Мощеная Покровская улица в солнечном мареве заговорщически принимает его и прячет в толпе. Мойша бежит, лавируя меж хозяек, нагруженных корзинами с провизией; ребят постарше, спешащих из хэдера домой; чинных богатых пар, нарядных и прогуливающихся в праздности; бедняков, несущих последний грош в лавку мясника... Но Мойше нет особых дел до них, главное - отбежать достаточно далеко, чтобы не услышать материнское протяжное: "Мойшелеее!!!", способное тебя, словно мячик-раскидай, вернуть обратно в лавку. И вот ты уже понуро стоишь там с веником в руках, а ребята тем временем начинают новый кон в "чижа". Огибая ямки и лужи, вспугивая стайки заполошных пестрых кур, Мойша бежит мимо древних и потому важных пейсатых старцев, словно изваяния сидящих у домов в тени черешен. И утром, и днем, и вечером они неизменны и неизбежны: в высоких черных шляпах, торчащих вверх подобно печным трубам, черных лапсердаках, запаянных в любую жару на все пуговицы. Они тихо беседуют между собой, обсуждая тайны торы, или чинно перебирают длинные и седые свои бороды, что означает осмысление прочитанного. Когда их отвезут на кладбище, в "дом вечности", над каждым водрузят камень "Здесь лежит мудрец", ибо каждый верный знаток и толкователь торы есть истинный мудрец!

Однако окрик: "Мойшелее!!!" все же настиг бегущего. Но, по счастью, не материнское сочное сопрано, а мальчишеский звонкий дискант. Ближайший товарищ игр и затей - Вигдорчик Шмеркович - стоял, красуясь, и со вкусом обсасывал крупный рыжий леденец на палочке. Вольностей у Вигдорчика было хоть отбавляй: родитель слыл богатым человеком, наследнику же потакал безмерно, потому младший Шмеркович одет был всегда с иголочки и неизменно бросался в глаза, ежели прибегал гулять к Мойше на захолустную Покровку. Поприветствовавшись, мальчики пошли вдоль улицы медленно, по очереди прикладываясь к леденцу. Вигдорчик полон новостей и спешит их выболтать: приехал его дядя, брат отца, из самого Петербурга! Мойша смутно представляет, где это, но слыхал что-то о несметно богатой имперской столице, а Шмеркович продолжает взахлеб расхваливать дары, привезенные дядюшкой.

- Ландриновых леденцов одних только целый мешок, еще груш сахарных, и медовых яблок, и фиников, и печатных столичных пряников, - с упоением перечисляет Вигдорчик, а у Мойши уже полный рот слюны и представляются те вкусности так явно, что животики подвело.

Тут, по счастью, приятель переключается на несъедобное.

- Дядюшка Ицхак - ювелирный мастер! - со значением сообщает он Мойше. - Богатств у него дома видимо-невидимо, и все клиенты - знатные господа. Женам ихним перстни, кулоны и бранзулеты на каждый праздник подавай новые! А денег у тех господ поболе, чем помета на птичьем дворе.

У дяди  Ицхака в глазу круглое стеклышко - монокль называется - это для солидности, костюм из последней моды и толстая часовая цепь чистого золота. На пальце у него перстень переливчатый и собственный лаковый экипаж! Сразу видно - столичный человек. Вчера катал их с братьями по улицам, так все только на них и оборачивались.

- Вот я и подумал, - важно изрекает Вигдорчик, - пожалуй, я тоже на ювелира выучусь! Верное дело. Всегда при деньгах. А потом к дядюшке Ицику в Петербург уеду. Буду в столице жить и тоже заведу коляску лаковую с лошадками!

- А я бы хотел скрипачом стать! - задумчиво тянет Мойша, борясь между желанием также представиться миру богатым ювелиром и нежеланием повторять за Вигдорчиком. - Я бы забирался на крышу и играл там на скрипке целый день, а все бы на улицах плясали!

- Ну, и где тебе с того выгода? - со снисходительностью состоявшегося миллионщика замечает младший Шмеркович. - Как ты с крыши-то у танцующих монетки соберешь?

    - И правда... -  задумывается Мойша, - тогда лучше я стану отцом семейства! И будут мне на шабат приготавливать жаркое, лишь мне одному. Все остальные селедку кушать будут или фишбулбе, а я - жаркое, как сейчас мой отец!

- А что, тебе только селедку кушать разрешают?  - лениво интересуется Вигдорчик.

И Мойша вынужден признать: да, с картошкой или с хлебом, селедка каждый день! Нет, в праздники мать готовит и сладкий цимес, и рыбу "фиш", и баранину с медом, и пироги на ореховом тесте... Но праздники нечасты, а каждую неделю в шабат отец в одиночку уминает горшок жаркого!

- Вот почему нужно стать отцом семейства, - резюмирует Мойша.

Вигдорчик смотрит на друга свысока. Он даже останавливается, чтобы придать большую торжественность ответу.

- Богатому, чтобы хорошо покушать, шабата ждать не требуется! - сообщает он. - Поэтому ювелир - дело верное! Или вот - бухгалтер! Ученый человек! Работа чистая: сиди, стучи деревянными костяшками счетов, записывай красивым почерком в книги. Рубашка белоснежная, черные нарукавники, красота да и только. И платят хорошо, и все тебя уважают, а главное всю дорогу деньги в руках держать будешь, а это уж точно - к жизненной удаче!

- Еще можно кантором стать! - вспоминает Мойша. - Мой дед в Лиозно - кантор в тамошней синагоге. Мы скоро туда поедем в гости, так мама говорит. Так вот, дед всегда при деньгах! А главное - можно петь целый день и ни о чем больше и не думать!

Вигдорчик смеется, а Мойша озорно подмигивает и затягивает чистым и звонким голосом соответствующую беседе песню:

- Ребе, скажи мне, хлеб - это что?

- Для богача хлеб - свежая белая булочка!

А для бедняка, ой вэй, - корочка сухонькая, вот как!

- Ребе, скажи мне, рыба - это что?

- Для богача рыба - жирненький карпик!

А для бедняка, ой вэй, - тощая селедочка, вот как!

Вигдорчик подхватывает песенку, за важностью беседы  мальчики уж и забыли, что хотели в "чижа" играть, да подождет "чиж" до завтра, и учеба подождет, и выбор дела всей жизни. Столько дней еще впереди, пока станешь взрослым и начнешь куда-то спешить, бежать, торопиться... Вот навстречу важно вышагивает рэбе, а за ним наперегонки, отталкивая друг друга, взрослые, страждущие совета, научений для праведной жизни, напутствий и поддержки. Они так серьезны и озабочены, видно, каждый считает свой вопрос наиважнейшим, а чужой - незначительным. Мойше это кажется забавным и он, толкнув приятеля в бок, шепотом напевает, глядя на рэбе: "Рэбе, скажи мне, а яства - это что?"

Шмеркович подхватывает громче:

"Для богача яства - это сладкий цимес,

А для бедняка, ой вэй, - огурчики кисленькие, вот как!"

Мальчишки заливаются хохотом и тут же вынуждены бежать, пока строгий рэбе и его паства не поймали озорников для жалоб их родителям.