НА ТРОИХ С ЦРУ
Скажу прямо, без ложной гордости: человек я не примечательный. То есть, совершенно неприметный человек, ничем не выдающийся и никак себя не прославивший. Что делать, не всем же быть Хемингуэями. Но один раз в жизни я всё-таки почувствовал свою значительность. Было это много лет назад, вскоре после того, как мы с женой приехали в Америку. Жили мы в маленькой скромной квартире в небольшом городе в Миннесоте, где я нашёл свою первую работу. В тот вечер, когда я в первый раз почувствовал свою значительность, я, как обычно, смотрел телевизор, а жена делала голубцы на завтра. И тут зазвонил телефон. Я, естественно, взял трубку и сказал "хелло". А может даже я сказал "алё", поскольку никакого англоязычного звонка не ожидал. Но трубка вдруг заговорила по-английски, этаким красивым плюшевым голосом. От неожиданности я не понял первой фразы, а вторая звучала примерно так: - Я приехал из Вашингтона и хотел бы с вами встретиться. Я стал лихорадочно соображать: как бы выяснить, что было сказано в первой фразе, и при этом не показаться идиотом. Я сказал небрежно: - Надолго приехали? - На пару дней, - вежливо ответил плюшевый голос. - Ага. Можно спросить, зачем приехали? - Чтобы встретиться с вами. - Ага. А откуда вы? - Из Вашингтона. Я понял, что не показаться идиотом уже не смогу. А обладатель голоса тем временем проявил чуткость и добавил: - Я работаю в интеллидженс сервисе и хотел бы с вами встретиться, так как вы недавно приехали из Советского Союза. Так и сказал. В интеллидженс сервисе. Из Вашингтона. Специально приехал, чтоб со мной встретиться. В течение секунды моё воображение вспыхнуло и разгорелось, как пролитый бензин. Всё ясно: интеллидженс сервис хочет использовать меня в качестве консультанта. Я им нужен как специалист по Советскому Союзу. А может, и по всей восточной Европе. Эксперт по делам холодной войны. Вот тут-то я и почувствовал свою значительность и незаменимость в деле обеспечения мира и безопасности во всём мире. Я сказал: - Когда вы хотите встретиться? - Я понимаю, что вы работаете, - сказал голос, продолжая проявлять чуткость. - Если хотите, мы можем встретиться в субботу. Где вам удобно. - Хорошо, давайте в субботу, - важно сказал я и ощутил лёгкий пинок в зад. Оказалось, что моя жена уже давно стоит рядом, вытирая руки о фартук и прислушиваясь к разговору. - На обед! Пригласи на обед! - внятно прошипела она. С моей женой так. Каждого человека, с которым я вступаю в контакт, она считает своим другом и немедленно собирается кормить. - Хотите придти к нам на обед? - сказал я. - О! - удивился плюшевый голос, имя которого, как выяснилось впоследствии, было мистер Цвайхман. - Это очень мило с вашей стороны! Но я не один. Со мной будет наш местный представитель. Это ничего? - Ничего. - Его зовут Патрик О'Миллэн. Это вас не смущает? - Нет, нет, что вы, что вы, - сказал я, делая вид, будто понял, что имел в виду мистер Цвайхман. - До встречи в субботу. - В котором часу они придут? - спросила жена, когда я положил трубку. - В шесть? Хорошо. Я сварю борщ и сделаю зразы с грибами. А кто они такие? - ЦРУ, - сказал я, с нескрываемой гордостью. Жена побледнела, и из глаз её потекли слёзы. - Так я и знала, - сказала она сквозь всхлипывания. Не иначе, кто-то донёс, что мы незаконно привезли из Италии килограмм салями... В субботу, ровно в шесть раздался звонок в дверь, и я бросился открывать. Мистер Цвайхман оказался высоким галантным джентльменом с седеющими висками и тонкими усиками. Мистер О'Миллэн, наоборот, был коренастым рыжеватым блондином с лицом цвета спелого граната. Лучезарно улыбаясь, они вручили моей жене букет роз, мне - литровую бутылку "Абсолюта", и мы сели за стол. Вы знаете, как американцы пьют водку. Это - непристойность. Это - позор нации. Великий народ, подаривший миру Марка Твена и высадивший первого человека на луну, понятия не имеет, как надо пить водку. Они её разбавляют! Чем угодно - томатным соком, апельсиновым соком, тоником, даже холодным чаем. При одной мысли об этом экран компьютера темнеет у меня перед глазами, и горло перехватывает спазма от боли за мою великую новую родину. Впрочем, в тот вечер я не думал об этом. Захваченный ожиданием надвигавшейся на меня значительности, я чувствовал себя американцем и готов был разделить их позорные навыки. Поэтому я спросил, чем мои гости хотят разбавлять водку. Услышав этот вопрос, мистер О'Миллэн потупился. - Я думал, русские пьют водку прямо так, не разбавляя, - сказал он, и в голосе его прозвучала тоска и надежда. - Пожалуйста. Конечно. Как хотите, - сказал я и посмотрел на мистера Цвайхмана. Всё-таки, он был начальник, из Вашингтона. - Я вас предупреждал, что он ирландец, - сказал мистер Цвайхман и, неожиданно перейдя на русский язык, добавил с лёгким акцентом: - Меня можете не спрашивать. До войны я жил в Воронеже. Я налил, и мы выпили за здоровье хозяйки дома, как галантно предложил мистер Цвайхман. Я налил снова, и мы выпили за наше благополучное прибытие в Америку, как предложил мистер О'Миллэн. Потом мы выпили за моё здоровье. Потом - за процветание Соединённых Штатов. Потом - за наши с женой успехи в работе и личной жизни. Потом - за успехи американских атлетов в предстоящих олимпиадах. Потом - почему-то за дружбу американского и пуэрториканкского народов. После каждого тоста я ожидал, что мои гости, наконец, заговорят о важном государственном деле, по которому они приехали. Но они говорили обо всём на свете - о старых фильмах, о плохом климате в Вашингтоне, о болезнях позвоночника, о своих огородах и своих семьях. Оказалось, что у мистера О'Миллэна шесть детей, и мы выпили за здоровье каждого из них в отдельности. Потом оказалось, что двое из них замужем, и мы выпили за счастье их семей, каждой в отдельности. К тому времени, когда дело дошло до здоровья моего двоюродного брата, я уже слабо соображал, за что и с кем я пью. "Абсолют" кончился, и я достал из холодильника бутылку "Вольфшмита". Конечно, подавать "Вольфшмит" после "Абсолюта" позорно, но мои гости приняли это проявление бедности с благородным снисхождением. Около одиннадцати часов вечера мы пересели на диван. Мистер Цвайхман, которого я к тому времени уже запросто называл Бобом, сказал: - Теперь поговорим о деле. Бизнес есть бизнес. Ты приехал из страны, с которой мы находимся в состоянии холодной войны. Наше правительство интересуют все секреты этой страны, какие ты знаешь. - Ребята, - сказал я, с трудом ворочая английским языком, - можете на меня положиться. Я сделаю всё возможное, чтобы мы с вами одержали победу в холодной войне. Но никаких секретов я не знаю. Мне их не доверяли. Это была сущая правда. Я был инженером-строителем, и все мои профессиональные знания ограничивались тем, как месить бетон и ругаться матом с рабочими, что вряд ли могло заинтересовать правительство Соединённых Штатов. Мой друг Боб Цвайхман огорчился. - Слушай, вспомни что-нибудь, - сказал он. - Ты мне друг или портянка? Как я буду отчитываться перед начальством? Я напряг память и, к своему удивлению, кое-что вспомнил. Я сказал: - Боб, я знаю один советский секрет. Отметки. - Не годится, - вздохнул Боб. - К сожалению, твои школьные отметки нашу разведку не интересуют. Я понял, что мой друг далёк от точных и естественных наук и, как мог, объяснил ему, что отметка есть понятие физическое. Так называется превышение уровня земли над уровнем океана. Абсолютная отметка. - Понятно, - сказал Боб, проявляя сообразительность опытного разведчика. - Что ж тут секретного? - Чёрт его знает, - признался я. - Почему-то абсолютные отметки там засекречены. Но некоторые из них я знаю на память. Тех мест, где я бывал. Могу выдать в целях борьбы с коммунистической экспансией. - Давай, - нехотя согласился мистер Цвайхман. - С паршивой овцы хоть шерсти клок. Я доложу нашим специалистам; пусть сами разбираются, что делать с твоими вонючими отметками. Мы расстались закадычными друзьями, обменявшись адресами и поклявшись, что будем поддерживать постоянную связь до конца жизни. После их ухода моё ощущение собственной значительности померкло. Жизнь вернулась в свою колею, и вскоре я забыл о своих друзьях из ЦРУ. Каково же было моё удивление, когда полгода спустя раздался звонок, и знакомый плюшевый голос ласково объявил: - Привет, это я, Боб Цвайхман. У наших специалистов возникли вопросы по поводу этих... твоих... сам знаешь. Это не телефонный разговор. Не возражаешь, если к тебе в субботу утром зайдёт Патрик? Я не возражал. Патрик О'Миллэн явился в субботу, когда мы с женой только встали. Мы пригласили его позавтракать с нами. Он охотно принял приглашение, сел за стол и вынул из портфеля бутылку "Абсолюта". - Может, разбавим апельсиновым соком? - предложил я. Патрик бросил на меня укоризненный взгляд, и я устыдился бестактности своего вопроса. После шестой рюмки Патрик сказал: - Понимаешь, у наших специалистов возникли серьёзные разногласия в вопросе о том, что такое абсолютная отметка. Они просили, чтобы ты дал разъяснение. - Запросто, - сказал я. Как нас учили в школе, это есть превышение над уровнем Балтийского моря или над каким-то Кронштатским футштоком. Кронштадт - это город. Что такое футшток, я не знаю. Патрик старательно записал каждое моё слово, обдумал записанное и сказал: - Это очень сложно. Где это можно найти в письменном виде? - В советском учебнике географии для шестого класса. - А где его взять? - Не знаю. Наверно, в Москве. - Ага, - удовлетворённо сказал Патрик. - Придётся привлечь к этому вопросу нашу внешнюю разведку за железным занавесом... Это был мой последний контакт с ЦРУ. С тех пор я никогда не видел ни Боба, ни Патрика. Месяца через два после моего завтрака с мистером О'Миллэном советское информационное агентство ТАСС опубликовало официальное заявление о том, что в Советском Союзе разоблачён и выслан из страны американский шпион. Он был пойман с поличным во дворе одной из московских школ, где пытался незаконным путём приобрести учебник географии. В ответ на провокационную акцию Советского Союза правительство США выслало из страны двадцать два советских дипломата. Комментарии к этому событию долго не сходили со страниц американской прессы, и всё это время меня не покидало восхитительное чувство собственной значительности.
|