ЛЁТЧИКИ
(из цикла "Счастливые люди")
- Романтическая профессия, - сказал Михал Михалыч, проводив взглядом истребитель, пронесшийся над заливом. - Оно и сегодня слово "лётчик" звучит. А в наши годы при этом слове у девушек температура тела повышалась и озноб бил. Да что там говорить? Я как-то купил на толкучке кожаную лётную куртку на медвежьем меху. Какие дивиденды у девочек я на этой куртке заработал - не поверите, Боря, да я вам и не расскажу... Впрочем, я вовсе не о куртке хотел рассказать, а о своеобразном лётном братстве. Нет! Не об этом... А! Запутали вы меня, Боря. Я расскажу, а вы уж сами сообразите, что к чему. Михал Михалыч помолчал, глядя на асфальт перед собой, пожевал губами, сделал несколько неопределённых жестов руками и начал: - Служил я срочную службу вместе с одним интересным парнем. Звали его Бенито Миронов. Он до призыва работал инженером на ВЭФе. Может, помните, был такой радиозавод в Риге? Был этот Бенито высоким блондином. Руки золотые. Всё командование носило ему телевизоры ремонтировать. По этому случаю командир части даже приказал оборудовать в подвальчике для Бэна мастерскую. Ну и вот. Оставалось этому Миронову служить примерно полгода. И тут приходит в часть правительственная телеграмма. Ну, сразу все зашустрили, забегали... Приодели Бэна во всё новое и отправили в краткосрочный отпуск. Писаря потом раскололись, что папашка у Миронова умер и что был он большой шишкой, поэтому такая суета. Короче, вернулся Миронов с похорон - лица на нём нет. Я подошёл, выразил, так сказать, свои соболезнования. А он мне шепотком, мол, земеля, вечером заходи в мастерскую. После отбоя сели мы с Мироновым в его мастерской, выпили, закусили рижскими деликатесами. Я и спрашиваю: - Бэн! А что с отцом случилось? Смотрю: у него желваки на скулах ходят. Говорит: - Я тебе, Миша, сначала эпизод из кинофильма расскажу. Вот, представь себе - латышский хуторок. С одной стороны лесок, с другой - луг. В доме на кухне бреется русский майор в нижнем белье. Время от времени слышно, как пролетают самолёты, как вдалеке рвутся снаряды. И вдруг в кухню входит немецкий офицер. Пауза. Потом немец говорит: - Ты не волнуйся, коллега. Я не буду стрелять. Война закончена. Гитлер капут. Я прилетел забрать свою женщину. Русский отвечает по-немецки: - Я не волнуюсь. Я бреюсь. А эта женщина моя, и я её не отдам. И тут входит женщина с тазом белья в руках. - Айна! - говорит немец. - Поехали со мной. Я на самолёте. Бросай всё и полетели. В Швеции нас уже ждут. - Решай, Айна, - говорит майор по-русски. - Только помни, что у тебя есть отец и брат и что их расстреляют. И я тут буду ни при чём. Твои же соседи на тебя и донесут. - Я не поеду с тобой, Карл, - говорит Айна. - Я люблю Лёву и жду от него ребёнка. Тогда немец козырнул и вышел. Взревели моторы и поднялся в воздух "Мессершмидт" с полянки. - Хорошо, что мы в кусты мой самолёт загнали. А то бы шёл сейчас пешком, - сказал русский майор. Я выпил водки и сказал Бэну, что кино, конечно, интересное, но всё это неправда. - Как это неправда? - обиделся Миронов. - Айна - это моя мама. А русский майор... мой отец. Я потом спрашивал у мамы, почему же это они не стреляли друг в друга. Она говорила, что этого мне не понять. Потому что они были лётчики. Они не привыкли убивать сами. За них убивали машины. А этот русский после войны частенько к матери заезжал. Поэтому я и родился. У него таких, как я, детей было... четверо парней и одна девушка приехали на похороны. И представляешь: ни от кого не отказался. Признал. Свою фамилию дал. И отчество, ясное дело. Более того - нам полагается приличное наследство. Но... я откажусь от наследства, Миша. И фамилию свою сменю. Как ты думаешь, Зариньш - это красиво будет? Я сказал, что красиво, мы снова выпили, и я спросил: - А что с Карлом? - Я пробовал его разыскать по просьбе мамы, - ответил Бэн, закусывая. - Мне ответили, что его не дождались в Швеции. Наверное, русские сбили. - Видишь, как твоей маме повезло, - ляпнул я. - Да, - согласился Миронов. - Можно сказать, что и повезло. Он снова поиграл желваками и поставил точку в разговоре: - Он застрелился, этот кабан. Он был директором авиазавода. А там взорвался один из цехов. Вот этот гад с перепугу и застрелился. Оставил подробное завещание и выстрелил себе в висок. Представляешь! Он насиловал мою маму! Он всю жизнь её насиловал! Сволочь. Мама мне сама об этом после поминок рассказала. Мы пили водку, Боря. Я смотрел на этого породистого, холёного человека и закипал: - Скажи, Бэн, у тебя в детстве была няня? - Конечно, Миша, - он не сразу понял, к чему я клоню. - И няня была, и квартира хорошая в Риге, и всякое такое. - Вот видишь, Бэн, - сказал я негромко. - У тебя было всякое такое. "За детство счастливое наше спасибо, родная страна". А твои сверстники в это время в деревнях с голоду пухли. Я носил рубашки с перелицованными воротниками, а ты не знал, какой костюм надеть. Мы зарабатывали гастриты по студенческим столовкам, а ты питался в лучших ресторанах... Я вот что тебе скажу, Бэн, у тебя был хороший отец. А кто где и кого насиловал - война давно списала. - Наверное, ты прав, Миша, - задумчиво сказал Миронов. - Отказываться от наследства неразумно. Это и разговоры ненужные вызовет. А фамилию я всё равно сменю. Это немодная сейчас фамилия в Латвии. Снова пронёсся истребитель, оставив за собой белесый след. Чёткий в начале, но со временем расплывающийся в обычный туман. - Вот и судите сами, Боря, к чему это я вам рассказал. То ли о лётчиках, то ли о любви, то ли сам не пойму о чём?.. Михал Михалыч тяжело поднялся со скамейки и побрёл в сторону своего nursing home.
|
