- А что же муж таким молодым ушёл? - спросил я, показав на памятник.

   На массивном граните была выбито: "Парфёнов Николай Николаевич

(Никола)". А пониже многообещающе: "Спи спокойно, брат. Мы отомстим".

  - Он мне не муж. Он мне никто, - ответила женщина и, сняв платок, стала поправлять волосы.

   И стало видно, что она ещё молода, миловидна и вовсе не подурнела от беременности.

   Я минут пятнадцать тому назад, проходя мимо кладбищенского колодца, увидел, как она пытается поднять два ведра с водой. Понятное дело, что я донёс эти вёдра. И теперь сидел на скамеечке возле неухоженной могилы.

   Я вынул пачку сигарет.

  - Дайте и мне, - попросила женщина.

   Закурили, и она, затянувшись несколько раз, сказала:

  - Никто он мне. Ни сват, ни брат. Обычный душегуб. Таких сегодня... - и безнадёжно махнула рукой.

   Помолчали. Потом на сосну прилетел дятел и начал неистово барабанить. Я решил, что засиделся, и встал.

  - Посидите, если время есть, - сказала женщина. - Я попробую вам рассказать, почему я здесь, и вообще.

   Время у меня было, и я снова устроился на низенькой скамеечке.

  - Пять лет уже прошло, как я похоронку получила, - начала женщина. - Да что это я? Скоро уже семь лет будет. Министерство обороны сообщило, что мой муж погиб при проведении боевых действий и что место захоронения неизвестно. Где? Зачем? Потом пришли из военкомата, спасибо им. Вручили орден, помогли оформить пенсию по потере кормильца и получить страховые. Страховые были хорошие. Муж оканчивал спецшколу какую-то. Говорили, что хороший специалист. А где воевал и в какой стране? Он не любил на эту тему говорить. Впрочем, какая разница...

   У нас был небольшой домик на окраине. Купили после одной мужниной командировки. Мы-то, вообще, из другого города. Можно бы было и на родине жить. Но муж нашёл этот домик подальше от друзей и знакомых. А здесь хорошее место. Не поймёшь - то ли город, то ли деревня. Вот и осталась я в этом домике одна с трёхлетним ребёнком на руках.

   Страховые деньги растаяли, как снежинка на ладони. Пенсия мизерная. А у меня профессии никакой. Да и была бы, что толку? Но мне повезло, и я устроилась в школу неподалёку уборщицей. Вот и жили.

   И стал к нам заходить мужчина из соседнего дома. Деляга такой холёный. Он магазинчик держал придорожный. Дом у него - хоромы. Машина. Все дела. А сам холостой. Говорили, что жена его бросила и с его другом уехала. Короче, придёт, продуктов принесёт, Мишке моему игрушку или одежонку какую-нибудь. Сядем мы с ним на кухне, поплачемся, покалякаем. Вроде легче жить становится.

   А как-то приходит пьяный и заявляет, что я буду теперь его любовницей, потому что должна я ему сумасшедшие деньги. И бумажку мне суёт. А там перечислено всё, что он за полтора года нам приносил. Включая перловую крупу.

   Прочитала я эту бумажку и врезала этому делавару ногой в пах. Меня муж учил, как надо бить. Короче, Павлик этот, когда на ноги встал, пообещал мне разборку по полной. Так и сказал:

  - Жди. Сейчас позвоню - и наедут. Зря я им плачу, что ли? Поплачешь тогда.

   Он ушёл, а я Мишку уложила, взяла мужнино ружьё, зарядила жаканом и стала ждать. Думаю, приедут, так я хоть одного гада, да уложу. А там будь что будет.

   Часа не прошло - заваливают трое и Павлик с ними. Увидели моё ружьё - сели у стены на диванчик. Николай этот, - женщина показала головой на памятник, - спрашивает:

  - Стрелять будешь? А хоть раз в жизни по человеку стреляла?

   Я говорю:

  - Не стреляла. Но сегодня буду. Хоть одного, но завалю.

  - Это правильно, - говорит Николай. И на фотографию моего мужа смотрит:

  - А это кто?

   Я говорю, что муж и что погиб несколько лет тому назад.

   Николай спрашивает, где. А мне что скрывать? Я и говорю, как есть, что не знаю. Может быть, в Африке, может, в Колумбии какой.

  - Деньги, наверное, лопатой грёб? - спрашивает.

  - Может, и грёб, - говорю. - Только вот здесь они все, его деньги. Сам видишь, как живём.

  - Пенсию назначили?

  - Назначили, - отвечаю. И говорю, сколько. А что мне скрывать?

  - А как же вы живёте?

  - Так и живём. Уборщицей работаю.

   А тут обиженный Павлик встрял. Начал лопотать про долг и бумажкой своей размахивать.

   Николай взял бумажку, посмотрел и говорит:

  - А в долг у этого прыща зачем брала? Знала же, что нечем отдавать.

  - Ничего я не брала, - говорю. - Сам он приносил. Как бы от души.

   Николай тогда встал да как врежет этому Павлику. Тот сразу в угол так и отлетел. А Николай кричит:

  - Ты что, пёс? Вдову развести решил на куске хлеба? Халявы хочешь?

   Я говорю тогда:

  - Не бейте. Ребёнка напугаете.

   Ну, они и не стали. Только велели Павлику, чтобы он мне платил, а не им. И с тем ушли. Павлик полежал немного на полу и тоже ушёл.

   Такая вот разборка вышла.

   Потом чистая комедия началась. Как первое число, так Павлик приходит с конвертом. Я деньги его не беру - мне чужого не надо. А он всё равно каждое первое число приходит.

   Николай этот потом заезжал несколько раз, спрашивал, что и как. Я говорила, что всё хорошо. Спасибо за заботу и чуткость. А потом их бригаду разгромили. Кого посадили, кого убили, кто сам уехал.

   Женщина положила платок на колени и начала его разглаживать.

   Я кивнул на её животик:

  - А это от кого?

  - Это от Павлика, - улыбнулась она. - Я за него замуж вышла. У него страшная любовь проснулась после того, как я деньги отказалась брать. Вот и поженились. Живём. Магазинчик держим. Менты нас крышуют. Им и платим.

   Она светло и чисто улыбнулась:

  - Счастливая я баба! Как ни посмотри - счастливая.

   На соседскую могилку с шелестом опустилась воробьиная стайка и завела драку за крошки.

  - Ну, вы идите, - сказала счастливая женщина. - Спасибо за помощь. Вы идите, а я похозяйничаю тут немного. Никола этот... Некому присмотреть. Может, и за моим кто-нибудь присмотрит. Да, как ни суди, мой тоже на людской крови зарабатывал.

   Я простился и ушёл. А воробьи всё никак не могли справедливо поделить найденное.