на главную очередной выпуск газета наши авторы реклама бизнесы / Сервисы контакт
флорида афиша что и где развлечения интересно полезно знакомства юмор
 
<Вернуться Бердник, Виктор
ЛОС-АНДЖЕЛЕС - ОДЕССА. БИЛЕТ В ОДНУ СТОРОНУ - 1.
(Часть 1)


В американскую жизнь Лёша не вписался сразу. Откровенно говоря, он и не шибко старался. Когда мужик в расцвете лет не по своей воле, а по обстоятельствам вынужден прилагать какие-либо усилия, чтобы адаптироваться к непривычной для себя обстановке, должной мотивации у него ох как маловато. Оттого, наверное, Лёша и смотрел на здешние реалии, если не абсолютно скептически, то уж наверняка без всякого энтузиазма. С неизбежными колебаниями человека, не спалившего опрометчиво за собой мосты, он пока не спешил ставить жирную точку в своей одиссее. Как и не торопился определиться с окончательным выбором: где же ему будет комфортабельнее - под вечнозелёными пальмами в Лос-Анджелесе или на берегу Чёрного моря в Одессе? К слову заметить, подобная дилемма для эмигранта - не самое подходящее начало абсолютно неведомой ему дороги. Она не то что бы мешает, но делает положение вещей в новой стране непригляднее, чем оно могло бы быть. Будь Лёша отрезанным навсегда от своего прошлого, как некогда бывшие советские граждане, оказавшиеся по другую сторону "железного занавеса", волей-неволей и ему бы пришлось как-то устраиваться, а так... В любой момент он мог совершенно спокойно купить билет на самолёт и уже через сутки беспрепятственно вдыхать знакомый до боли степной воздух в одесском аэропорту. Одно дело - уехать за свободной жизнью, совершенно другое - за лучшей. 
Никто из нас не обходится без сомнений, как поступить, но далеко не всех потом угнетают раздумья по поводу правильности совершённого шага. Целиком брать на себя ответственность за содеянное - это привилегия сильного. Пожить за рубежом, в принципе, неплохо, но отправиться туда на поиски счастья - трудное и совершенно непредсказуемое испытание. В особенности, если человек, решившийся на это, немолодой и неглупый. А уж чем критичнее он относится к собственной личности, тем сложнее ему однажды не почувствовать себя одиноким и чужим вдали от родных берегов. Да и в определённом возрасте следует выбирать ту страну обитания, в которой тебе хорошо, а не руководствоваться далеко не самым верным принципом: где угодно, лишь бы не там, где было плохо. Не следовал подобной философии и Лёша. Почему он оказался в Америке - это уже другой вопрос, но в Одессе ему ощущать себя отверженным уж точно никогда не приходилось. 
За год с небольшим, что он провёл в Лос-Анджелесе, ко многому ему так и не удалось привыкнуть. Давным-давно пролетели его первые заграничные месяцы, но он, как и раньше, продолжал с удивлением и настороженностью отмечать странности здешнего быта. Что-то коробило, что-то смешило, ну а иное просто раздражало. Так, например, Лёша не переносил, когда его называли Алексом. Непонятно почему именно это мужское имя вдруг стало столь широко распространённым на слуху среди русских эмигрантов. К кому не обратись - одни "Алексы". Впрочем, нет, ещё и "Борисы". С желанием тёзок и "Александров" величать себя коротко Лёша худо-бедно мирился, но стремление многочисленных Борисов представляться на иностранный манер, делая ударение на первый слог, у него неизменно вызывало грустную усмешку. 
"Что за чертовщина? - недоумённо рассуждал про себя Лёша. - Такое впечатление, будто в Советском Союзе у людей не существовало других имён..." 
И хотя немногочисленным американским знакомым было иногда непросто произнести "Алексей" или тем более "Лёша", тем не менее, он всегда мягко, но с завидным постоянством поправлял всякого, кто забывал, как его зовут. Однако делать это всё равно Лёше приходилось крайне редко. Круг нового американского общения так и остался ограниченным, и он отнюдь не горел желанием его расширять. С русскими дружбы не получалось ввиду непохожести мировоззрения и отсутствия одинаковых интересов, а с аборигенами - тоже как-то не клеилось. 
К Лиз Лёша попал, в общем-то, совершенно случайно. Как это часто бывает, шёл, а вернее, ехал мимо... Очевидно, учёба в Одесском театрально-художественном училище имени М. Б. Грекова не прошла для него даром, не говоря уже о долгих годах, самозабвенно посвящённых им антиквариату. Первое, что Лёше сразу же бросилось в глаза в доме, куда он попал почти без повода, - висевшая там картина. Собственно, он и обратил-то на неё внимание машинально, повинуясь давно укоренившейся привычке елозить глазами по стенам. Такое обычно с ним происходило в Одессе, где приобретению более или менее стоящей старинной вещи всегда предшествовали нескромные разглядывания интерьера чужого жилища: а вдруг ещё что-нибудь осталось незамеченным, к чему следовало бы приглядеться? 
Стоило Лёше остановить взгляд на потемневшем полотне, как в его в душу сразу же закрались смутные подозрения. Перед ним висела довольно недурственная копия известного полотна Хосе Ороско "Сапатисты", выполненная маслом и пропорционально уменьшенная под размеры жилой комнаты. Да и копия ли?! Лёша серьёзно смутила эта странная картина. Менее всего она походила на работу какого-нибудь старательного студента школы изобразительных искусств или усидчивого живописца-дилетанта, посвятившего себя латиноамериканскому романтизму. Чего уж там греха таить: есть среди художников и те, кто не пишет под вдохновением, а элементарно берёт задницей. Прилежно малюют картины, но веет от них не профессионализмом, а слащавым домашним любительством. Вроде бы и всё на месте, а мастерства нет. Подобные творения, которыми легко разжиться на любом ярд-сейле*, Лёша вычислял мгновенно. Мёртвые, лишённые живости и чувства цвета портретики и пейзажики ему попадалась там в пугающем изобилии. Причём, так же часто, как и всё остальное барахло из домашних чуланов, извлечённое оттуда бережливыми хозяевами в надежде недорого продать. Кого привлекают такие пустяшные картинки, всегда оставалось для Лёши загадкой. Но, как он считал, наверное, кого-то всё же привлекают, если для них обязательно находится свободное место среди разложенных на зелёных лужайках отслуживших детских игрушек, разнокалиберной посуды и прочих не нужных более случайных предметов. 
Это полотно, бесспорно, было иным. Хотя бы уже потому, что от вида смелых экспрессивных мазков на картине у Лёши по-хорошему ёкнуло сердце. Он ощутил невольное волнение, и его даже охватила специфическая дрожь в коленях, столь знакомая по Одессе, когда ему удавалось "выпасти" что-нибудь действительно приличное. Как Лёша любил такие моменты! Драгоценные минуты тайного восторга от неожиданной находки были сродни трепетной благодарности первооткрывателя, опять поверившего в удачу, так часто предававшую его. А у Лёши душевный всплеск пионера-первопроходца сопровождался ещё и маячащей возможностью выгодного приобретения. Антиквариат как источник дохода тем и идеален, что любое художественное изделие или живопись прошлых столетий всегда сулит гарантированное пополнение бюджета. Не сейчас, так потом. Не сегодня, так завтра. Старинная вещь - не только надёжное вложение денег, но и украшение любого интерьера. Всегда найдётся тот, кто, следуя здравому смыслу и золотому правилу дизайна, не станет скупиться. 
Судя по всему, хозяйка дома давно забыла о картине, и та, похоже, висела на привычном месте уже не один год, а то и с хороший десяток. И если её до сих пор не сняли и не забросили с глаз долой в дальний угол, то не сделали это только по какой-то абсолютно банальной причине. Вполне возможно, из нежелания испортить вид комнаты сиротливым гвоздиком на стене или, наоборот, из безразличия ко всему на свете. Висит себе что-то на стене, ну и бог с ним... Правда, иногда практичные люди распоряжаются картинами уж очень по-своему. Ну, к примеру, украшают ими жилище по необходимости. Закрывают непрезентабельную дырку в штукатурке. Или трещину. Кому охота лицезреть пошарпанные или рябые стены с выгоревшими пятнами? Да ещё в комнате, где принимаешь гостей. 
Лёша мысленно прослеживал судьбу занятного холстика, пытаясь пролить свет на его происхождение. Многие американцы, как те цыгане, переезжают с места на место, и поди знай, что захватят с собой в очередное путешествие из штата в штат. Нынче здесь, завтра там. Покидали барахлишко в арендованный грузовик - и в путь. Будет ли в голове живопись при такой кочевой жизни? 
Не желая лишний раз привлекать внимание хозяйки дома внезапно проснувшимся любопытством к картине, Лёша старался на неё не заглядываться. Он лишь изредка и как бы ненароком пробегал по полотну глазами, испытывая всё более странные и непреодолимые предчувствия. Интуиция его обманывала редко. 
В Америке с шедеврами ситуация сложная. Те предметы искусства, с которыми Лёша сталкивался в Одессе, имели для него вполне определённый художественный смысл. Здесь же, в Лос-Анджелесе, на всё приходилось смотреть совершенно по-другому. Понемногу в густом тумане местного антикварного рынка для Лёши с грехом пополам начали вырисовываться некие очертания его конъюнктуры. Правда, вообразить, что кто-то выложит кругленькую сумму за пошарпанное рядно с псевдоиндейским орнаментом или с радостью выхватит топорно сработанный американскими умельцами из глубинки в начале XX века стул, было иногда трудновато, но отрицать возможность перекинуть такое дерьмо арт-дилеру - означало упустить потенциальный заработок. 
Лёша вдруг вспомнил нашумевшую когда-то историю с картиной стоимостью под миллион долларов, обнаруженной какой-то счастливицей в куче выкинутого домашнего хлама. С виду невзрачное полотно где-то в Манхэттене за ненадобностью выставили на помойку вместе с раздолбанной мебелишкой и продавленными матрасами. Так бы оно и бесславно закончило свой жизненный путь на городской свалке, если бы не случай. 
Картинку в неказистой рамочке заприметила наверняка интеллигентная и образованная особа. То ли собачку прогуливала в укромном уголке, то ли просто совершала утренний моцион и попутно обходила мусорники в надежде чем-нибудь поживиться - бог её знает. Как бы то ни было, извлекла она любопытный холстик из-под пластиковых мешков с отбросами и решила украсить им свою конурку, которую делила с такой же, как сама, подругой. Там непонятная находка провисела несколько лет, пока новой владелице не стукнуло в пытливую башку проверить, а кто же этот таинственный художник, чьи инициалы стоят в правом нижнем углу. Уж сильно её одолевали сомнения по поводу подозрительного автографа. Ни много ни мало обладателем загадочной подписи, на минуточку, оказался Руфино Тамайо - живописец, известный не только у себя на родине в Мексике, но и по всему миру, а картина в своё время была похищена со склада аукционного дома Sotheby's! Вот тебе и сюрприз в подворотне. 
Да что там эта история, без сомнения, приукрашенная необузданной репортёрской фантазией с единственной целью подогреть интерес публики к любой сенсации? Лёше и самому приходилось отыскивать в Лос-Анджелесе уникальные, а самое главное, совершенно неожиданные вещи. И это в городе, которому едва больше двух столетий! Находил он их, правда, не в мусорных баках, а на тех же самых пресловутых ярд-сейлах. Но какая разница, где? В Америке, если что-то уже вынесли из дома и не сумели продать, обратно не понесут... Однажды Лёше подфартило купить чуть ли не по квортеру* за штуку изделия кубачинских мастеров! Четыре великолепных серебряных стаканчика с выгравированными по полю видами Кремля, где башни венчали ещё не красные звёзды, а, как когда-то, двуглавые орлы. Продавец даже не подозревал, что почерневшее от времени и ненужное ему старьё может стать предметом гордости любого искушённого коллекционера. А как он несказанно обрадовался выручить доллар, избавившись наконец от дребедени, завалявшейся в гараже! 
Шанса, что здесь, в Лос-Анджелесе, могут оказаться работы Хосе Ороско, Лёша как раз не исключал. Этот пламенный революционер, художник-бунтарь, один из великой троицы мексиканских муралей*, какое-то время работал в Клермонте и оставил после себя фреску в колледже Помоны - пригорода Лос-Анджелеса. Одно обстоятельство смущало Лёшу, причём, очень сильно: стал бы Ороско, подлинной страстью которого были гигантские росписи стен, тиражировать свои немногочисленные работы станковой живописи? Да и зачем? После цикла рисунков "Мексика в революции" он был уже слишком хорошо известен в Америке, чтобы копировать самого себя. Одно дело, когда Ороско в начале творческого пути не мог продать здесь ни одной своей работы и был вынужден раскрашивать куклам глаза на фабрике игрушек, и другое - когда он уже стал признанным художником и его известность шагнула даже в Европу. 
Не знай Лёша об этих фактах из его биографии, вообразил бы, что откопал шедевр. За этим приехать в Америку уж точно имело бы смысл. 
"Пожалуй, такая картинка сегодня потянула бы на пару лимонов, - мечтательно подумал он, - а то и значительно больше... Если работы Тамайо или, допустим, Фриды Кало иногда всплывают на аукционах, то Ороско - в редчайших случаях. Да уж. Кучерявый оказался бы расклад..." 
Любой человек, так или иначе связанный с живописью, представляющей коллекционный интерес, всегда питает надежду наткнуться когда-нибудь на нечто неординарное. Отыскать клад. Неудивительно, что стоило хозяйке дома ненадолго отлучиться из комнаты, как Лёша тут же беззастенчиво вперился взглядом в заинтриговавшее его полотно. А оно и вправду заслуживало пристального внимания. И ещё какого! 
В жизни Лёша как ценитель прекрасного получал по-настоящему истинное удовольствие от двух вещей - от антиквариата и от женщин. Две далёкие друг от друга привязанности сформировались в его душе каждая сама по себе и занимали там равноценные места. Он одинаково трогательно относился и к художественным раритетам, и ко времени, проводимому им с хорошенькими знакомыми. При этом Лёша всегда умудрялся сохранять определённую эмоциональную дистанцию, предпочитая держать на расстоянии объекты внимания, и нисколько не страдал, увлекаясь ими вполсилы. Напротив, тем самыми он неизменно оставлял за собой неприкосновенное право вовремя и без сожаления распрощаться с предметом короткого романа. Будь то редкий образец прикладного искусства минувших веков или очередная постельная подружка. Гедонизм его натуры проявлялся даже по отношению к потерям, которые он таковыми вовсе не считал. Расставание приносило в Лёшину душу ожидание новых находок и тем самым его необычайно вдохновляло. Антиквариат плавно трансформировался в денежные знаки, а непродолжительная любовная связь заканчивалась элегантным прощанием, лишённым никому не нужных сантиментов. В результате к классическому возрасту, когда мужчина впервые оглядывается назад, Лёша остался закоренелым холостяком и вовсе не собирался в обозримом будущем радикальным образом менять судьбу. Недаром говорится: в сорок лет жены нет и не будет. 
В Америку Лёша попал, можно сказать, в связи с неблагоприятными обстоятельствами. То есть теоретически он, конечно, не исключал перспективы перебраться однажды в Соединённые Штаты. Поди знай, как сложится жизнь. Иногда и ботинки рвутся раньше, чем шнурки от них... 
Однако чемоданного настроения у Лёши никогда не было и в помине. Вдруг бросить насиженное место и ни с того ни с сего кинуться в антипатичную по своей сути реальность - это для него было бы нонсенсом. По многим причинам. Во-первых, Лёша не видел в Америке для себя места, а во-вторых... Ему просто там не нравилось. И хоть, по давно сформировавшемуся общему мнению, за морем житьё не худо, понимание качества жизни у каждого своё. Ну не всё же, в конце концов, измеряется шкалой благоустроенности быта. У кого-то могут быть и иные категории. 
Вот такая неувязочка приключилась с Лёшей: всем остальным бывшим сознательным советским гражданам в Америке нравится и даже очень, а ему - нет. И потом, существовал ещё один маленький, но немаловажный минус в гипотетическом переезде за океан - географический. Как Лёше казалось, уж слишком далеко Калифорния расположена от Одессы. Успев два раза побывать в гостях у сестры, осевшей в Лос-Анджелесе, он довольно прохладно отнёсся ко всему, что там увидел, а прикинув, в какую даль забрался, так и вовсе охладел к шикарному городу-мечте. Огромный мегаполис не только не вдохновил его здесь обосноваться навсегда, но и оставил совершенно равнодушным к своим южным прелестям. 
- Нравится? - ревниво спрашивала сестра, показывая ему нарядные особняки на утопающих в тропической зелени улицах. 
- Да, - врал Лёша, стараясь вежливой ложью доставить ей удовольствие. 
- Хочешь здесь жить? 
- Нет, - честно отвечал он. 
Тем не менее, как человек дальновидный и желающий подстраховаться Лёша всё же успешно прошёл собеседование в американском посольстве. Ну вроде как бы на всякий пожарный... Препятствий в том он особых не видел, а подготовить для себя запасной аэродром не считал пустой предосторожностью. Его, как, впрочем, и многих других, никогда не оставляло предчувствие грядущей политической катастрофы в стране, и он предпочитал иметь место, куда в случае чего сможет приземлиться. Однако всё вышло гораздо прозаичнее. 
В смутное время к нему пришли. Наступили лихие девяностые, и в тот год Лёша едва успевал откликаться на все заманчивые предложения. Одесситы повалили за бугор, как подорванные, и к нему как к человеку, известному в кругах любителей старины, многие стали обращаться за помощью выгодно продать "бабушкины" вещи. Получать за них в "деревянных" уже не имело смысла, а обеспечить товарно-денежный обмен в устойчивой европейской валюте или в долларах мог только Лёша. Всего за десять процентов комиссионных он брался пристроить и шкатулочку с эмалями от Фаберже, и этюдик Костанди. Да мало ли что скопилось в закромах бережливых и мозговитых граждан за время советских пятилеток, а особенно у тех, кто понимал толк в хороших вещах. С собой через границу такие сувениры точно не провезёшь, а денег родительская память стоит немалых - вот и нужен надёжный человечек, такой как Лёша. С обширными связями в Москве и Питере, с реальными покупателями, не пустозвон и не трепло. К великому несчастью, в Одессе молва всегда бежит впереди правды. Как тот трамвай, который думает о себе, что он легендарный состав с вагонами, прибывающий к вокзалу ровно в семь сорок по местному времени. Так уж повелось в этом благословенном городе: что знает один, уже известно всем. Именно эта неприятность и произошла. И естественно, свалилась на Лёшину голову. 
Однажды ему позвонили домой и мягко, но настойчиво предложили достойную его статусу охрану от потенциальных недоброжелателей. Собственно, Лёша уже предполагал некое подобное развитие событий - уж слишком в последнее время он был на виду. Опасения его, увы, не подвели. Да и звонок не стал таким уж неожиданным. Что поделаешь, в написании сценария собственной жизни каждый из нас активный соавтор. 
Долгий опыт тесного сожительства с родной милихой* и элементарная логика подсказывали Лёше, что не стоит опрометчиво посылать новоявленных защитников его интересов к известной маме. Сегодня он пошлёт их, ну а кто гарантирует завтрашнее забвение проблемы? То-то и оно, что провалами в памяти страдают только пациенты, страдающие болезнью Альцгеймера. 
Лёша хладнокровно обдумал так некстати возникшую ситуацию и тут же сообразил, что самым благоразумным шагом в его положении будет назначить встречу и поговорить. Да и неплохо было бы заодно выяснить уровень тех, кто так настойчиво пёкся о его безопасности, а уж только потом делать выводы, как поступить. Впрочем, выбирать Лёше все равно не приходилось: от формы ультиматума его суть не меняется. Обсудить предложение, от которого ему было уже не так просто отказаться, Лёша мог хоть завтра. Не следовало спешить, но и откладывать не существовало резона. На том и порешили. 
На стрелку приехали не агрессивные отморозки, которых в городе, как собак нерезаных, расплодилось в бессчётном количестве, а два довольно спокойных мужичка. Культурные такие, обходительные. Примерно Лёшиного возраста, и вежливым, но не терпящим возражений тоном объявили, что они теперь его "крыша". 
- Поимей за счастье, что хорошие люди будут держать над тобой зонтик, - подытожили они короткий разговор, считая дело решённым. 
- А если, я сильно извиняюсь, надо мной нигде не капает? - попытался пошутить Лёша. 
- Как знаешь. 
Ребятки недвусмысленно ухмыльнулись. Очевидно, они нисколько не страдали от отсутствия чувства юмора и уважали его наличие у других. 
- Ты подумай на досуге. О погоде и вообще, - миролюбиво заметил один из них, пока его напарник убедительно смотрел на Лёшу и иронично кивал головой. Мол, вы, дорогой товарищ, прислушайтесь к голосу разума. Плохого он не присоветует. 
- Оглянись вокруг, корешей поспрашай, - философски заключил новоявленный благодетель, - может, и заметишь на горизонте облачко или тучку. А там, глядишь, и понадобится зонтик. Шо б я так жил, если не ты первый потом благодарить нас будешь. 
Откуда взялись эти заботливые и проворные молодцы, приходилось только догадываться. В принципе, Лёша не водился ни с ментами, ни с бандюгами. Круг его деловых знакомств, разумеется, не замыкался на двух-трёх постоянных клиентах и был достаточно разносторонним. Однако не настолько публичным, чтобы говорить о широкой деятельности, мозолящей глаза потенциальным недругам. Да и сколько того антиквариата в городе? Ведь Одесса - не столица с её масштабами. 
В итоге, если разобраться, Лёша никогда не рисковал. Осуществляемое им посредничество и некоторые валютные операции шли только по рекомендации хорошо известных ему клиентов и проверенных поручителей. Потому несложные выводы, кто эти люди и откуда, напрашивались сами собой. 
Последующие несколько дней под окнами Лёшиной квартиры дежурила приметная девятка, как бы давая понять строптивому подопечному, что деться ему некуда и придётся платить. Не по-хорошему, так по-плохому. По всей видимости, методов принуждения в арсенале этого самодеятельного охранного подразделения существовало предостаточно. В чём-чём, а в людях Лёша разбирался ничуть не хуже, чем в предметах антиквариата. И в приличных, и в поганых. Его недавние собеседники с первой же минуты не произвели впечатления тупых рэкетиров. Интеллигентные попались пареньки, а не урки с тюремным образованием. Пожелай бы Лёша смоделировать их намерения - и увидел бы, как в поведении его опекунов прослеживалась последовательная логика охотника, выследившего будущую добычу на пути к водопою и поставившего там капкан. То бишь на него, на Лёшу. 
К нему, должно быть, они приглядывались давно, хоть Лёша и не вышивал по городу на козырной иномарке, и не затеял дорогое дачное строительство. Напротив, он вёл себя предельно незаметно: довольствовался десятилетней ладой шестой модели и проводил жаркие летние месяцы в городской квартире, оборудованной кондиционером. Какая уж там самореклама? Наверняка, за его преследователями кто-то стоял: информация о скромных тружениках на ниве собирательства старинной живописи и коллекционной бронзы доступна далеко не всякому. Леша понял, насколько ситуация серьёзна, и решил пересидеть какое-то время в Штатах, тем более что ему всё равно следовало там появиться и вплотную заняться грин-картой. 
Уж лучше в Америку по собственному желанию на время, чем в катакомбы по принуждению и, возможно, навсегда. Уроют враги, и никто искать не будет. На Лёшино счастье, виза была уже давно готова, но он, занятый по горло делами, всё откладывал необходимую поездку. Эти лихие хлопцы даже и не предполагали, как вовремя они объявились. Квартиру к тому времени Лёша уже выкупил и, не желая лишний раз испытывать судьбу, ночами перевёз к друзьям на Фонтан всё самое ценное. В том, что от него просто так не отвяжутся, сомневаться не приходилось. Криминальная обстановка в городе с развалом Советского Союза давно утратила некогда устойчивый, хоть и хрупкий баланс, и сейчас не сулила ничего хорошего. 
В Одессу Леша вернулся лишь через полгода и с удивлением отметил происшедшие там весьма существенные перемены. Тема антиквариата среди состоятельных людей теперь выглядела уже совсем неактуальной. Она не то чтобы умерла, но надеяться, как раньше, на стабильный доход от перепродажи предметов старины - значило не осознавать бесперспективности этой затеи. Пожалуй, даже её обречённости. На сегодняшний день люди с деньгами активно вкладывали их в недвижимость. Впрочем, тенденция скупать городские постройки не выросла, как бурьян-трава, сама по себе на заброшенном пустыре. У населения появились иные финансовые возможности, да и поток серьёзных предметов искусства, не особо неиссякаемый прежде, теперь, похоже, истончился. Экономическая жизнь в городе стремительно выдвигала жёсткие условия, и диктуемые ею правила игры требовали крупных вложений. Счёт уже шёл не на десятки, а на сотни тысяч... И не гривен, а долларов! Естественно, оперировали подобными суммами не все подряд, а лишь те сметливые умники, у кого ни водились. Хотя богатых не бывает, если не существует бедных. 
Вот и Лёшины знакомые разделились на тех и других по признаку толщины кошелька, и произошло это расслоение буквально в считанные месяцы. У кого-то в одночасье финансы запели романсы, ну а иные уловили едва доносившийся запах быстрых денег, словно гончие псы учуяли близкое присутствие лисы. Один из Лёшиных приятелей, более успешный, чем остальные, как раз незадолго до его приезда успел приобрести булочную на Молдаванке. Теперь он готовился её перепродать, но уже дороже. Этот незначительный факт обыкновенной спекуляции сам по себе, конечно же, особого интереса не представлял. Подумаешь, перекинуть что-то? В Одессе всегда умели нажить. Вот только на чём и сколько? А настоящие цифры не могли не поражать воображение. 
- Распакуйся на двадцатник-тридцатник и не морочь себе голову. Завтра любая халабуда будет стоить правильных денег. Не прогадаешь, - советовали Лёше грамотные люди. 
- Снимешь сотку как с куста и без всякого гембеля*. К гадалке не ходи, - уверяли они с невозмутимостью финансовых гуру. Да и как тут ошибиться, когда в Одессу с "дурными бабками" понаехали инвесторы из ближнего и дальнего зарубежья и скупают всё на корню? 
Лёша слушал и вникал в оптимистично-заманчивые прогнозы, но становиться предпринимателем не торопился. Уж слишком свежими оставались впечатления от разговора с "братками" и воспоминания о собственном срочном отъезде, а, по сути дела, бегстве. Да и к тому же наличных у Лёши в тот момент имелось негусто. Так. Мелочь. На попить-поесть... По вполне логичным соображениям он, спасаясь от преследователей, перекантовал все сбережения в Америку и в Швейцарию, а без солидного сармака куда-нибудь соваться и делать волны - только народ смешить. Лёша какое-то время покрутился, стараясь в целях конспирации ни с кем особо не контактировать, оставил квартиру на попечение давнему приятелю и вернулся в Лос-Анджелес. 
Человек, привыкший пересыпать чужой золотой песок из ладони в ладонь, оставляя для себя между пальцами прилипшие крупицы, не станет сам добывать его промывочным лотком, стоя по колено в холодной воде. Лёша был именно из тех, кто никогда не перетруждался, не надрывался и не потел. Ни в городском кукольном театре в качестве художника-декоратора, ни в областном худпромкомбинате на должности художника-оформителя, ни потом, когда с началом перестройки отпала идиотская необходимость где-либо числиться, не опасаясь быть привлечённым за тунеядство. И хоть тунеядство само по себе тогда в правовом плане уже не составляло состава преступления, над Лёшиной головой долго висел дамоклов меч в виде 214-й статьи УК УССР за паразитический образ жизни с её весьма обширным толкованием. 
По сути дела, Лёша уже давно всецело посвящал себя только заботе о личных нуждах и делал это достаточно эффективно. Так складывалось, что судьба к ему не то чтобы благоволила, подкладывая заботливой рукой на тарелку жирные куски, но никогда не оставляла голодным. Лёша не отвык работать, он просто никогда не привыкал трудиться в том смысле, который вкладывала в это слово советская власть. Конечно, варить сталь или добывать уголь - занятия, бесконечно далёкие от торговли антиквариатом. Кто бы спорил? Но, в итоге, ни сталевары, ни шахтёры никоим образом не страдали от того, что кто-то посвящал своё время и старания тому, что знал и умел лучше других. В Одессе Лёша был не единственным, кто "крутился", и получалось это у него не хуже, чем у остальных. Средств к существованию ему всегда хватало, а в последние годы и вообще отпала острая необходимость беспокоиться о хлебе насущном. В конце восьмидесятых в Америку перебралась его старшая сестра с мужем и детьми. Она не только прихватила с собой престарелую маму, но и оставила Лёше в его полное распоряжение потрясающую по тем временам родительскую трёхкомнатную квартиру в самом центре города. Ну чем не исключительная возможность вести образ жизни не стеснённого ни в чём сибарита, наслаждаясь лучшими годами мужчины, не обременённого семьёй? От добра добра не ищут, и если бы не злополучный наезд, Лёша однозначно никуда бы не рыпнулся. Сидел бы себе преспокойненько в Одессе, а там, глядишь, и открыл бы какой-нибудь антикварный салон или картинную галерею. Впрочем, как вышло, так вышло. 
Оснований считать себя новичком в Лос-Анджелесе у Лёши как бы не было. Однако одно дело - приезжать сюда беззаботным туристом, не намереваясь здесь оставаться надолго, и совсем другое - вдруг столкнуться с необходимостью обустраиваться за границей на неопределённый срок. По правде сказать, Лёша по-прежнему надеялся, что его пребывание на американской земле будет коротким и рано или поздно время скорректирует все неудобные пока обстоятельства. С таким настроением он прилетел в Америку. Своих намерений Лёша тоже ни от кого не таил. 
- Я здесь у вас только гость, - откровенничал он с близкими, когда те ненавязчиво просили его поделиться соображениями насчет будущего. 
- И как надолго? - следовал насмешливый, с ехидцей вопрос. 
- Пока не надоем, - уклончиво отвечал Лёша, не вдаваясь в планы своей жизни за границей. 
Впрочем, они, эти самые планы, всё равно отсутствовали. Зато, как выяснилось, и очень скоро, Лёша не продал одесскую квартиру и сохранил за собой украинское гражданство. А среди всех его официальных бумаг синий паспорт с вензелем-трезубцем был не последним документом. И уж наверняка он его привёз не в качестве сувенира на память вместе с монетами мелкого достоинства, завалявшимися в кармане. 
- Ну и что ты с ним собираешься делать? - недоумённо и с тайным недовольством спрашивали его родственники. Лёшино нескрываемое нежелание в полном объёме прочувствовать на своей шкуре все сопутствующие эмигранту разочарования и сложности невольно раздражало многочисленную мишпуху*, осевшую здесь ещё в семидесятых годах. 
- Лучше не теряй времени и подыскивай себе хоть какую-нибудь работу, - в один голос твердили Лёше старожилы, хлебнувшие сполна трудностей и уверенные в непогрешимости собственных советов. 
- Каждый в Америке должен съесть свою порцию дерьма, - этим классическим и хрестоматийным утверждением они хором пытались пробудить в нём совестливую готовность пройти мелкими шажками весь тот путь, который прошел каждый из них. Возможно, не самый лёгкий, но зато, по их убеждению, единственно надёжный и правильный. 
- Не забывай, что в этой стране следует знать побольше о своих правах, об обязанностях тебе напомнят другие, - подсказывали самые мудрые, глубокомысленно намекая на что-то известное только им одним. 
Впрочем, Лёше подобные разговоры большой погоды не делали. И жарко или холодно от них тоже не становилось. Иногда люди капают на мозги и из лучших побуждений. Наверняка его родственники желали ему добра и процветания в дальнейшем. Правда, их опека порой доходила до уровня сования носа в чужие дела и тем самым переходила все разумные границы. Ну а с другой стороны, как можно поучаствовать в чьём-то обустройстве за границей, оставаясь на расстоянии? Иногда вновь прибывшим просто невдомёк, что у ветеранов эмиграции и в мыслях нет поучать их или досаждать рекомендациями, и занимаются они новичками в Америке всего лишь от скуки. Так и с Лёшей. Его приглашали в гости, порывались свозить в Лас-Вегас или ещё куда, стараясь разнообразить досуг свалившегося им на голову родственника, а заодно и свой... То есть вроде хотели ввести Лёшу в курс новой жизни, а в итоге развлекали самих себя. Будь Лёша другим человеком, он бы проникся глубокой признательностью к заботам благожелательных близких и почтением к их знаниям. Да и как можно проигнорировать опыт людей бывалых, уже основательно постигших американский быт? Он, не желая никого огорчать, уважительно выслушивал каждого, кто делился с ним воспоминаниями о покорении Америки, и снисходительно пропускал всё сказанное мимо ушей. О жизненных приоритетах не спорят, их просто навязывают. Точно так же, как и вкусы, наивно полагая, что собственные совершеннее чужих. Лёша и раньше с хорошей долей иронии относился к мнению родни на свой счёт, а теперь и вовсе перестал обращать внимание. Наставниками они для своего подшефного оказались никудышными по единственной причине: их мировоззрение так и осталось на уровне счастливого советского инженера, вырвавшегося наконец в Америке из тисков перманентной бедности. 
Ни на чьей шее Лёша здесь пока не сидел и не собирался. Деньжата у него водились. Небольшие по меркам человека с претензиями, но вполне достаточные, чтобы не идти горбатиться к кому-нибудь в русский бизнес "на кеш", на пять долларов в час или садиться за баранку такси. На пропитание и на жильё ему вполне хватало. Да и на всё остальное тоже, а готовности полагаться только на самого себя Лёше было не занимать никогда... 
Он не стал шиковать: снял недорогую квартиру в Ван-Найсе*, купил на автомобильном аукционе подержанный лексус и начал не спеша осматриваться. По сути дела, всё, что Лёша умел, - это покупать и продавать антиквариат. Немного, если не сказать ничего, а уж в стране, где коммерсантов всех мастей - как грязи, так и вообще пшик. 
Столь редкий в Советском Союзе навык, сочетающий в себе разноплановые знания и требующий специфической подготовки, здесь пропадал буквально на глазах. Вероятно, Лёшина долголетняя практика могла бы кому-то и пригодиться, знай он, кому её предложить, но, к сожалению, в услугах такого рода никто не нуждался. 
Лёша обошёл не один антикварный магазин, и везде его встречали вежливо, но настороженно-холодно. Экспертов-искусствоведов и без него хватало, не говоря уже о том, что с американской стариной Лёша вообще никогда не сталкивался. Только после долгих и бесполезных поисков ему наконец удалось выйти на дилера в Пасадине, который подсказал, с чего начать: 
- Объезжай ярд- и гараж-сейлы. Найдёшь что-нибудь стоящее, приноси - я дам нормальную цену. 
Совет дилера оказался не пустым звуком, однако, к великому Лёшиному разочарованию, помимо него, там уже, как шакалы, давным-давно рыскали потенциальные конкуренты. Трудно сказать, когда и как в Америке зародилась традиция выставлять всякий хлам на улицу по субботам, организовывая стихийные распродажи залежалого барахла. В общем-то, довольно разумное мероприятие, предназначенное удовлетворить духовные потребности людей разного достатка. Полуигра в благотворительность для расточительного человека, полупраздник - для бережливого. И для тех и других, если разобраться, доступное развлечение. Ну, скучно народу в Америке, вот и забавляются, как могут, и не без пользы для кармана. 
Для профессионалов, а их, промышляющих поиском редкостей на ярд-сейлах, здесь пруд пруди, самое живое и продуктивное время составляет всего лишь несколько утренних часов. Потом уже можно смело сворачиваться и прекращать поездки. В принципе, они будут бесполезны и не окупят даже затраты на бензин. Этот нюанс Лёша уловил незамедлительно. Буквально в течение первого же месяца он заметил, насколько важно оказаться на распродаже вовремя, чтобы надеяться хоть на какой-нибудь урожай. Естественно, если там окажутся предметы, представляющие художественный интерес и маломальскую ценность. Но это уж как подфартит. Однажды у Лёши прямо из-под носа увели советский довоенный агитплакат. Он опоздал буквально на каких-то полчаса и мог лишь голодно облизнуться при виде уже состоявшегося торга. А какой был плакат... М-м-м... Из серии "Выше знамя Ленина-Сталина!" Мечта коллекционера! Состояние идеальное. В раме, под стеклом. В общем, одно сплошное расстройство. 
Лёша долго не мог забыть свои ощущения, когда провожал взглядом счастливца, заплатившего пару долларов за музейный экспонат стоимостью, по крайней мере, несколько сотен. Хотя к поворотам событий не в лучшую для себя сторону Лёша был готов ещё с одесских времён. Да и какое дело не обходится без досадных промахов, от тебя не зависящих? 
После того случая он более не расхолаживался мыслями о том, что его ждут на ярд-сейлах как единственного знатока древностей, и старался успеть куда только мог. Не теряя драгоценных минут, Лёша натренированным глазом оценивал гамузом выставленный наружу скарб и спешил к следующему. Куда? Объявлениями с адресами "торговых точек" пестрел чуть ли не каждый столб линий электропередач - только не ленись шустерить! Упорные и непрекращающиеся поиски вскоре принесли Лёше первые плоды - занятные и совершенно непредсказуемые. Помимо тех самых серебряных стаканчиков, за которые его знакомый дилер заплатил, как и обещал, весьма неплохо, Лёше вскоре удалось приобрести почти за бесценок ряд совершенно потрясающих вещей. Он и сам тихо обалдевал, когда рассматривал свои уникальные находки. Их было немного, но они имели реальную цену! Кто-кто, а Лёша слишком хорошо знал, что ему подкинула фортуна, чтобы ошибиться хотя бы на секунду в щедрости её дарующей руки. Да и как тут не распознать очевидный сюрприз, когда на тебя бесстыдно смотрит изумительный молочник середины XIX века из джаспера - знаменитого Веджвудского яшмового фарфора? Ну а как прикажете равнодушно отвести глаза от пары расписных корниловских тарелок, поставляемых в своё время в Америку известной фирмой "Тиффани"? Сделать это точно так же невозможно, как и не заметить среди современной мебели старенькую, побитую шашелем подставку со столешницей из чертозианской мозаики. Но венцом успешной охоты для Лёши стало бюро-конторка, выполненное бостонскими мастерами во времена войны между Севером и Югом. Он купил её чисто по наитию и, как оказалось, не прогадал. Такой трофей стоил всего затраченного времени. Этот рахитичный уродец из тигрового дуба на непропорционально низеньких ножках с лихвой окупил все нервные издержки, принес ощутимый доход и вдохновил на дальнейшие поиски. Лёша ликовал! Однако его радость не граничила с ощущением собственной значимости. И похвастаться перед сестрой, мол, смотри, как человек со вкусом и чутьём может в вашей Америке зарабатывать деньги, ему тоже совершенно не хотелось. Так уж устроен внутренний мир антиквара, что неизбежные суеверия заставляют его чаще всего замалчивать даже самую незначительную удачу. Во время одной из очередных поездок Лёша столкнулся с Лиз. Собственно, именно таким образом он и попал в дом, где висела загадочная картина. 
В тот памятный день Лиз сидела на ступеньках крыльца и бесстрастно взирала на первых набежавших покупателей, резво копошившихся в развалах всякого добра. На тихую и неприметную улочку Лёша подоспел к самому началу торгового утренника. Что называется, к его открытию, хоть разрезай красную ленточку и играй туш в честь первого посетителя. Он, как обычно, остановил машину у обочины и через открытое окно зорким соколом всматривался в скучный ассортимент "колониальных товаров", выложенных на лужайке перед домом. С некоторых пор Лёша так про себя насмешливо называл стандартный набор домашней утвари и поношенного тряпья, выставляемый на субботнюю распродажу. Он уже было собирался отъехать, как вдруг заметил ониксовую колонну, почти прикрытую какими-то лахами*. 
- Сколько? 
Лёша с удовлетворением от сознания не потраченного впустую времени рассматривал находку. Окружённая случайным барахлом, красавица-колонна со строгими пропорциями линий выглядела светской львицей, сошедшей со столичного поезда-экспресса в захолустном городке и попавшей в общество привокзального сброда. Смотрелась она благородно, но вместе с тем нелепо и жалко. 
- Сорок долларов, - ответила хозяйка импровизированного блошиного рынка. - У меня их две, и если вы заберёте обе, то я отдам их по тридцать пять, - добавила она с неуверенностью в голосе из-за запрашиваемой цены. Женщина сняла солнцезащитные очки "старая американка" и посмотрела на Лёшу, словно желая удостовериться, что кого-то действительно заинтересовали столь необычные предметы обстановки. На ярд-сейлах разметают всё больше копеечный товар. За доллар, ну от силы за два, а тут такие "безумные" деньги. 
От её взгляда что-то на минуту дрогнуло в Лёшиной душе, и он, почти не контролируя себя, вдруг проявил несвойственную ему покладистость. 
- Окей! Беру, - с готовностью согласился Лёша. Он наверняка мог бы поторговаться и скостить ещё, по меньшей мере, десятку, но вдруг по неведомой причине ему стало неловко. Необъяснимое предчувствие шевельнулось где-то глубоко в подсознании, словно незримый ангел-хранитель захотел уберечь его сейчас от неуместной скупости. И хотя в своей практике Лёше редко приходилось проявлять подобную щедрость, на сей раз он даже не заикнулся о встречном финансовом предложении и полез в карман за бумажником. 
- Где вторая? 
По понятной причине ему хотелось убедиться, что у парной колонны нет слишком заметных дефектов в виде досадных сколов на видных местах. И хотя антикварные аксессуары подразумевают неизбежные изъяны, изделия из природного камня - наименее подходящие объекты для реставрации. Не для себя же Лёша их покупает. 
- В доме, и я должна буду вытащить её из кладовки. 
Женщина поднялась, и Лёша невольно отметил её расплывшуюся фигуру. Как это часто бывает у людей с избыточным весом, лицо устроительницы ярд-сейла выражало необыкновенное умиротворение и неподдельную доброту. На него было просто приятно смотреть, совершенно не замечая ни двойного подбородка, ни тяжести щёк, а лишь находясь под действием магии излучаемого им величественного спокойствия. 
"Приятная толстушка, - мимоходом подумал Лёша. Когда-то в Одессе у него была клиентка с похожей комплекцией. Обаятельная пышка, иметь дело с которой ему всегда доставляло одно удовольствие. Покладистая, нежадная. - И зачем я вдруг сейчас о ней вспомнил? " - промелькнула случайная мысль. Пожалуй, задавшись таким обычным вопросом, Лёша не смог бы вразумительно на него себе ответить. То ли эхом откликнулся в душе отголосок прошлого, то ли колыхнулось в сердце предчувствие будущего. Кто знает? 
"Если вторая колонна будет в таком же товарном состоянии, пятихатка* мне обеспечена", - Лёша машинально подсчитывал свои комиссионные, как вдруг отчётливо понял, что прилип взглядом к лицу хозяйки дома и не в силах отвести его в сторону. Как тот сказочный герой, не избежавший соблазна потрогать бок волшебного гуся и неспособный потом оторвать руку от его золотых перьев. 
"Ну, ерунда какая. И чего я на неё пялюсь?.." 
Собственное пристальное внимание к незнакомой женщине без всякого на то повода показалось Лёше довольно странным. Наверное, даже несколько неприличным, и он, не желая смущать её, заставил себя потупить глаза. 
Та, увидев Лёшину явную растерянность, вероятно, отнесла её к факту отсутствия во дворе нужного предмета и поспешила его успокоить: 
- Не волнуйтесь, колонна есть. Остальные вещи в кладовке я плохо помню, но эта занимает столько места, что забыть о ней трудно. 
Она улыбнулась той самой виновато-обезоруживающей улыбкой, против которой мужчины в большинстве случаев бессильны. 
- Там столько всего понаставлено. Работка предстоит ещё та. 
И как бы представив безумное количество барахла, скопившегося за долгие годы в небольшом пространстве, вздохнула. 
- Если вам несложно, подъезжайте после обеда, к тому времени я точно управлюсь. 
Лёша протянул деньги и чуть больше, чем с дружелюбием или с вежливой доброжелательностью, заметил: 
- Чтобы вы не сомневались в серьёзности моих намерений. 
С этой фразой он по-гусарски одарил её хорошо отработанным многообещающе-игривым взглядом и, бережно подхватив увесистую покупку, направился к машине. 
С людьми Лёша сходился легко, а с женщинами в особенности. Может, оттого, что в нужный момент у него непременно находился в запасе с виду нечаянный комплимент? Сложно утверждать... Им же, кстати, он обязательно заканчивал очередную связь или непродолжительную интрижку, и каждый раз прощание завершалось красивыми трогательными словами. Лёша никогда не скупился на самые искренние заверения в своём бесконечном уважении и горячей любви ни при встрече, ни при расставании. Очевидно, не последнюю роль играла и Лёшина манера - изначально мягкая и даже вкрадчивая, развившаяся с годами до совершенства - моментально располагать к себе даму практически любого возраста. То ли потенциальную постельную партнёршу, то ли обладательницу старинной вещицы, то ли случайную собеседницу. Он им не просто заговаривал зубы, он их мило очаровывал. Да и как не поверить обходительному молодому человеку с слегка порочным блеском серо-голубых глаз, в которых светится не только обещание потакать любому дамскому капризу, но и готовность исполнить его по первому требованию? Мужчины одинаковые в своих желаниях, но разные в выборе путей к их достижению. Об этом определённо знали все Лёшины симпатии, прощая ему легкомысленное непостоянство любвеобильного ловеласа. 
Вообще, мужчина-одиночка по натуре - это не пудель в тапках, а существо таинственное и непостижимое. Недаром большинство женщин испытывают к нему самый живой и негаснущий интерес. Приручить такого - сродни попытке одомашнить волка. И хоть мало кому удаётся достичь желанной цели, всё равно в женской натуре не иссякает азарт видеть дикое создание у своих ног. Вот только многие, увы, забывают, что, как ни люби и ни корми зверя, он всё равно с тоской будет смотреть на свой тёплый лежак и однажды не выдержит. Молча виновато взглянет - прости, мол - и за порог. Поминай как звали и не храни зла. 
Лёша остался в прекрасных отношениях со всеми своими бывшими пассиями. Он даже, наверное, пригласил бы этих женщин вместе в ресторан и признался бы в любви абсолютно всем. Поглядел бы на каждую долгим пронзительным взглядом, вкладывая туда безумное сожаление, что не может предпочесть именно её и тем самым отказать другим. Впрочем, скорее всего, на него всё равно никто бы не обиделся: щедрый и страстный любовник - это достойные мужские качества, которые трудно забыть. Немудрено, что, покидая Одессу на неопределённое время, Лёша на всякий случай тепло распрощался со своими дражайшими дамами сердца. С двумя предыдущими, благо, они хорошо помнили его, несмотря на замужество. И одной нынешней. Так уж у Лёши получалось, что его прежние связи не умирали, а продолжали жить в редких коротких встречах, происходивших иногда в его холостяцкой квартире. 
Как следовало ожидать, и в Лос-Анджелесе Лёша сохранил повадки дамского угодника. Ну как одессит, урождённый истинным джентльменом, не сочтёт для себя благоприятным шансом одарить при случае представительницу прекрасного пола любезным ей замечанием? Неважно, видит ли он её в первый или в последний раз - шанс то у него уже существует! В том то и дело, что мужчина такого склада характера даже и не представляет, как можно вести себя иначе. Это в крови джентльмена! А джентльмен, как известно, глубоко уважает в женщине личность, но отчётливо видит в её личности прежде всего женщину. 
Две ониксовые колонны, купленные сегодня, оказались единственным Лёшиным уловом. Неплохим, но, увы, не выдающимся. Он наугад выбрал необследованный район города, надеясь только на везение и на случай. Ожидать от каждой поездки ощутимых результатов было бы, по меньшей мере, неразумно и опрометчиво. Лёша уже давно усвоил, что любые поиски ведут не только к удаче или разочарованию, но и к привыканию к их сопутствующей неизбежности. Однако подлинным сюрпризом, ярким и запоминающимся, бесспорно, стала та непонятная картина. Последующие несколько дней Лёша не раз настойчиво возвращался к ней в мыслях, испытывая самые противоречивые чувства: от полного скептицизма по поводу её подлинности до отчаянного желания поверить в почти невероятное. Навязчивая идея настолько крепко въелась ему в мозги, что не прошло и недели, как он без колебаний решился отправиться туда, где увидел загадочного Ороско. Правда, Лёшу немного смущала окраска предстоящего визита. Нанести то он его, конечно, мог, но под каким соусом? Без приглашения? И как к непрошеному гостю отнесётся та американка? Ну, не скажет же он, ей-богу: 
- Здрастье! Я к вам пожаловал на чай. Не ждали? 
Уверовать в доброту собственных помыслов значительно легче, чем убедить в том других. Иногда Лёша отмечал у людей здесь, в Лос-Анджелесе, некоторую нескрываемую настороженность. Поди знай, как его встретят? Впрочем, о возможной реакции абсолютно незнакомой женщины он, откровенно говоря, задумывался в последнюю очередь. Картина! Только она целиком его занимала и не давала покоя. 
В одесской жизни Лёша ощущал себя, как бычок-песчаник на тёплой морской отмели. Легко и вольготно, уверенным в безопасности родной стихии. Она и накормит, она и спрячет, она же и путь укажет. Возникни у Лёши схожая проблема в Одессе, и он решил бы её, пусть не в два счёта, но уж точно сориентировался бы на месте, как ему следует себя вести в сложившейся обстановке. Недаром его приятели с завистью отмечали его удивительную способность к кому угодно подбирать нужный ключик и как следствие своего природного дара находить в Одессе совершенно уникальные предметы старины. 
- А ну-ка, поведай, брат, как это тебе удаётся? - со смехом поражался Лёшиному везению его московский коллега. 
- Признайся, ты, наверное, перемахал там всех старушек... 

Лёша всегда лишь невинно улыбался, предпочитая скромно молчать и держать дулю в кармане. Любой деловой человек, если он считает себя таковым, должен помнить золотое правило: чаще всего цель оправдывает средства. Смысл этого элементарного постулата не сводится к тому, что следует безоглядно шагать по трупам, но предполагает определённую изобретательность. Даже вдохновение и импровизацию, если будет угодно. Лёша никогда не был горлохватом. Не уважал это качество в других и всегда с брезгливостью смотрел на факт отсутствия у кого-то принципов. Но не тех, размазанных, мол, все мы жертвы обстоятельств, а чётких и ясных законов поведения джентльмена. Ну а как же? Джентльмен без принципов - это не джентльмен. 
Вероятно, именно поэтому Лёша ни разу не мог себя упрекнуть, что хоть однажды подписался на сомнительную сделку ради сиюминутной выгоды. Так, он никогда не брал в руки икону или складень с тем, чтобы их перепродать с наваром, и смотрел с неприязнью на тех, кто не гнушался торговать принадлежащими кому-то святынями. Только там, где его совесть могла быть абсолютно чиста, он не видел причин отказываться от дружеских отношений с хозяевами интересующих его вещей, для того чтобы со временем убедить их уступить ему ту или иную антикварную цацку. Очевидно, и теперь Лёша собирался отправиться "на охоту" не как кровожадный стервятник-потрошитель, а больше как миссионер, вооружённый только собственной верой и силой убеждения. К счастью, он не забыл заветный адресок и доехал туда, ведомый необъяснимой силой. Не заплутал и без труда отыскал нужную улицу, как будто бывал там уже много-много раз. 
- Что-нибудь не так? - удивилась прежняя владелица ониксовых колонн, вновь увидев Лёшу на пороге своего дома. Она, безусловно, его узнала, что избавило её недавнего покупателя от долгих объяснений. 
- Я не представился в прошлый раз. Алексей. - Лёша артистично изобразил необходимую в подобной ситуации неловкость и застенчиво улыбнулся. Так, вероятно, мог держаться стеснительный молодой человек, решившийся после долгих терзаний наконец заговорить с понравившейся ему девушкой. - Я из России, - добавил он на всякий случай, подыскивая резонные оправдания своему тяжёлому акценту и манере подавать себя столь необычным образом. 
В глазах женщины удивление сменилось любопытством. Она даже чуть-чуть зарделась, когда поняла, что человек, с которым она практически не общалась и которого едва запомнила, явно хочет завязать с ней знакомство. 
- Элизабет. Лиз, - произнесла она нерешительно и, смущённо подав руку, пригласила войти. Последнее, что Лёша собирался делать, - это идти напролом. Здесь требовались тонкая тактика и в высшей степени деликатность. Не проявить чудеса "высшего пилотажа" и бездарно торопиться - означало отрезать себе все реальные пути к картине. Он даже пока не касался волнующей его темы, а, прилагая усилия, как добросовестный школьник, старался вести светскую беседу, насколько позволял его неимоверно плохой английский. 
В Одессе Лёша иностранным языком не занимался. Реальной нужды он в том не видел, да и уезжать никуда не собирался. Последняя волна эмиграции благополучно схлынула, унеся за собой в неизвестность самодеятельных учителей английского языка и их великовозрастных учеников. Некому было больше преподавать азы американской разговорной речи, да и незачем. Те, кто спал и видел рвануть за бугор, уже успешно реализовали свою хрустальную мечту, ну а тех, кто остался, волновали совершенно другие проблемы. В том числе и Лёшу. 
Лишь по прибытии в Лос-Анджелес у него возникла необходимость пойти на курсы английского языка. Как раз в кварталах пяти-шести от Лёшиного места проживания располагался колледж под звучным названием "ОРТ", принимавший эмигрантские студенческие гранты. Туда-то он и записался. 
Большого проку от посещения вечерних классов оказалось не было, и пришлось Лёше вникать в премудрости чужого наречия народными методами - слушать и говорить. Где придётся и с кем угодно. Пусть неправильно и смешно, но пытаться объясниться и быть понятым. Совершенства в общении Лёша, разумеется, ещё не достиг, но, тьфу-тьфу, дело постепенно сдвинулось с места. Со скрежетом и с пыхтеньем, однако набирая обороты. Главным в его ситуации было не стесняться, что он успешно и делал. Лёша произносил слова громко и внятно, как и должно иностранцу в его незавидном положении, стараясь поскорее преодолеть неудобный во всех отношениях языковый барьер. 
С Лиз он проболтал почти час. Она предложила кофе, и Лёша, естественно, согласился. Суррогатную бурду, которую большинство американцев самонадеянно называют этим благородным напитком, он органически не переваривал. Однако в гостях у Лиз, куда Лёша так нахально напросился сам, ему пришлось сделать исключение, забыв о милосердии к своему самочувствию. Даже можно сказать, из трепетной любви к искусству он пожертвовал комфортом собственного желудка. Отчего-то многие продукты здесь, в Америке, у Лёши вызывали дикую изжогу. Одни больше, другие меньше, но растворимый кофе почти всегда. Лиз подала традиционную американскую чашку размером чуть ли не с пол-литровую банку и разовые пакетики с тростниковым сахаром. 
"Конечно. Оприходуй такую бадью настоящего эспрессо - и глаза вылезут на лоб, - иронично подумал Лёша, помешивая кипяток тёмно-коричневого цвета. - Что за редкостную дрянь они здесь пьют? - он, сделав первый глоток, невольно пожалел обыкновенного рядового американца, выросшего на кока-коле, как на материнском молоке. - Кофе - помои. Чай - "писи сиротки Хаси". А пиво? Вода!" 
Время от времени в Лёше просыпался европейский снобизм, и он не считал его оскорбительным применительно к местному быту. Отношение к заграничной жизни в некотором смысле то же самое, что и отношение к женщине. Или нравится в ней всё до конца, или в той же степени всё безумно раздражает. 
Непредвиденное гостеприимство, так внезапно проявленное Лиз, Лёшу заметно приободрило. Она не только не порывалась выпроводить его под любым удобным предлогом, а наоборот, обласкала своего гостя самым тёплым радушием. В итоге её интерес к новому знакомству окреп настолько, что, прощаясь, Лёша уже не сомневался в том, что не ошибётся, если предложит Лиз встретиться вновь. 
- Мы могли бы вместе поужинать, - как бы невзначай обронил он со свойственной ему непринуждённостью назначить свидание даме, невзирая на возможные неблагоприятные для себя обстоятельства. Мужские и женские желания совпадают только в том случае, если этого хочет женщина. С такой жизненной аксиомой Лёша смирился уже давно и потому для достижения собственных целей предпочитал манипулировать позывами чужой совести. 
- А заодно я бы смог попрактиковаться в английском, а то, честно признаться, меня и поправить некому. 
Он взывал к Лиз как к женщине и как к доброй самаритянке, рассчитывая, что одна из них точно не откажет ему - как мужчине или как страждущему путнику из далёкой страны. 
- Я обещаю быть прилежным учеником. 
Лёша не удержался, чтобы не вложить в последнюю фразу полунамёк-полушутку, предоставляя Лиз самой разобраться, что именно он имеет в виду. Отказа, к его удовольствию, не последовало: Лиз, почти не раздумывая, приняла приглашение. Она даже посоветовала Лёше, куда лучше пойти, стоило ему, замешкавшись, посетовать о своём полном незнании специфики местной светской жизни. В хороших ресторанах в Лос-Анджелесе Лёша ещё не бывал только потому, что никто не просветил его об их расположении и туда не направил. Ну, не в китайский же идти, ей-богу... Или тем более в русский. Потчевать американскую гостью водочкой и котлетой по-киевски? Сестра повезла его однажды в какой-то суши-бар на берегу океана, чем навсегда отбила охоту к кабакам, популярным среди советских эмигрантов. Само место Лёша запомнил плохо, но впечатления от посещения забегаловки-закусочной у него остались надолго. 
Уже на подходе к заведению он заметил дежуривший там народец. Люди чинно выстроились в живую цепочку, словно городские бездомные за бесплатным супом, безропотно ожидая, пока их пригласят за освободившийся столик. Последний раз Лёша стоял в очереди в ресторан ещё во времена СССР. Правда, не в Одессе, а в Москве. Каждый раз, приезжая в столицу по делам, он имел обыкновение обедать в "Славянском базаре", и не было случая, чтобы ему не пришлось торчать перед закрытыми дверьми минут по сорок, а то и по часу. Причём, томился Лёша среди подобных ему голодных граждан не вечером и не в выходные дни, как праздный гуляка, а в дневные часы и в будни, как и положено было советскому человеку в повседневной жизни простаивать во всевозможных очередях. 
- Ох, сдаётся мне, что язвы социализма поражают и пышущие здоровьем капиталистические телеса? - не мог не съязвить Лёша невинным тоном. - За чем стоим и что дают? - деловито воскликнул он, пристроившись позади пары предпенсионного возраста. Те тут же обернулись, очевидно, распознав родную речь, но сделали вид, что не понимают ни слова по-русски, хотя уже могли бы по привычке ответить: просили не занимать... 
- Не умничай, - осадила его сестра, - здесь приемлемые цены и кормят недурно. Да и ассортимент блюд не в пример одесским ресторанам. Ну, скажи, где ты мог там попробовать настоящие суши? 
- В Одессе? - в Лёшином голосе прозвучала снисходительность к её досадному незнанию. - К твоему сведению, там есть теперь всё! Были бы деньги. А по поводу настоящих суши - вопрос очень спорный. Насколько мне известно, Калифорния - тоже не префектура Японии. 
Менее всего Лёше хотелось спорить. В эмиграции у людей отношение к стране, которую каждый из них когда-то покинул, слишком индивидуально, чтобы его обобщать. Причём, формируется оно не только под действием нового образа жизни, но и в неизбежных сравнениях со старым. Кто-то таит прежние обиды и усердно поливает грязью бывшую родину, кто-то понимает, что родина бывшей не бывает, и переживает за неё, ну а кому-то просто наплевать и на её прошлое, и на настоящее, да и на будущее тоже. Впрочем, немудрено... Только тот, кто в прошлом разочарован, не видит настоящее его продолжением. И сожалеют о прошлом, как правило, неудачники, а такими не рождаются - ими становятся. Точно так же, как и заслуженный успех приходит не к счастливчикам, а к целеустремлённым упрямцам. И если первые не способны занять достойное место в жизни нигде, то последним хорошо, где бы они ни были. Но где-то им всё же лучше. 
Лёшина сестра, хоть и не обхаивала открыто одесскую жизнь, однако и не приветствовала перемены, происшедшие там с момента её отъезда. Правда, она утверждала обратное, но слишком искусственно, чтобы можно было ей поверить на слово. Судя по замечаниям, иногда непроизвольно у неё вырывавшимся, она была бы довольна, если бы их соотечественники так и оставались бы вечными узниками генсековской совдепии. Сытый скорее посочувствует голодному, чем порадуется за того, у кого стол не хуже его. Доказывать что-то сестре Лёша не считал нужным. 
"Она счастлива здесь, и бог ей в помощь", - думал он про себя всякий раз, когда его настойчиво пытались убедить в преимуществах американской жизни, наивно полагая, что у Лёши нет дороги назад. 
Счёта в суши-баре он так и не увидел, хоть всячески порывался его оплатить. Единственное, что от него ожидали как от человека, попавшего в мир изобилия, - это восторженных охов и ахов по поводу барского угощения. Ну как не уважить родственничков? Лёша добросовестно расхваливал заморские деликатесы, даже и не пытаясь сравнивать вслух умение лос-анджелесских и одесских кулинаров. Не осталась для Лёши загадкой и суть заманушки для привлечения сюда толп посетителей. Увы, ничего нового в Америке не изобрели... Его привезли на обыкновенный шведский стол или, как здесь его называют, буфет. Ешь, сколько влезет. Неважно, что невкусно, зато без ограничений и недорого. А в подобный общепитовский оазис и рай для шаровиков уважающий себя мужчина не ходит сам и даму не поведёт. 
Так что подсказка Лиз очень Лёше пригодилась. Он лишь осторожно прозондировал вопрос, как ему следует одеться к ужину, чем очень её обязал. Очевидно, Лиз пришлась по душе его забота о тонкостях ресторанного этикета. 
Вообще, с визитом в её дом всё обошлось гораздо проще, чем Лёша представлял. И то, как ему следует себя вести в дальнейшем, тоже стало понятным. Сущность заграничной женской души мало чем отличалась от естества натуры обыкновенной родной одесситки. Такая же стихийная противоречивость моментальных желаний, та же покорность судьбе и тот же расклад жизненных ценностей. На роль психолога-любителя Лёша не претендовал, но разве пристальный взгляд на другого человека будет бесполезным? О Лиз он не знал ничего, но уже многое мог предположить. Как, например, тот факт, что она не замужем. А если и была, то крайне недолго. И у неё нет детей. Всегда найдутся незначительные, но явные признаки, которые выдадут с головой оба этих статуса. Стоит лишь присмотреться и проанализировать увиденное. Впрочем, в Лёшины планы не входило вскружить голову одинокой женщине. Он лишь делал умозрительные и отвлечённые выводы. Как и полагал, вероятнее всего, не без основания, что при своей комплекции, делавшей Лиз неуверенной и, возможно, стеснительной, она, естественно, не была избалована мужским вниманием. Вполне закономерно, что он как нежданный кавалер не мог не доставить ей необыкновенную радость стремлением продолжить знакомство. 
После неспешной трапезы в мексиканском ресторане с гуакамоле и сальсой, с текилой и маргаритой Леша почувствовал, как иноземные продукты разом пробудили в нём уснувшие на время мужские инстинкты. Он смотрел на сидевшую напротив Лиз и находил её уже отнюдь не чересчур пышной, как ему показалось раньше, а соблазнительно-аппетитной. Темное платье без рукавов подчёркивало женственность её фигуры, а лёгкая шаль, накинутая поверх него, скрадывала излишнюю полноту. Вместо обыкновенной женщины с невзрачной наружностью в мешковатых джинсах и полинялой кофте, повстречавшейся Лёше на ярд-сейле, перед ним теперь находилась статная дама, одетая с несомненным вкусом и без дурацкой претенциозности, которой за рубежом так часто грешат наши любимые соотечественники. Её волосы были убраны наверх и стянуты там черепаховым гребнем, а шею украшала тонкая нитка жемчуга. Ничего лишнего, и эта грациозная простота лишь подчёркивала стиль и умение себя преподнести. 
"А что? Совсем неплохая мамка. И при всех делах..."

 
 

Бердник, Виктор
№145 Jul 2016

 

Our Florida © Copyright 2024. All rights reserved  
OUR FLORIDA is the original Russian newspaper in Florida with contributing authors from Florida and other states.
It is distributing to all Russian-speaking communities in Florida since 2002.
Our largest readership is Russians in Miami and Russian communities around South Florida.
Our Florida Russian Business Directory online is the most comprehensive guide of all Russian-Speaking Businesses in Miami and around state of Florida. This is the best online source to find any Russian Connections in South Florida and entire state. Our website is informative and entertaining. It has a lot of materials that is in great interest to the entire Florida Russian-speaking community. If you like to grow your Russian Florida customer base you are welcome to place your Advertising in our great Florida Russian Magazine in print and online.