На Нью-Йорк наплывал вечер. Мы с Михал Михалычем сидели на нашей скамейке на Ocean Parkway и любовались облаком, раскрашенным в самые невероятные оттенки красного.

В доме напротив на втором этаже открылось окно, и оттуда на тротуар вылетел чемодан. Немного погодя спланировали брюки. За ними - подушка. Из подъезда выбежал мужик в трусах и майке, присел над искалеченным чемоданом и стал в его пузо запихивать разбросанное шмотьё. А из окна высунулась по пояс полуодетая дама и стала двигать речь, обращаясь не столько к мужику в майке, сколько к прохожим. Из её многословия до нас доносились только множественные "факи", но и без слов ситуация была ясна.

Взвизгнула сирена полицейской машины, и уже через минуту два офицера повели мужика вовнутрь дома.

- Напрасно это они наехали, - прокомментировал ситуацию Михал Михалыч. - Дела семейные. Сами бы разобрались. Я вам, Боря, вот какую историю расскажу. Почти всё - чистая правда. Конечно, я привру немного, но не по сути, а исключительно для красоты изложения.

Было это незадолго до моего отъезда. Надо было уже документы оформлять, а я, как на грех, потерял паспорт. А может, и не потерял, а украли. Украли - не украли, а документ нужно было восстанавливать.

Вот я и приволокся в паспортный стол райотдела милиции. Народу - тьма. И всем охота побыстрее. Я сел к столу и стал заполнять стандартную форму. Чувствую, что кто-то мне через плечо смотрит на мою писанину. А я этого ужасно не люблю. Оборачиваюсь, чтобы сказать пару ласковых слов и десяток неласковых, а там стоит майор милиции. Шею из воротника вытянул и в мою писанину заглядывает. Ну, не ругаться же с ним?

Ладно.

Заполнил я нужные бумажки, сел на стул у стеночки и жду. Не успел соскучиться - подходит милиционер:

- Следуйте за мной, гражданин.

Я спрашиваю, в чём дело. А у него морда каменная:

- Пройдёмте. Там разберутся.

Ну, что тут делать будешь? Надо следовать.

Короче, заводят меня в кабинет начальника. А там тот самый майор, что своё рыло в мои бумаги совал. Ходит из угла в угол.

- Присаживайтесь, Михаил Михайлович, - говорит. - Чувствуйте себя как дома.

Я уселся возле стола и спросил:

- А в чём, собственно, дело?

Майор тоже уселся и грустно посмотрел на меня:

- Не узнаёте, Михаил Михайлович?

- Простите, не припоминаю, - соврал я.

Соврал, потому что узнал в этом майоре того самого солдатика-отпускника, которому я лет двадцать тому назад дал глупый совет.

А было это в те годы, когда существовала ещё народная дружина. За дежурство в этой дружине добавляли день к отпуску. Я был неохоч до этих дежурств и обычно отбрехивался. Но в тот день, вернее, вечер, мне не удалось увильнуть от исполнения гражданского долга.

Мы с напарником погуляли несколько часов по улицам. Потом, спрятав в карман красные повязки, посидели в пивной. А потом неосторожно вернулись в штаб дружины. Там скучающий лейтенант велел нам пройти по адресу. Дескать, был сигнал. Пьяный муж выгнал жену с ребёнком на улицу и в дом не пускает. Мы и пошли.

Приходим. На самодельной лавочке возле дома сидит молодой мужчина и покачивает детскую коляску. А вокруг них бегает молодуха и кроет таким матом, что мне завидно стало. Я попросил напарника отвести потерпевшую в сторонку, а сам сел рядом с мужиком и спросил, в чём дело.

А дело оказалось простое. Парень этот служил срочную. И получил отпуск за успехи в боевой и политической подготовке. Ну, понятно, что дома сели отметить приезд. А жена приревновала его к своей сеструхе. Поскандалили. Она побежала в подвал. Муж - за ней. Смотрит, а она в петлю лезет. Вот он её из петли вынул и стукнул пару раз по физии для отрезвления. А супруга оказалась злая, как собачонок. Кричит: "Всё равно посажу!" И давай в милицию названивать. А потом вынесла ребёнка на улицу, чтобы всем было видно, что муж-подлюга их в дом не пускает.

Тут я сдуру и проронил:

- Я бы, парень, на твоём месте из петли не стал бы вынимать. Я бы её ещё и за ноги дёрнул

Вот такую историю, Боря, я вспомнил.

И вот, пока я всё это вспоминал и совестью угрызался, майор вызвал сержанта и дал команду оформить мой паспорт. А потом достал блюдце с дольками лимона, налил коньячку и предложил выпить.

Выпили. Он и говорит:

- Спасибо вам, Михаил Михайлович. После вашего совета моя жизнь по-другому пошла.  Окончил школу милиции, потом академию. Служу. Женился на сестре моей первой жены. Двое мальчиков у нас. А девочку от первого брака уже замуж выдали.

Я спрашиваю:

- А с первой давно развелись?

- Нет, - говорит. - Она всё-таки повесилась в тот день.

Тут у меня мурашки по коже пошли.

- Как так? - спрашиваю.

- А вот так, - улыбается майор. - Ночью эту дуру опять вешаться понесло. Смотрю - побежала в ванную и верёвку к трубе под потолком привязывает. Я сначала рванулся, чтобы верёвку эту отобрать и пару раз по морде съездить. А потом вспомнил ваш совет и пошёл на кухню. Там выпил рюмку и курил, пока всё не закончилось. А потом вызвал скорую и милицию.

Я хотел было спросить майора, как он с этим теперь живёт, но тут сержант принёс готовый паспорт. Я расписался на паспорте и на карточке. Мы с майором выпили ещё по рюмке и распрощались.

К дому, где недавно был семейный скандал, подрулили ещё две полицейские машины. Значит, дело было нешуточное. И точно. Вскоре вывели ссорящихся в наручниках.

- Наверное, наркоту нашли, - сделал вывод Михал Михалыч. Потом закурил и вернулся к предыдущей истории:

- В то время, Боря, мне эта ментовская исповедь показалась пустяком. А сейчас, когда самому надо собираться в дальние края, у меня время от времени щемит в груди. И я вижу, как дёргается в петле молодая женщина, а её муж спокойно покуривает на кухне, ожидая конца. И тогда я чувствую себя виноватым.

Облака на западе сменили алые оттенки фиолетовыми. А это означало, что вечер уже пришёл в Нью-Йорк.