Наша Флорида

В Одессе, на Молдаванке, где я рос, подвалы были явлением само собой разумеющимся. Доходные дома, построенные ещё в конце девятнадцатого века, без них не обходились, и в нашем дворе подвалов имелось несколько. Глубокие и достаточно протяжённые, они когда-то служили вполне себе нужными подсобными помещениями, но со временем превратились в бесполезные подземные галереи, где жильцы хранили всякий хлам, который элементарно жалели выбросить. Даже электрический свет туда не проводили за ненадобностью. Там редко кто-то бывал, но мы с пацанами их обследовали регулярно. А иногда я и сам спускался в их тёмные закоулки. Так однажды, превозмогая страх, я решил дойти до конца одного из самых длинных. Зачем? Даже теперь, спустя уже очень много лет, я могу ответить, не задумываясь - оружие. Его я искал всегда и не сомневался, что вот именно в таких давно беспризорных местах оно обязательно должно быть. Ну, а почему бы и нет? В Одессе? Две революции, французская интервенция, две войны: Гражданская и Великая Отечественная, не говоря уже о том, что Молдаванка всегда была криминально-бандитским райончиком. Да и Мишка Япончик родился и жил по этому самому адресу. И вероятно пользовался подвалом! Одним словом, непоколебимая уверенность девятилетнего мальчишки в том, что где-то лежит заветный ствол заставляла меня настойчиво продолжать поиски. И неудивительно, что в один прекрасный день они увенчались успехом. Да, как говорится, награда нашла героя.

На летние школьные каникулы родители меня отправляли на одну смену в пионерлагерь, а всё остальное время я проводил во дворе, иногда в одиночестве, иногда с моими соседскими приятелями - ровесниками. Ключ от квартиры, болтавшийся на тесёмке на шее и абсолютно вольготная жизнь... На Молдаванке мальчишки становились самостоятельными рано. Наверное, потому что росли, предоставленные сами себе, без нянек и всяких там фребеличек. География моих вылазок тем летом расширилась и каждый день приносила новые открытия. Как оказалось, за парком Ильича, куда меня - дошкольника отец водил кататься на велосипеде, совсем рядом находился рынок "Привоз" с аттракционом "Мотоциклист на вертикальной стене". А от "Привоза" уже было рукой подать до горы "Чумка" - насыпью над бывшим чумным кладбищем. Старшие пацаны рассказывали, что там зарыты несметные богатства: земле предавали всё, к чему прикасались руки обречённых, скончавшихся от страшной болезни. В общем, было где "полазить".

Подготовился я к ней основательно: две коробки спичек, распиханные по карманам, свечка, фонарик и даже, на всякий случай, финка с наборной ручкой. Ну, вроде как, для защиты. Её я выменял не так давно на помятую немецкую каску и дорожил ей, как зеницей ока. Да уж, валюта в мальчишеских сделках имела характер очень специфичный... Фонарик, правда, был паршивый - с плоской батарейкой, но разжиться другим, козырным - китайским, с двумя круглыми, мне пока не удалось. Впрочем, надёжной осветительной амуниции в виде почти не пользованной свечи и так вполне хватало, чтобы спустится в самое глубокое подземелье.

И слава богу, что я её с собой прихватил, потому как старая батарейка в фонарике сдохла довольно скоро. Пока он светил, я чувствовал себя относительно уверенно и направлял луч во все дыры. Подвал представлял собой длинный, как собачья песня, коридор, по обе стороны которого тянулись разномастные клети. Изначально их использовали для хранения дров и угля. Со временем у жильцов отпала необходимость запасаться топливом, и через огромные щели в прохудившихся грубо сколоченных дверях виднелось давно забытое барахло: продавленные панцирные сетки кроватей, на которых спало не одно поколение, прохудившиеся вёдра и прочий убогий скарб - мечта советского пионера, сборщика металлолома. Где-то в укромном углу белел кошачий скелет со свирепо оскаленными клыками, с каменных сводов, как балахон, свисала и слегка колыхалась густая паутина... Обстановочка ещё та - стрёмная до невозможности. Да и храбриться особо было не перед кем. От того и дрожь пробирала до костей, заставляя оглядываться в звенящей тишине и ёжиться под стук собственного сердца.

В какое-то мгновение захотелось выскочить прочь на солнечный свет, оставив позади это мрачное место, казавшееся мне кладбищенским склепом. Но постепенно волнение улеглось, глаза привыкли к темноте, а самое главное, наконец отпустил страх. Теперь уже более или менее спокойно я мог двинуться вперед, чтобы дойти до конца этого жуткого коридора. Батарейка в фонарике предательски слабела, уже через пару минут свет от его лампочки стал сначала желтеть, потом потускнел и через минуту погас совсем. О, ужас! В кромешной темноте припасённая свечка оказалась спасением, хотя вскоре, стекавший на пальцы парафин их начал обжигать. Клети закончились и остался лишь один неисследованный закоулок за поворотом. Отчаянно робея, я туда всё-таки повернул.

Наверное, в этот абсолютно ненужный никому аппендикс, никто давно не заглядывал, иначе как я мог бы объяснить тот факт, что у стены лежал предмет, от вида которого спёрло в груди и участилось дыхание. Это был остов винтовки. Без приклада, без цевья, со стволом длиной едва ли больше ученической линейки, он стал моим более чем достойным призом в этой пугающей экспедиции. Я остолбенело смотрел на него, не решаясь поверить своему счастью, но только на мгновение и, взвизгнув от радости, едва не уронив свечу, выскочил с трофеем наружу. Уже там, наверху, в тени акации, росшей у входа в подвал, я внимательно разглядел бесценный трофей. Это был обрез, вернее то, что от него осталось. Однако, всё-таки осталось основное - хоть и тронутая ржавчиной, но достаточно целая ствольная коробка с рамкой и со всей требухой и ствол, не то обломанный, не то как-то откромсанный. Но главное, что в моих руках оказалась не какая-нибудь завалящая винтовка, а самый настоящий американский Винчестер со скобой Генри. То есть, самое настоящее ковбойское ружьишко. Правда, на нём отсутствовал магазин, а вместо него зияла дыра, через которую хорошо проглядывались внутренности затвора: пружинка и какие-то остальные металлические кишечки.

Домой принести находку я не побоялся. И если мои ровесники пацаны опасались заведомо известной им родительской реакции на оружие в доме, пусть даже ржавое, то мне не приходилось сомневаться в том насколько мой батя лояльно отнесётся к подобному мальчишескому сокровищу. Ведь у него самого в четырнадцатилетнем возрасте был Вальтер П.38-й, которого он потом, к сожалению, лишился. Так уж сложилось, к несчастью. Но то было сразу после войны в Севастополе, когда практически у каждого пацана имелся ствол, а не сейчас уже спустя годы... Раздумывал я недолго, и всё-таки решился. Вечером, когда отец пришёл с работы, я смело показал ему свой трофей. Обошлось. Он лишь повертел в руках Винчестер, а вернее, то, что от винтовки осталось, и без всякого вручил его мне обратно. И своим дружкам во дворе я тоже похвастался свалившейся на меня удачей. Их изумлению не было предела - ведь в тот подвал спускался, и не раз, каждый из них.

- Ух ты! Дай позырить! - галдели пацаны наперебой. Внимание мне удалось тогда заслужить всеобщее. Каждый норовил прикоснуться к вещи, хозяином которой по воле случая стал их товарищ. И какой вещи! Наконец, когда первое возбуждение улеглось, все поочередно подержали Винчестер, прицокивая языком и разглядывая тяжёлую цацку. На меня смотрели с нескрываемой завистью, а я пыхтел от удовольствия, став неожиданно героем дня. Находку ценили по достоинству, несмотря на не открывавшийся затвор и отсутствие магазина. Теперь предстояло хорошенько потрудиться, чтобы хоть что-то в Винчестере начало двигаться и лучшим способом вдохнуть жизнь в мёртвую железяку был керосин.

Ах, керосин! Волшебное и универсальное средство, достойное осанны. Им я промывал от старого солидола втулки колёс своего велосипеда "Орлёнок" и в нём же начал отмачивать покрытый ржавчиной обрез. В соседнем доме находилась лавка, где керосин продавался по три копейки за литр. А что? Молдаванка тогда вовсю готовила на примусах и керогазах, которые требовали привычного им топлива, а уж литровая банка керосина у меня в мальчишеском хозяйстве не переводилась. Правда, для Винчестера керосина пришлось купить побольше и ещё понадобилось приспособить какую-нибудь посудину, чтобы он туда уместился. Ею стала оцинкованная лохань для купания младенцев, добытая из того же подвала. Слава богу, родители не чинили мне препятствий и я, всецело занятый новой игрушкой, лишь ждал пока мой Винчестер успешно откиснет. Лохань с ним стояла, естественно, не дома, а в сарае, которыми был стихийно застроен двор. На Молдаванке это было в порядке вещей - дворовый туалет по центру и прилепившиеся к нему сараи.

Ждать результата воздействия социалистического керосина на буржуйский механизм пришлось долго - неделю, так точно. Что и как должно двигаться в Винчестере я, естественно, не знал, но видел в кино как из него лихо палят, передергивая затвор с помощью скобы, расположенной снизу. Как раз тогда в новом широкоформатном кинотеатре "Родина", недавно открытом на Молдаванке, демонстрировался фильм "Великолепная семёрка", а уж в нём киногерои из Винчестера палили изрядно. Я смотрел эту ленту раз пять, благо билет на первый утренний сеанс стоил десять копеек. И если остальные зрители, увлечённые сюжетом, следили за развитием событий на экране, я вглядывался как в Винчестере работает скоба Генри.

Невеликая премудрость, что и говорить. Даже мне - пацану всё было предельно понятно. Пока мой пытливый ум постигал механику работы Винчестера в кинотеатре, керосин сделал свою работу в лохани, и мёртвая прежде скоба Генри, наконец, поддалась. И затвор тоже двинулся в пазах. Затем и курок повернулся по оси. На нём оказалось маленькое колёсико, предназначенное для скольжения по боевой пружине, которое я тоже разработал. А вскоре и вообще, смог разобрать Винчестер, что называется, по винтикам. Даже ствол вывинтил из ствольной коробки. Единственное чего никак не мог понять так это назначение небольших вертикальных направляющих на ней и ещё долго сомневался - и зачем они там? В стволе, в патроннике оказалась гильза, но и её удалось извлечь, ничего не повредив. Подобные у меня уже были и даже целый патрон того же калибра, найденный недавно на диком пляже в Крыжановке - в одном из одесских предместьев.

Конец ствола, выглядевший рваным обломком, я аккуратно сточил напильником и даже отполировал его пастой ГОИ. С инструментом дома проблем не существовало - отец вечно что-то мастерил, ну и я потихоньку привыкал и к тискам, и к ручной дрели, и к плашкам с метчиками. Короче, восстановил свою "волыну" полностью. Даже кое-что собственноручно починил! Правда, довёл до ума я Винчестер не сразу, а уже потом. И тогда же захотелось попробовать из него выстрелить. Однако прошло целых три года и всё это время Винчестер терпеливо дожидался когда его юный хозяин сменит мальчишеские забавы с друзьями во дворе на свои первые слесарно-оружейные опыты. К оружию меня тянуло всегда, но и к инструменту тоже, благо у отца его хватало в избытке. Даже небольшими тисками, постоянно прикрученными к подоконнику на кухне, я мог пользоваться когда вздумается. Другим пацанам такая лафа и не снилась. В лучшем случае у них в хозяйстве имелись видавшая виды отвёртка и молоток, ну может быть ещё и раздолбанные плоскогубцы - вот и весь немудрёный набор домашней мастерской, хранившийся в ящике кухонного стола вместе с иглами для примуса. А уж такая роскошь, как ручная дрель со свёрлами или метчики с плашками для нарезания резьбы и вообще, ни у кого не водились.

Чем чаще я разглядывал свой Винчестер, разбирая его и собирая, тем больше вопросов у меня возникало. Как он попал в тот подвал, где был найден, так и осталось неразрешимой загадкой, но что случилось с его магазином и с прикладом? Ведь не сгнил же приклад в достаточно сухом месте? А магазин? Куда тот делся? Так просто его не снять: нажал на кнопку или на рычажок и готово - не получится. Для этого на Винчестере необходимо открутить крепёжные винты с обеих сторон ствольной коробки. Отсутствовал и большой винт на рамке, который, очевидно, держал приклад. И другие винтики непонятного предназначения куда-то делись, а вместо них я лишь видел отверстия с резьбой. Одним словом, предстояло ещё поразмыслить о многом, но главное, подумать о том - где раздобыть патроны. Винчестер "Русский контракт" был тем и хорош, что не требовал каких-нибудь диковинных боеприпасов. Обычными патронами для "мосинки", под которые он и был изготовлен, я мог разжиться без особых стараний. В Одессе на Молдаванке, пусть не каждый пацан, но многие их имели в мальчишеской коллекции. Вместе с серебряными советскими полтинниками, с царскими бумажными рублями и с немецким рейхспфеннигами. А то и просто хранили патроны россыпью, найденными где-нибудь в катакомбах. Но мне был необходим только относительно новый!

Подходящий случай не заставил себя ждать и нужный мне патрон я выменял у пацана из нашего класса, которого знал ещё с детского сада на Мясоедовской. Да, детский сад, куда его и меня пятилетних определили в своё время, располагался на той самой улице, о которой пелось в популярной песне и которую "лабали" почти в каждом одесском ресторане. Донельзя простецкие, но любезные одесситам слова, уж очень были востребованы у загулявшей публики:

Вообще то, официальное название этого лечебного учреждения было другим: "Городская клиническая больница номер один", но я не помню, чтобы им пользовались. "Еврейской" она называлась потому, что изначально там лечили только иудеев, и где, как ни на Молдаванке ей было быть? В самом начале 19-го века это здание приобрела еврейская община Одессы и с тех пор иначе больница и не называлась, хоть там уже с конца 1800-х годов вероисповедание пациентов не имело никакого значения. Её продолжали называть по старинке и после революции, и после эпидемии присвоения всему и всея новых пролетарских имён в советские времена. Впрочем, на Молдаванке и улицы в обиходе именовали на старый лад, словно жили здесь во времена Мишки Япончика. На Госпитальной улице, на каждом квартале висели эмалированные таблички с именем Богдана Хмельницкого, а на Мясоедовской - с именем Шолом Алейхема, но новые названия здесь так и не прижились. Кстати, ставшее уже широко известным, слово "хипишь", а вовсе не "кипиш", как многие думают, родом именно отсюда. Или, как говорили в Одессе, с моего хутора...

Центральный вход больницы с приёмным покоем и, дежурившими возле него машинами скорой помощи, располагался там же, на Мясоедовской, а на Госпитальной улице, названной так в честь больницы, тянулся забор, высокий и мрачный. За ним в зелени деревьев виднелся морг, на который выходили окна нашей школы. Неудивительно, что идея стрельнуть из Винчестера там, за этим забором у меня и возникла. Ведь как оно происходило? Бывало сидишь на уроке, а мысли где-то совсем далеко. Вот и подумалось. А что? Никто возле морга не ошивается, да и место глухое. Вполне можно было бы и пальнуть. А где ещё? Ну не в подвале же у себя во дворе? Тем более, что пробраться к моргу не представлялось сложным - в соседнем дворе имелся, не заделанный пока туда, лаз.

Не знаю почему, но так сложилось, что я ни с кем не делился планами опробовать свой Винчестер. Не то чтобы держал это в тайне, но и не распространялся особо. Да, пацаны знали, что он у меня есть, но больше того никто ни о чём не догадывался. Наверное, свои намерения я скрывал подсознательно, убедившись уже не раз насколько излишняя болтовня или стремление похвастаться могут плохо закончиться. Даже плачевно! Однажды тот самый пацан, у которого я выменял патрон, принёс в школу затвор от "мосинки" И зачем он его с собой взял? Ну и на уроке труда своему соседу по верстаку решил показать. И всё было бы ничего, но учитель это заметил. Подскочил тут же и естественно, потребовал отдать... Мало того, стал допытываться, мол, где винтовка? До завуча или директора дело, слава богу, не дошло, но затвор учитель сломал на наших глазах. Вынул из него пружину, зажал в тиски и изуродовал молотком. Все лишь молча наблюдали за происходящим варварством, а у несчастного владельца этого затвора в глазах блестели слёзы. Горе тогда он испытывал великое. И подобных случаев я знал немало. То старшие пацаны у кого-то "замылили волыну" или внаглую отобрали, то чья-то "муторша" в дворовый туалет выкинула "почти целый" пистолет. Истории о том, как кто-то бездарно лишился своего сокровища циркулировали среди нас - мальчишек постоянно. Ну и как тут не держать язык за зубами, а Винчестер подальше от посторонних глаз?

К своему первому выстрелу из Винчестера я подготовился основательно. Пространство между моргом и стеной, в которой имелся лаз, было явно заброшенным. Туда давно никто не заглядывал: через колесо обляпанной раствором тачки, оставленной там, очевидно, ремонтниками-строителями, пророс бурьян и даже высох за лето. К ней то я и прислонил толстенную доску, найденную тут же, и в которую собирался стрелять. Осталось выбрать подходящее время и лучшим, по моему разумению, оно было бы сразу после уроков в школе. Заскочить лишь домой за Винчестером и вперёд! Днём все на работе, а покойников в морг точно не доставляют ежечасно. Но на всякий случай я всё же заглянул в сторону больничного корпуса - далеко ли до него идти и, убедившись в приличном расстоянии, уже не сомневался, что лучшего места не сыскать. Да и юркнуть быстро в лаз, если случится какой-нибудь непредвиденный "шухер", тоже не составляло труда. Иди знай, вдруг понадобится улизнуть отсюда незамеченным? То есть, сценарий намеченного мной мероприятия я прорабатывал серьёзно, а свои опасения вовсе не считал напрасными - выстрел это звук необычный, и на него точно могут обратить внимание. Ну и волновался конечно, чего уж скрывать? Не на пустыре же буду пробовать свой Винчестер? Или в безлюдной посадке за городом.

В тот день, как я и предполагал, никого возле морга не оказалось, а на его закрытых дверях висел замок. И больничный двор был совершенно пуст, а значит ничего не препятствовало моим замыслам. Винчестер я зарядил уже привычным движением, открывая и закрывая скобу Генри не в первый раз. Убедился, что небольшой фиксатор на рамке зашёл с ней в зацепление и, направив ствол в доску, нажал на спусковой крючок. Однако выстрела не последовало. Я и не знал что думать. Патрон вроде был не старый. Свой, найденный на берегу моря в Крыжановке, я даже и не пытался использовать, но почему этот дал осечку? На всякий случай опять взвёл курок. Он, как и должен, уверенно щёлкнул первый раз на позиции предохранителя и второй, готовый долбануть по ударнику. И снова палец лёг на спусковой крючок, нажав его с силой, словно передавая через тот свой импульс курку, сконцентрированный в желании достигнуть поставленной цели. Бабахнуло сильно. Да так, что у меня аж зазвенело в ушах. В доске зияла дырка и в тачке тоже, а за ней был уже забор из ракушечника. Но посмотреть как далеко туда зашла пуля я не собирался. Пока на звук выстрела сюда никто не прибежал, надо было немедля убираться восвояси, что я и не преминул сделать. Быстро сунул Винчестер в пустой школьный портфель и айда! В соседнем дворе было тихо. Никто не выглядывал из окон, выискивая причину непривычного громкого и резкого хлопка, никто не спешил посмотреть что произошло. И улица тоже жила в своём обычном ритме. Проехал троллейбус, навстречу мне спокойно шла женщина с кошёлкой, словом вполне безмятежная обстановка. И не примчался "Газик" с милицией по мою душу. Уже дома, буквально за три двора от больницы, я открыл затвор Винчестера. Гильза, иногда не выскакивающая из патронника, теперь вылетела без всякого. Из ствола пахнуло незнакомым прежде запахом и как-то сразу отпустил лёгкий мандраж, преследовавший меня ещё минуту назад. Я поднял с пола гильзу и поспешил к своему дружку Мишке, с которым мы жили на одном коридоре.