава Богу, состарился, и женщины его интересуют не больше, чем игра в шахматы, которая его совершенно не интересует.  

"Дорогая сестра, - в очередной раз писала Вера, -  у меня хорошая новость: сегодня утром Мишенька, слава Богу, неплохо покушал. Он выпил целый стакан молока с булочкой и съел тарелку овсяной каши с маленькой плиткой шоколада".

"Дорогая Вира, - отвечала Лайза, -  старайся давать ребёнку поменьше шоколада; от него бывает запор. Я, например, Джейкобу вообще не разрешаю есть шоколад".

Меня стала тяготить переписка этих любящих родственниц, которые неизвестно кем приходились друг другу. Переводы с русского на английский и обратно требовали интеллектуального напряжения и отнимали всё моё время. У меня не оставалось времени сходить с женой в кино. Я  запустил все работы по дому. Но я не мог прекратить свой переводческий сервис, за который сдуру взялся; это разорвало бы связь Лайзы и Веры и причинило им непоправимое горе. Я пробовал задерживать отправку писем, чтобы дать себе хотя бы день передышки. Тогда на меня с двух сторон сыпались тревожные имейлы:

"Дорогая сестра! Что случилось? Мы страшно волнуемся: от тебя уже второй день нет ни строчки!"

Положение становилось безвыходным. После долгих, мучительных размышлений у меня созрел коварный и, признаюсь, бесчестный план.  Когда от Веры пришло очередное письмо, в котором она писала "Сегодня утром Мишенька, слава Богу, скушал два стакана кефира и три булочки с маком", я его не просто перевёл, но и расширил, добавив:

"Нас, конечно, радует, что ребёнок стал хорошо кушать, но кефир и булочки последнее время сильно подорожали, и мы с трудом сводим концы с концами. Хорошо, что у меня в Америке есть такая замечательная родственница, как ты, дорогая сестра.  Мы рассчитываем на твою помощь".

Лайза перестала отвечать. Это было то, что мне нужно, но пока только половина дела. Вера продолжала бомбить её тревожными посланиями: "Дорогая сестра! Почему ты не пишешь! Мы страшно волнуемся!" В конце концов, я ответил за Лайзу:

"Дорогая Вира! Извини, что долго не писала. Я очень занята, так как Джейкобу надо ежедневно делать компрессы. У нас, при капитализме, медицина ужасно дорогая, а страховка за компрессы не платит. Я надеюсь, что ты, моя любимая родственница, сможешь нам помочь".

Вера тоже перестала отвечать. Переписка заглохла. Но я хотел окончательно утвердиться в своей победе. Я написал Вере:

"Дорогая Вира! Мне точно известно, что наш прадедушка Залман жил в Одессе. Он был большевиком, служил во время гражданской войны в Красной армии и был лично знаком со Львом Троцким, чем все мы, его потомки, чрезвычайно гордимся ".

Одновременно я написал Лайзе:

"Дорогая сестра!  Я точно установила, что дедушка моей мамы, то есть мой прадедушка Иван Моисеевич жил в Воронеже, а не в Одессе. Он ненавидел социалистов и коммунистов и сражался против большевиков в армии Петлюры".

Я так увлёкся, что начал верить в то, что сочинял. Моё воображение разыгралось. Оно рисовало воинственного Вериного прадедушку, который мчался на коне с шашкой наголо, а Лайзин прадедушка в это время строчил по нему из пулемёта "Максим". Притом это был один и тот же прадедушка. Я вошёл во вкус переписки с самим собой и уже не мог остановиться. Я написал Лайзе:

"Дорогая Лиза! Я установила, что у моего прадедушки была только одна дочь, моя бабушка, у которой тоже была одна дочь, моя мама. И никакими двоюродными сёстрами там не пахло. Так что, мы вовсе не родственницы. Извини. Твоя бывшая сестра - Вера".

Вере, в свою очередь, я написал:

"Дорогая Вира! Я установила, что мой прадедушка был холостяк, и у него никогда не было детей. И вообще, мои предки приехали не из России, а из Венгрии. Так что, мы вовсе не родственницы, а наоборот, классовые враги".

Тут в комнату вошла моя жена.

-  Ну что, - сказала она, - сколько ещё я должна ждать, чтобы ты починил дверь в гараж?

-  Сейчас, сейчас, - сказал я и быстро написал:    

"Все мои письма прошу сжечь".

Потом спохватился, переправил слово "сжечь" на "стереть" и послал имейл сразу обеим.

Жизнь вернулась в свою колею, но совесть мучает меня по сей день.