Только утро любви хорошо: хороши

                                                                                                                         Только первые, робкие речи...

                                                                                                         С. Надсон

  - Вы пишете сказки, - хозяйка налила мне вторую чашку чая. Душистый, с мятой, он согревал и расслаблял. Я отхлебнула.
  - Это вопрос или утверждение?
  - Это критика.
  В этом гостеприимном доме я прочла пару своих рассказов. Было много вопросов, пожеланий творческих успехов. Обсуждения не было. Поэтому, когда гости ушли и остались лишь хозяйка с Подругой, услышать что-то критическое было интересно, просто необходимо.
  - Вообще-то меня всегда привлекала сказка, - сказала я, - но не как фольклор, а как современный жанр, позволяющий рассказать о чем-то необычном.
  - Дана слишком категорична, - вступила в разговор Подруга, - просто она хочет поведать вам о своей жизни, где главное не любовь, как в ваших рассказах, а дружба.
  - Да, - запальчиво воскликнула Дана, - я полагаю, что любви нет, есть лишь влечение полов. Есть любовь к родителям, детям, друзьям, но это скорее дружба.
  Я набрала в легкие побольше воздуха.
  - А как же Петрарка, Ромео и Джульетта?   
  - Петрарка - это платоническая любовь на расстоянии, что-то типа недуга, а любовь Ромео и Джульетты не была проверена временем. Время - самый беспощадный и самый достоверный критерий любви. Остальное - так, кратковременная влюбленность или сиюминутное увлечение, которое проходит с первой жизненной проблемой или первым грубым словом.
  Дана была миловидной, ухоженной и уверенной в себе женщиной лет пятидесяти, а может быть, и старше. Помимо какой-то очень ответственной работы в большой компании, она иногда для души приглашала к себе, в свой огромный роскошный дом с белым роялем, писателей, поэтов и музыкантов.
  Там несколько лет назад я слышала Евгения Евтушенко, который читал свои проникновенные стихи и рассказывал, как все его соседи в городе Талса - в штате Оклахома, где он жил и преподавал в университете, - с факелами вышли разыскивать его заблудившегося cына.
  Сегодня мы помянули Поэта и Дана прочла его самые любимые ею строки.
  Что касается критики моего последнего рассказа, то его "сказочность" состояла в любви героев почти с первого взгляда и в счастливом конце. А правда жизни, по мнению моих очаровательных оппонентов, заключается в том, что не только вечной, но и долгоиграющей любви нет. Даже если супружеская пара празднует золотую свадьбу, любви там нет и быть не может.
  Из горячности Даниных слов я поняла, что история будет необычной, и, не споря, включила диктофон.
 
  Подруги появились на свет в роддоме Грауэрмана на Арбате, где "родились все"; их мамаши знакомы не были, но лежали на соседних операционных столах, и акушерки сбились с ног, когда они начали вопить одновременно.
  Дана подала голос на пятнадцать минут раньше и в их жизненном дуэте с Подругой считала себя старшей и ответственной за всё.
  Потому ли, что они родились под одной звездой и даже гороскоп у них общий, или так было предначертано судьбой, но они дня не могли прожить, чтобы не повидаться, не посоветоваться или просто не поприветствовать друг друга по телефону. Сестры могут поссориться, обидеться друг на друга, разъехаться, они же - никогда. И даже судьбы у них сложились схоже: школа, институт, работа, замужество, дети, Америка. И опять работа.
  Суждения их тоже отличались не сильно.
  На втором курсе института Дана впервые влюбилась. Она рано, по стопам родителей, распознала в себе призвание к научной работе и вступила в СНО - студенческое научное общество, откуда ее направили на профилирующую кафедру и определили в помощь аспиранту из Венгрии - измерять электропроводность композитных материалов в условиях, близких к космосу.
  У аспиранта было поэтичное имя Манфред, и весь он был тонкий, изящный, будто сотканный из тумана, а длинные белокурые волосы и с песочным отливом хитроватые глаза навевали викинговые мотивы.
  На этой же установке работал дипломник, китаец Люшао Ни, готовый ради науки ночевать на рабочем месте. Поэтому с приходом еще одного новобранца Манфред оглядел свою "армию" и повесил на стену твердое расписание каждого учебного дня.
   Дана работала дважды в неделю после обеда и считала минуты до встречи со своим кумиром, который располагался в их небольшом лабораторном помещении за единственным столом, втиснутым перед окном между стеллажом с запасными деталями и грохочущими вакуумными насосами. Не сказать, чтобы было очень комфортно, но Дана не замечала неудобств и работала с удовольствием, радовалась, когда Манфред, изучив результаты ее труда, похвалит ее и сделает какой-нибудь интересный или спорный вывод. С бесстрастным и бестелесным Люшао она в конкуренцию не вступала, у них задачи были разные, но по количеству отработанных часов в остальное время суток он был бесспорным рекордсменом.
  В отличие от Люшао, Манфред был общительным, неплохо говорил по-русски и интересовался культурной жизнью столицы. Дана с гордостью водила его по Третьяковке, подолгу задерживаясь у любимых картин Серова и Левитана. И еще она читала ему стихи раннего Евтушенко, которого тогда любили все.
И море - всем топотом, и ветви - всем ропотом,
И всем своим опытом - пес на цепи,
А я тебе - шепотом, потом - полушепотом,
Потом - уже молча: "Любимая, спи..."
  Они плыли на пароходике по Москва-реке, любуясь пламенеющим закатом. Рядом с Манфредом или просто в его присутствии, когда была видна лишь его узкая спина за рабочим столом, у нее всегда было романтическое настроение, хотелось петь, обнять весь мир. Появилась даже голубая мечта - вечная любовь. И работа тогда была в радость, приходили интересные идеи.
  Но тогда, на пароходике "платоника" неожиданно закончилась: он слишком страстно начал ее целовать, пугая своим напором и нимало не смущаясь немногочисленных попутчиков. Ей было неприятно и стыдно.
  Она даже пропустила свои очередные часы работы на установке, к большой радости Люшао, которого удалось известить. Но когда через неделю она тихо вошла в лабораторию и включила форвакуумный насос, Манфрел вскочил из-за своего стола, сгрёб ее в охапку и, как капризный ребенок, наконец выторговавший у родителей полюбившуюся игрушку, радостно забормотал:
  -  Что случилось? Почему ты не приходила? Я так скучал!
  И он уже целовал ее лицо, шею, грудь, расстёгивал пуговицы. Она совсем ослабела, тело не слушалось.
  - Я не могу... сегодня, у меня... "женские праздники".
  - Глупышка, это ж хорошо... неопасно, - его голос стал глухим. Он быстро закрыл на ключ дверь и по-хозяйски расстелил на полу свое серое драповое пальто.
  И опять ей было стыдно, некомфортно. И очень больно.
  В этот день она, конечно, уже не работала, а дома сразу кинулась в душ. Из зеркала на нее смотрела какая-то незнакомая, пришибленная и потерянная девчонка со стертым лицом и расширенными от испуга глазами. Такой она себе не понравилась и - хорошо, что родители еще не пришли с работы, - крикнула своему бледному отражению в зеркале:
  - Ну что ты, мать, раскисла, как мятный пряник? Да почти все твои подруги давно уж потеряли невинность, хоть бы из любопытства. А ты носишься с ней как с писаной торбой! Пора становиться женщиной!
  И Дана решительно переключила воду на холодную, растёрлась до красноты махровым полотенцем, в меру подкрасила глаза и отрепетировала перед зеркалом надменный взгляд. Потом извлекла из гардероба свою самую короткую, еще школьную юбку и отправилась в парикмахерскую на Кузнецком, заказав там самую модную панковую стрижку с отбеливанием кончиков волос. Получилось клёво.
  Когда в таком виде она заявилась в лабораторию, Манфред закатил глаза и одобрительно кивнул. Они работали молча. Первым не выдержал он.
  - У тебя красивые ноги.
  - Знаю.
  Он подошел и забавно потрогал блондинистый ежик ее темных волос. Она не шелохнулась, но добавила ледяным тоном:
  - Если ты здесь тронешь меня еще раз, я больше не приду.
  Будто ожидая этих слов, он одёрнул руку, отошел к столу и уставился в окно, играя желваками.
  - Хорошо. Просто я хотел пригласить тебя на вечеринку по поводу своего дня рождения.
  В аспирантском общежитии для иностранцев было весело, играл не запрещенный, но и не поощряемый джаз - в записи, конечно, - пили отменные венгерские вина, танцевали. И никаких застолий.
  Получив долгожданное приглашение на этот междусобойчик, Дана серьезно обдумывала, что бы такое подарить Манфреду на день рождения: ведь не матрёшку же? И она быстренько связала ярко-красный длинный шарф - для московских зим. Он был тронут, хотя извинился, что его день рождения уже прошел. Но ей было приятно сознавать себя девушкой этого лучезарного парня, похожего на киноартиста Олега Видова. Она осталась, а потом он проводил ее до самого дома и в метро купил цветы. Поднимаясь по лестнице, она улыбалась довольная. Все-таки не на полу.
  Однако продолжалось это тоже недолго. У Даны набралось уже довольно много экспериментального материала, осталось только его обработать и осмыслить. Профессор, который у них на потоке читал лекции и был научным руководителем у Манфреда и Люшао, обещал зачесть ее отчет как курсовую работу.
  Но случилось непоправимое.
  Дана вошла мрачная и, как исторгающая холод ледяная глыба, остановилась над Манфредом, в задумчивости сгорбившимся за своим рабочим столом.
  - Мы с тобой залетели, - он вопросительно поднял брови. - У меня задержка в три недели.
  Он отодвинул стул и встал; теперь их глаза были на одном уровне, в воздухе повисла напряженность и повеяло холодом надвигающегося ледника.
  Он улыбнулся одним ртом и... будто окатил ее холодным душем:
  -  Не мы залетели, а ты залетела. Европейская женщина должна уметь предохраняться. Не в деревне живем.
  -  Ты полагаешь, что не несешь никакой ответственности?
  -  Помилуй, детка, что я должен сделать? Что ты от меня хочешь? У вас бесплатная медицина, между прочим!
  Действительно, чего бы она хотела? Замуж за венгерского подданного она явно не планировала, а в Союзе он не останется никогда. Рожать в одиночку, как в советском оскароносном фильме "Москва слезам не верит", - уж извините, она не героиня. Тогда что?
  И тут он совершил непоправимую ошибку. Или это у них в Европе в порядке вещей?
  - А ты уверена, что это мой ребёнок?
  Вот уж этого она ему простить не могла. Прощай, мой желтоглазый викинг!
  Она быстро собрала со стеллажа свои амбарные книги с драгоценными результатами кропотливой исследовательской работы и под насупленным взором коллеги беззвучно вышла. Дала себе слово не возвращаться.
  Но куда идти, когда рушится мироздание?
  Она знала куда: у нее была Подруга, которая все поймет и простит, найдет выход, именно такой, который нужен ей, Дане.
  И Подруга сказала:
  -  Он прав, не в деревне живем. И тебе наука: надо иметь на плечах голову, а не муляж для твоей идиотской прически. Скажи спасибо за бесценный опыт и иди в женскую консультацию за направлением. Родителям скажешь, что ночуешь у меня, слава богу, не впервой. На второй день я тебя встречу и почетным караулом сопровожу домой.
  Подруга не была старше, она была мудрее, понимала, что выбора нет. И верила в медицину. И молилась...
  К счастью, всё обошлось; молодое тело восстановилось быстро.
  А время, как известно, лечит.
  Дана красиво, со знанием дела оформила курсовик: нарисовала фломастером цветные графики, заполнила таблицы, написала своим каллиграфическим почерком в двух экземплярах литературный обзор, методику работы и обсуждение результатов с выводами и рекомендациями и, получив за один пятерку, второй решила отнести Манфреду в знак примирения и как вклад в его будущую кандидатскую диссертацию. Ей даже захотелось предварительно послать ему в общежитие телеграмму "Жизнь прекрасна и удивительна!"
  Но лучше всё сказать лично, глядя прямо в глаза.
 
  Дана надела стильный прикид: обтягивающие джинсы и футболку с капюшоном, который привезла из Болгарии ее научная мама, впервые выпущенная в командировку за границу, да и то за свой счет. Осмотрев себя в зеркало со всех сторон, Дана одобрительно хмыкнула, настроение было приподнятое, будто шла на свидание. Может, всё наладится?
  Так хотелось любви!
  Но когда она открыла тяжелую дверь в лабораторию, улыбка слетела с ее губ, как с куста легкая бабочка в диснеевском мультфильме. Первым, что она увидела в затененном углу, было лежащее на полу и, видимо, случайно забытое серое драповое пальто.
  Дана с чувством швырнула куда-то в грохочущее пространство копию своего научного труда и захлопнула дверь. Ушла, на этот раз навсегда.
 
  ... Раны зализывала несколько лет. Слава богу, рядом была Подруга. Вместе ездили осенью на картошку, летом - в спортлагерь МГУ в Пицунде.
  После окончания учёбы Дану распределили во вновь образованный научно-исследовательский институт, где было много молодых специалистов, и они все вместе сразу стали готовиться и сдавать кандидатский минимум как единственный способ поправить свое материальное положение и поскорее ускользнуть из теплого родительского гнездышка.
  Но пока что подруги ни в какой свободе и независимости не нуждались и после работы веселой стайкой с воодушевлением ходили плавать в бассейн на Кропоткинской, от щедрот профсоюза, разорившегося на бесплатные абонементы, раз уж прожиточный минимум обеспечить молодому поколению ну никак не могли. И все-таки это здоровее и гуманнее, чем раздавать пиво членам профсоюза в стране, где без алкоголя не решался ни один вопрос материально-технического снабжения или обслуживания.
  Особенно в кайф было зимой, когда кругом снег, мороз в пятнадцать градусов, а ты лежишь на воде в клубах теплого пара и глядишь на просвечивающие кое-где звезды с мыслями о вечном. Надо только не забывать о резиновой шапочке, а то вмиг схлопочешь воспаление легких.
  Жаль, конечно, что плавательного бассейна, до сих пор вызывающего приятные ностальгические воспоминания, больше не существует, хотя взглянуть на вновь отстроенный на его месте крупнейший в России новодел - храм Христа Спасителя - подруги съездили, уже из США. Чтобы поставить свечки.
  Они, можно сказать, стояли у истоков тех событий: начиная с 1988 года участвовали в кампании по восстановлению первого храма, заложенного в 1839 году в честь воинов, погибших в войне с Наполеоном, и строившегося 44 года, но в одночасье разрушенного во времена сталинских репрессий.
   Вдохновленные идеей покаяния, они распространяли запрещенную информацию о тех печальных событиях, собирали деньги у простых людей в фонд поддержки. Но когда начались финансовые скандалы и обвинения городских властей в коррупции, они были по наивности шокированы и решили, что "крестный ход" за справедливость обойдется и без них.
  Но тот бассейн, оборудованный на месте разрушенного собора, как бумеранг, сыграл свою роковую роль, перевернул всю жизнь Даны: она не услышала, как Судьба постучала в ее ворота.
  Тогда она надела свою загадочную мантию невидимки и незаметно прибила к их веселой компании долговязого спортивного парня, учившего их правильно дышать при плавании кролем.
  Он сразу выделил Дану как способную ученицу и позвал в свою команду байдарочников, уже готовившихся в заплыв по весеннему половодью.
  Поначалу было страшно: река неслась с бешеной скоростью и на особенно бурных стремнинах Дана переставала грести, закрывала глаза и молилась. А Он, постоянный напарник, даже ни разу не цыкнул, лишь начинал быстрее работать вёслами.
  У Него были сильные руки и каменные мышцы. Ей с Ним было надежно и спокойно. Они поженились.  
  Любила ли она? Сказать трудно. Просто Он стал в ее жизни незаменимым.
  Он зарабатывал; она делала научную карьеру - кандидатская, докторская, симпозиумы, конференции. А для души родила сына.
  Сын заговорил поздно, и Он даже решил, что его сын - салант, начал усиленно заниматься с ним математикой и живописью в надежде, что они родили гения. Он где-то вычитал, что из десяти аутистов один рождается гением в этих двух, таких разных областях человеческих талантов.
  Но мальчишка вдруг заговорил - не остановишь и, странное дело, отец разочаровался, хотя в походы его брал и тот важно восседал в специальном рюкзачке на отцовской груди, ответственно выполняя роль впередсмотрящего.
  Это были счастливые времена, зрелая юность. Но постепенно и незаметно вокруг создалась пустота - все друзья потянулись на Запад. Организовывали друг другу вызовы, фиктивные браки и политические убежища.
  - Надо ехать, - сказал Он.
  - Что мы там будем делать? - простонала Дана.
  - Приспособимся. Как все.
  - В Германию я не поеду.
  - Мы поедем в Америку. Учи английский.
  - И без Подруги я тоже не поеду.
  - Возьмем и ее. У нее большая семья?
  - Муж, двое близнецов и больная мать.
  - Подготовь их.
  Он был немногословным, целеустремленным и деловым: через два года они всей большущей командой прибыли в США, нашли приличную работу и надели на себя тридцатилетнее ярмо в виде кредита на дом, хоть и за самый низкий процент. Жили вместе с Даниными родителями - дом-то огромный; они тоже работали, но приняли на себя всё хозяйство, чтобы дети делали американскую карьеру.
  Дана преуспела больше других: стала топ-менеджером в престижной энергетической компании. Работала на износ, чуть ли не круглосуточно, как ее давний коллега Люшао: ее подпись под техническими проектами была последней.
  Беда подстерегла с неожиданной стороны: в автомобильной катастрофе погиб муж Подруги. Дана взяла отпуск, чтобы утешать, помогать и решать повседневные проблемы, которые накручивались снежным комом.
  Подруга стала в Америке вполне успешным агентом по недвижимости, но справиться со своим горем, двумя девчонками и мамой-сердечницей без Даны ей было просто не под силу, она опустила руки, а тут еще у нее проявилась наследственная болезнь сердца. Дана не задумываясь переехала к ней.
  Их дома были поблизости, минут десять быстрой ходьбы, так что Дана часто показывалась у себя дома, чтобы убедиться, что там все в порядке. Муж молчал, но внутренним чутьем она все-таки осознавала, что Он ревнует, но что-либо изменить не могла. И почему-то не хотела.
  Когда всё немного устаканилось и она вернулась домой и на работу, Он вдруг заявил, что хочет второго ребенка.
  - Ты с одним сыном всё время ссоришься, зачем тебе второй? - Дана заняла глухую оборону.
  - Потому и нужен второй, что с первым не могу установить контакта.
  - У них будет слишком большая разница в возрасте. Да и я, знаешь, не молодею.
  - Я хочу ребенка.
  Дана сдалась и родила...  дочку. Разочарованный отец к ней даже не подошел: сорвался его очередной план воспитать в семье гения или спартанца, или на худой конец просто своего единомышленника.
  Зато больше всех девочку полюбила Подруга, которая страдала между романами, с завидной регулярностью сваливавшимися ей на голову, но скоротечно и бесследно таявшими, как свежевыпавший снег весной.
  Для душевного равновесия она почти сразу забрала девочку к себе, все равно ее дом уже был женским царством: подумать только, теперь уже пять женщин под одной крышей! Чуткая Подруга тем самым слегка разрядила напряженность в Даниной семье.
  Но это, похоже, не очень помогло. Вдруг Он потерял работу, чуть ли не два года сидел на пособии и решительно не предпринимал ничего, чтобы найти хоть какой-нибудь приличный заработок.
  Дана не упрекала Его за безделье, но все больше отдалялась от мужа.
  Он отпустил длинную окладистую бороду и целыми днями не вылезал из Интернета. Что Он там искал?
  Верная Подруга советовала обратиться к психотерапевту.
  - Не следует игнорировать кризис среднего возраста, - рассудительно заметила она вконец растерявшейся подруге.
  Но не везти же мужика к врачу насильно? Не маленький! 
  Потом Он исчез. Сообщение пришло не сразу.
- Ушел искать второй конец радуги. Живу в Городе десяти тысяч Будд.
Прости.
  Господи, да не в буддисты ли Он подался? Теперь она полезла в Интернет и долго не могла прийти в себя от слов тамошнего Учителя: "Каждый, кто приходит сюда, имеет шанс стать Буддой. Каждый, кто приезжает сюда, независимо от того, является ли он добрым или злым, хорошим или плохим, все посадили семена Будды. Когда вы посадите такие семена, они, несомненно, принесут плоды в будущем".
  Была ночь, когда она ворвалась к Подруге, чтобы вылить на нее всё наболевшее. Включила iPod и, не утирая потока слез, приказала:
  - Сядь и постарайся не удивляться. Читаю: город десяти тысяч Будд находится в Талмаже, около 3 км восточнее аэропорта Юкайа и 180 км севернее Сан-Франциско. Это международный буддийский монастырь, один из первых дзен-буддистских храмов в США и крупнейшая буддийская община в Америке.
  И дальше. Традиции города имеют две отличительные особенности: монахи носят длинные пояса и едят только один раз в день - до полудня. Ночью большинство из них отдыхают сидя, не ложась спать. Монахи в городе не имеют социальной жизни, мужчины и женщины живут отдельно. Некоторые из них поддерживают обет молчания в течение различных периодов времени. Есть монахи, соблюдающие заповедь невладения личным богатством и некасания денег для устранения мысли о деньгах и повышения чистоты ума...
  Ну, как тебе нравится? У него крыша поехала.
  Однако Подруга прореагировала непредсказуемо:
  - Он сообщил тебе свой адрес - значит, хочет, чтобы ты к нему приехала. Будете медитировать вместе.
  Но Дана явно не собиралась потакать капризам своего отбившегося от рук мужа-дитяти.
  - Нет, вот уж этого не будет. Кто-то в этой семье должен работать, растить и учить детей. И не уговаривай. Достаточно того, что я родила ему дочь, на которую он даже не посмотрел.
  Через полгода Дана написала блудному папаше:
- Твой сын готовится в колледж.
Ответ пришел незамедлительно:
- Пусть возьмёт кредит.
Через год она решилась.
- Извини, я подала на развод и на алименты.
И тогда Он появился. Она с трудом Его узнала: Он похудел, обрил голову; лихорадочный блеск в глазах, одежда изношена.
- Пойди в душ и переоденься, - холодно сказала Дана. Он молча повиновался. Она слышала звук льющейся воды, потом Он долго возился в своем кабинете; что-то падало, передвигалось, рвалось.
Когда Он спустился вниз с чемоданом и двумя спортивными сумками, направляясь к выходу, она не выдержала:
  - Может, объяснишь, что происходит?
    - А тебя это интересует? - он даже не повернул головы.
  - Не говори глупости.
  - Хорошо, - он скинул с себя поклажу, развернулся, но говорил с порога, будто торопился или боялся, что Его не выпустят: - Я забронировал гостиницу. Вот, взял свои вещи. Не возражаешь?
  Она отмахнулась. Вдруг ей захотелось броситься Ему на шею, чтобы остановить, удержать Его и хорошенько выпороть, как нашкодившего ребенка, а потом гладить, жалеть, просить прощения. Как будто извинениями можно было еще что-то поправить...
  Но она интуитивно, каким-то шестым чувством угадывала, что Он намеренно ускользает от нее, что Он уже чужой и что возврата к прежней жизни не будет. И все-таки попыталась чисто по-женски ухватиться за соломинку, хрупкую, ненадежную и призрачную, как ветер в поле или вода в водопаде.
  - Поужинаешь?
  - Нет, спасибо.
  - Так что случилось, можно все-таки узнать?
  - Да ничего особенного. Просто я был тяжко болен и вот... излечился. Зачем жить с человеком, который за много лет совместной жизни ни разу не сказал мужу, что любит его? - он посмотрел на Дану долгим печальным взглядом. Вздохнул.
  Повисла гнетущая тишина. Дана покачнулась, схватившись за спинку стула, но говорить не могла, губы не слушались.
  Усилием воли она представила себя отлитым из чугуна и стали роботом, заводной игрушкой без сердца и без чувств. Зачем пустые крики и излишние эмоции, усложняющие жизнь?
  Она откашлялась.
  - И с детьми не попрощаешься? - это была последняя попытка, за которой у многих женщин в аналогичной ситуации начинаются истерики, скандалы и жестокая месть. Стало бы, конечно, легче на душе, но это не про нее - все бури внутри, не напоказ, не на продажу.
  Однако Его ответные слова повергли ее в ужас, которого она не испытывала давно, со времени общения со своим жестоким викингом.
  Он сказал:
  - А что я скажу детям? Что у них суррогатная мать, зачавшая их в нелюбви?
  И Он исчез, будто растворился.
  Но алименты на дочку до 16-ти лет платил исправно.
 
  ... Из холодного дома, где работали все кондиционеры, мы вышли втроем, не считая Кота, которого Дана прогуливала на поводке. Это абсолютно черное тело с белым галстучком и светящимися глазами-изумрудами всей своей неторопливо-важной походкой и насмешливым взглядом демонстрировало, кто теперь является повелителем, вокруг которого крутится эта маленькая вселенная.
  Вечер был тихим, теплым и влажным. Я проводила Подругу до ее дома под старыми липами, и по дороге она рассказала, что у Даны еще недавно был молодой бойфренд, но после того, как они съездили в круиз на Багамы, расставание было неминуемым.
  На мой вопрос Подруга пожала плечами.
  - Почему? Она сказала, что выставила его, потому что он облизывался на ее роскошный дом с бильярдом и плотоядно глазел на пляже на молодые загорелые попки. Теперь она одна. С Котом. Не верит ни в любовь, ни в Бога, ни в черта.
  - А чем живет?
  - Семьей в отдалении и работой.
  - И женской дружбой?
  - Да, конечно. Нам посчастливилось сохранить детскую дружбу. Это счастье, скажу я вам. Никто не обманет и не подведёт. Нам просто повезло в этой жизни, такое редко выпадает, и мы храним и ценим этот дар божий.
 
  Домой я вернулась за полночь. Покоя не давал вопрос: почему у Него и Даны так по-глупому всё не сложилось?
  Прокрутила пленку диктофона, нашла свои старые записи о вечере у Даны, когда там выступал Евтушенко. Тогда единственный раз я видела ее мужа. У Него была красивая седая шевелюра и по-юношески стройная, спортивная фигура с играющими под рубашкой мускулами. Но взгляд был будто другого человека, сосредоточенный, подозрительный, мрачный. Он сидел один в углу, ни разу не улыбнувшись, не проронив ни слова, и с половины вечера вообще ушел к себе наверх. Дана поспешно заявила, что у него срочная работа.
  А Евгений Александрович в тот вечер был в ударе: с воодушевлением, азартно читал свою любовную лирику, и все женщины - а аудитория была сплошь женская - влюбленными глазами смотрели на Поэта и требовали еще, еще. Потому что он обращался со словами любви к каждой из них, и каждая в то чудное мгновенье любила его, надеялась, что его горячие слова адресованы только ей, ей одной. Ведь недаром говорят, что женщина любит ушами.
  Не сразу я осознала, что Данин муж - это современный Отелло, жестоко ревнующий свою жену. Но отнюдь не к призрачному Яго, а ко всему: к Поэту, к Подруге, к работе, жизни и собственным детям.
  Он не мог так проникновенно и пронзительно, как Поэт, рассказать ей о своей любви, приворожить словом свою возлюбленную, он мог только тихо любить. И отчаянно ревновать.
  Он страдал. Много лет. За своим компьютером. Страдание пожирало Его мысли, Его волю, Его энергию.
  Но как сильная личность Он искал выход. И нашел.
  Похоже, буддисты излечили Его от самого себя. Но не от любви.
  А что Дана? Она тоже страдала, страдала от своего сильного, неженского характера, который помогал ей выжить и преуспеть в жестоком, прагматичном мире, но не научил любить, разделять с суженым боль и радость. Будто у нее атрофировалась часть мозга, отвечающая за эмоции и восприятие окружающего в цвете.
  По Фрейду, она единожды обожглась в юности и всю жизнь носит в себе непомерную тяжесть предательства, боясь полностью отдаться новому чувству.
  Она просто не заметила Его трагическую любовь.
  А когда прозрела, хрустальный сосуд уже разлетелся на мелкие отдельные миры. Сказки не получилось...
  Буддисты говорят, что в мире существует лишь любовь и гармония. Наверное, для этого Земля вертится.
  И тут, среди этого невольного ночного психоанализа, я вспомнила слова из какой-то проповеди: "У любой заблудшей души есть кусочек чистого неба". Захотелось схватить телефон и прокричать:
  - Даная, ты же Его любишь! Ему нужны тепло и ласка, не твои железные объятья. Так не будь дурой - расшибись, но верни Его!
  Странно, что на этом не настояла её Подруга.