Наше студенческое общежитие располагалось на высоком берегу Енисея, и из окон открывался прекрасный вид на реку и отступающую тайгу.

В среду, в первой половине дня, по расписанию, уборщицы мыли деревянные крашеные полы на третьем этаже нашего огромного пятиэтажного общежития. Когда студенты возвращались с лекций, везде были чистота и порядок.

Сергей встречал свою девушку на автобусной остановке. Он легко проходил с ней мимо строгой пожилой дежурной, сидящей у входа в здание, на первом этаже. Дежурная знала всех, кто жил в общежитии, в лицо, но его девушек никогда не останавливала. Он умел договариваться. За те годы, что Сергей прожил в общежитии, он приглашал к себе в гости много разных девушек. Некоторые приходили к нему по средам месяцами, некоторые - только несколько недель, а кое-кто побывал у него только один раз. Девушки были как на подбор: стройные, длинноногие, с хорошей фигурой, весьма симпатичные и модно одетые.

Все встреченные парни на этаже отлично понимали, зачем эти дивы посещали Серёжу. Их неравнодушные взгляды, брошенные на девушек, все прекрасно передавали. Но барышень это нисколько не смущало, они гордо несли свои милые головки, слегка улыбаясь.

С первого взгляда казалось, что все эти прекрасные девушки сошли с одного конвейера. Но присмотревшись, можно было увидеть, что они разные: брюнетки, шатенки, блондинки, была даже одна с чудесными рыжими волосами и зелёными глазами. Объединяло их то, как они держались: прямая спина, красивая грациозная походка и взгляд, как будто они считали звезды. Казалось, эти девушки были потомками декабристов или дворян, сосланных в Сибирь ещё в XIX веке. Во всем их облике чувствовались порода и благородство. Они выгодно отличались от наших местных девушек - крепких, краснощеких, чаще всего одетых в свитера и валенки.

Серёжа был уверенный молодой человек, выше среднего роста, с приятными чертами лица и обворожительной улыбкой. Он много читал, любил музыку, хорошо одевался, к тому же был остроумным и галантным кавалером. Обычно он не спеша провожал свою очередную барышню в свою комнату, непринуждённо кивая встретившимся товарищам по этажу. У него всегда были припасены бутылка вина и легкая закуска. Дверь комнаты закрывалась на два оборота ключа и крючок. Затем включалась тихая классическая музыка. Некоторые самые любопытные студенты, прильнув ухом к стенам соседних комнат или к двери, могли слышать равномерный скрип студенческой кровати. Через некоторое время скрип затихал, но музыка продолжалась. Потом скрип, слегка заглушающий музыку, вновь возобновлялся. Но когда появлялась рыжая с зелёными глазами, музыка становилась громче, девушка раскачивала кровать с большей энергией и к тому же кричала от избытка чувств.

Музыкальная среда продолжалась в среднем часа три. Наиболее невыдержанные и нервные студенты бежали на пятый этаж, где жили наши девушки-студентки, ища ласки и утешения у своих подруг, если они у них, конечно, были. Когда музыка окончательно затихала, пара как ни в чем не бывало выпархивала в коридор. Сергей казался немного утомленным, но его подружки всегда были аккуратно причёсаны, вполне спокойны и одухотворенны.

            Кто-то был рад за товарища, кто-то завидовал, но никто его ни разу не заложил. Сергей умел быть со всеми в хороших отношениях. Его многочисленные девушки, видимо, всегда были довольны своим кавалером, и никто никогда не слышал жалоб от них. "Где ты находишь такие шедевры?" - спрашивали его товарищи. "Везде, где я бываю, я ласково смотрю на девушек. Но только одна из ста может заинтересовать меня, и не только внешностью, но и культурным уровнем", - отвечал он всем уверенно.

Сергей окончил институт на год раньше меня, получил назначение и исчез. Никто после него не пытался восстановить музыкальные среды.

Десять лет спустя я возвращался из Черноморска после месячного отпуска.

Моя жена и дочь оставались ещё на месяц. Жена была учительницей музыки, и у неё отпуск был два с половиной месяца.

Я приехал в Симферополь автобусом, сдал чемодан в камеру хранения ж/д вокзала и налегке пошёл бродить по городу. До отхода поезда оставалось пять часов. Надо было убить время. Настроение было прекрасное. Молодые ноги несли меня куда глаза глядят, мне казалось, я могу идти бесконечно.

И вдруг на одной из тенистых улиц города я носом к носу сталкиваюсь с Сергеем. В парусиновых брюках и тенниске, слегка постаревший, он уже не смотрелся так элегантно, как в годы нашей юности. Однако был все ещё вполне интересным молодым мужчиной, на которого могут заглядываться женщины. Радости нашей не было конца. Он шёл в магазин и пригласил меня зайти к ним в гости. Покупки были сделаны, я взял две бутылки местного красного вина, и мы, довольные встречей, направились к нему.

По дороге Сергей поведал мне свою историю. В том городе, где он успешно работал много лет, встретил очень молодую женщину-узбечку, которую полюбил за покладистый характер, доброту, теплоту и нежность, за заботу и вкусные восточные блюда. Впервые в жизни почувствовал домашний уют и семейное спокойствие. Уже не надо было играть, напрягаться с другими женщинами, можно было оставаться самим собой и отдыхать душой и телом.

Далее его голос становился все мрачнее и мрачнее. Восемнадцатилетней девушкой его нынешняя подруга вышла замуж за еврея, и у них родилась дочь. "Евреи такие хорошие и надежные мужья, такие заботливые отцы", - говорили ей все вокруг. Но, к сожалению, не в этом случае. Еврейский муж оказался пьяницей. Он пропивал всю свою зарплату, а иногда и ее тоже. Они развелись год спустя после рождения дочери. Девочка оказалась доброй, ласковой, послушной. Сергей к ней искренне привязался и относился хорошо и заботливо. Чужой ребёнок нисколько не осложнял их семейную жизнь и даже приносил какую-то законченность в их семейные отношения.

Родители Сергея продали дом в Белоруссии и купили дом в Симферополе, наслаждаясь мягким климатом. Традиционно сын посещал своих родителей раз в год. И вот теперь, ещё не расписавшись, он приехал со своей молодой гражданской женой к родителям на смотрины.

Родителям не очень понравилась узбекская невеста и уж совсем не понравилась ее дочь - наполовину еврейка.

Отворив деревянную калитку, мы вошли в небольшой заросший травой двор. Дом был почти не виден из-за больших старых деревьев. В конце двора справа стоял большой стол, накрытый старой клеенкой. За ним сидели, прижавшись друг к другу, как две нахохлившиеся птицы, его родители. Слева была сложена печка из красного кирпича, у которой суетилась стройная, выше среднего роста очень молодая и очень красивая восточного типа женщина. Маленькая девочка сидела рядом на низкой скамеечке, тихая и покорная. В чертах ее лица не было ярко выраженных восточных признаков и ничего ярко семитского тоже не прослеживалось, обычный симпатичный послушный ребёнок.

Сергей представил меня своим родителям как своего студенческого друга. Большой радости от знакомства со мной на их лицах я не прочёл. Две бутылки красного, которые я с дружелюбной улыбкой поставил на стол, также не вызвали у них никаких эмоций. Родители Сергея были простые люди. Их рабоче-крестьянские лица не отличались высоким интеллектом. Они были озабоченны своими тяжелыми мыслями, и даже приход гостя не мог отвлечь их от переживаний.

Интеллигентное лицо Сергея, даже грустное, было одухотворенным и доброжелательным, в отличие от злых лиц его родителей.

Я рассказывал им о нашей веселой и непростой прежней студенческой жизни, вспоминая много необычных и интересных случаев. Казалось, их ничто не волновало, кроме их собственных забот. Когда я мельком упомянул, что Серёжа пользовался большим вниманием у девушек, они оживились и в один голос воскликнули: "Ну и женился бы тогда". Тем временем молодая восточная красавица приносила и ставила на стол различные салаты, запечённые баклажаны, кабачки, помидоры, лаваш, манты и в конце подала дымящийся плов из баранины с изюмом, сушеными сливами и абрикосами.

Мы пили красное вино и наслаждались великолепными блюдами восточной кухни. Все было для приятной беседы и дружелюбных тёплых отношений. Но приятной беседы и тёплых отношений не получалось. В воздухе витала недосказанность, неудовлетворенность, непримиримость. Серёжа молчал. Я шепнул ему на ухо: "Может быть, надо ребёнка покормить?" Он ответил мне с испугом: "Боже упаси, возникнет скандал. Мать девочки потом ее покормит".

Я был удивлён, что Сергей, ранее всегда такой раскрепощённый и уверенный в себе, не может ничего возразить своим родителям и защитить свою любимую женщину. Он мог бы шуткой разрядить эту напряженную обстановку, как он умел это делать в студенческие годы.

Родители с аппетитом ели и пили много вина, однако их настроение не улучшалось. Они по-прежнему бросали недружелюбные взгляды на девочку. Она их раздражала больше, чем ее мама. Казалось, ничего более важного, чем неприязнь к этому несчастному ребёнку, у них не было. Радость приезда единственного сына не превышала их ненависти.

Я рассказал им, что у меня тоже есть пятилетняя дочь, и как много радости она нам приносит, особенно дедушкам и бабушкам. На что получил ответ: "Ну, эта радости нам не принесёт, не та кровь".

Моя внешность, речь и манеры не давали им определить мою так не любимую ими национальность. Разве что интеллигентность, впрочем, их сын в этом плане был на моем уровне, а в области музыки значительно превосходил меня. Они видели во мне чужака. То, что я тепло отзывался о ребёнке, раздражало их ещё больше.

Времени до моего отъезда было ещё достаточно, но разговор не клеился, и я решил попрощаться. С доброжелательной улыбкой поклонился родителям Сергея, пожелав им здоровья и удач. Затем тепло попрощался с Гюльнарой, подругой моего институтского друга. Погладив сидящую девочку по головке, я тихо сказал ей: "Все будет хорошо, ты будешь счастливой". Этим, видимо, я вызвал дополнительный гнев пожилых людей.

Мой некогда неунывающий друг был тих и печален. Он вызвался проводить меня. Я напомнил ему музыкальные среды, чтобы улучшить его настроение. Он с улыбкой отмахнулся. Это все в прошлом.

- Ну и что делать? - спросил он меня грустно, когда за нами захлопнулась калитка.

Вся эта ситуация глубоко тронула меня.

- Ты ее любишь? - спросил я.

- Очень, - ответил он.

- Тебе она нужна?

- Не могу без неё.

- Девочка тебе помеха? Нет. Как часто ты встречаешься со своими родителями? Раз в год, в течение недели. Все. Ты сам ответил на свой вопрос. Это твоя жизнь, и твоё счастье зависит от тебя.

Он со свойственной ему прежде улыбкой с облегчением посмотрел на меня. Я увидел прежнего Сергея, уверенного и решительного.

- Ну ты даёшь, - радостно воскликнул он.

Я уже знал, как он поступит. Мы крепко обнялись и попрощались, обменявшись телефонами.

Я шел на вокзал и думал, что сделал хорошее дело. Боже, какой я счастливый! Молодая красивая добрая жена. Умная веселая послушная дочь. Трехкомнатная кооперативная квартира. Хорошая любимая работа. Мои родители, если бы даже были не согласны с моим выбором жены, никогда бы не портили мне жизнь. И уж точно не проявили столько злости и ненависти к чужому ребёнку, если даже в его жилах течёт другая кровь.

А если у меня все так хорошо, может, не думать больше об эмиграции.

И тут же меня обожгла другая мысль. Как эти пожилые люди с их тяжелым жизненным опытом: быть под немцами в оккупации, видеть рядом смерть и унижения, лишения послевоенной жизни - не имеют сострадания к ни в чем не повинной маленькой девочке. Они и тысячи других в этой стране дружбы народов ненавидят нас. За что? Хорошего настроения как не бывало. "Нужно вплотную заняться эмиграцией", - подумал я и решительно зашагал к вокзалу.