Наша Флорида

Скажу, не тая, что люблю женщин и оружие. Эти пристрастия, довольно обыкновенные для мужиков, живут во мне с раннего детства. Наверное, с оружием просто. Любой пацан смотрит на него с замиранием сердца, как потенциальный воин и охотник. И испытывает волнение, заложенное в нём природой - в будущем мужчине, которая на бессознательном уровне диктует ему код его удовольствий. Да и с женщинами тоже всё понятно - их магическое воздействие на мою и мне подобных психику мощнее самого сильного шторма. Как ударит волна чувств, так только держись, чтобы не захлестнула она и не смыла в глубокую бездну эмоций. А как это бывает я понял достаточно рано, ещё будучи семилетним мальчишкой...

Во дворе на Молдаванке, где я рос, красивых женщин было немало. Особенно, тех, у которых, как с восторженным придыханием говорили в Одессе, на заднице трещали юбки и ломились лифчики. Ну, то есть, там на улице Госпитальной ценилось обворожительность женского тела, воспетого Рубенсом, Кустодиевым, и другими живописцами, понимающих на его великолепие. С изобразительным искусством в том раннем возрасте у меня ещё не сложились доверительные отношения, но в поисках прекрасного глаза уже невольно останавливались на крутых бёдрах и на роскошных бюстах моих взрослых соседок. Ах, Одесса! Воздух в этом городе был напоен живительным ароматом степи и солоноватым бризом с моря, который даже у мальчишки будил желание любоваться упоительными женскими прелестями. И я любовался, как бы предчувствуя важность их созерцания для утончённых проявлений свойств мужской души. Ведь без них и не создашь ничего по-настоящему путного...

Меня привлекает гармония. В кажущимся кому-то громоздким Маузере, я вижу совершенство форм, изменить которые, значит нарушить баланс, выверенный техническим гением его создателя. И женщина для меня безупречное создание Творца, достойная внимания и поклонения. Любая! Потому что у каждого мужчины свой её идеал, как и оружие для себя мужчина выбирает сам, без оглядки на чьё-то мнение. Главное, полагаться на собственный вкус и не сомневаться в своём выборе. А его я отчасти сделал же тогда, в детстве, на Молдаванке. И произошло это в достаточно прозаичном месте - возле дворовой водяной колонки...

Вообще, колонка во дворе на Госпитальной была, своего рода, центром мироздания. К источнику воды одесситы всегда относились трепетно. Да и пожалуй, ни в каком другом городе так универсально не использовали колонки как в Одессе. А уж на Молдаванке и подавно кран практически не закрывался. Что только не делали под водяной струёй? Стирали бельё, чистили рыбу, резали кур, мыли всякую всячину, включая помойные вёдра. Да мало ли человеческих надобностей? Даже купались. Правда, водные процедуры принимали только дети, и не под краном, а в нескольких метрах от него. В особенно жаркие летние дни изобретательные мамаши выносили во двор оцинкованные лохани для купания младенцев, наполняли их водой и, дав хорошенько прогреться под солнцем, сажали туда своих замурзанных отпрысков трёх-пятилетнего возраста. Старшие уже едва вмещались в ту утлую купель, что совершенно не мешало им самозабвенно плескаться и обливать друг друга с таким гамом, что только глухой не мог слышать радостного визга:

В тот памятный день наша соседка Полина принесла с "Привоза" "вязочку" бычков и конечно же, чистила их возле той самой колонки. По свойски разложилась с досточкой и с газеткой для жабр и кишек, полагавшихся после котам, уже собравшихся рядом. И я там ошивался, вроде как без надобности, но привлечённый появлением здесь нравившейся мне взрослой женщины, заворожившей однажды пацана - ценителя её роскошной груди. А та у Полины действительно вываливалась из лифчика, а особенно теперь, когда она наклонилась над цементным отливом колонки, занятая рыбой. Руки её ловко справлялись с бычками и в такт их движений колыхалась грудь, едва умещавшаяся в глубоком разрезе кое как запахнутого домашнего халата. А что? Выйти во двор в таком виде на Молдаванке было в порядке вещей. Вот с тех самых пор критерии женской красоты у меня очень определённые. И мой идеал не загадочная Блоковская незнакомка, "дышавшая духами и туманами", а фигуристая одесская "мамка" с Молдаванки, чистящая рыбу. Да уж, Полина, бесспорно, приложила к тому руку, а, вернее, грудь...

И истоки любви к оружию тоже из детства со двора на Госпитальной. В том, что оно у меня будет я не сомневался. Ведь в детстве всем кажется реальным достижение собственных желаний. Вот вырасту... И я так думал. Даже знал какой пистолет однажды окажется у меня в руке. Маузер! Он и у Мишки Япончика был, который тоже отсюда, с Молдаванки. Представляя как однажды я вынесу во двор Маузер и похвастаюсь им пацанам, мне хотелось думать о том ещё и ещё. Тешить себя мыслями, приукрашая детские грёзы мельчайшими подробностями. И те мне не казались несбыточными. Наоборот, они подпитывали мою фантазию, его будущего владельца, и я точно знал, что когда-нибудь, испытывая благоговение, дам его подержать такой же дивной женщине, как Полина...

Если кто-то думает, что в начале 20-го века на Молдаванке в Одессе у тамошних налётчиков в фаворе был маузер или наган, этот человек непростительно заблуждается. В Одессе не любили шика, не соответствующего обстановке. Это про маузер - роскошный К96-ой. Щегольские палевые штиблеты из обувного магазина Кукуричкина и великолепный котелок от Скроцкого это необходимый фасон, держать который респектабельному господину беспорно следует каждый день. А вот маузер он ведь только для дела... Не говоря уже о такой мелочи, что стоил этот серьёзный "шпалЕр" пятьдесят карбованцев в торговом доме Блока, что на Дерибасовской. И это ж сумасшедшие деньги, которые ещё нужно себе позволить потратить на такой, вроде бы, и нужный товар, но уж больно дорогой.

Именно так рассуждали мои давнишние земляки - налётчики с Болгарской улицы, и со Степовой, и с Дальницкой, где процветало их преступное ремесло, за которым следил и курировал оное приснопамятный Михаил Винницкий. Он же незабвенный Мишка Япончик, уважительно прозванный в Одессе и за её пределами Королём. И кстати сказать, что ни он, ни его подопечные не считали себя бандитами, как было принято именовать людей их занятия, ни кем либо-другими в уголовном мире, а именно "налётчиками" - словом, родившимся именно тогда и именно в Одессе.

А ещё они полагали и наверное не напрасно, что с маузером не станешь запросто, щеголяя, фланировать по Екатерининской или даже по Госпитальной в своём околотке. Опять таки, его, как портмоне, в карман небрежно не сунешь, а если он всё-таки вдруг понадобится, то и не выхватишь мгновенно. Как говаривал раввин синагоги на Балковской Аарон Шустер, которого на Молдаванке почитали за его усердие знать Талмуд и доносить до несведущих мудрость иудейских пророков - всякой вещи есть время под небом. Раввин наставлял здесь каждого еврея, как однажды господь наставил их соплеменника Моисея на горе Синайский. И налётчиков раввин тоже учил божественному откровению, невзирая на противный Всевышнему их образ жизни, а потому они слушали раввина и внимали ему, как собственному отцу.

На Молдаванке всегда существовал свой порядок вещей - вроде как общий для всех её жителей и отдельный - блатной. Последний соблюдали налётчики, скупщики краденного, а также наводчики и прочие маргинальные личности. Был и свой кодекс чести - святой, как свиток торы с написанными там заповедями и такой же, как божий завет, неукоснительно выполняемый из поколения в поколение. И нравы жителей Молдаванки тоже были свои - быть может, несколько необычные для чужака, но естественные для местного люда. Здесь никогда бурно не выражали свои эмоции и предпочитали обстоятельно обдумать то, что собирались сказать. Разве что этим грешили парикмахеры и мелкие лавочники, привыкшие не закрывать рта по поводу и без. А уж на что хорошо понимали на Молдаванке, так это на достойное угощение, о котором всегда отзывались только уважительно. И боже упаси, было кому-нибудь использовать обсценную лексику на его счёт. Особенно неприличным было поносить выпивку и дурно о ней отзываться. Ну и конечно же, здесь соблюдали моду. И одним специфическим модным аксессуаром, стремительно завоевавшим популярность в то время, стал пистолет браунинг М1906-ой. Безусловно, на Молдаванке не все поголовно им восторгались и хотели этим оружием обзавестись, но у налётчиков с некоторых пор он пользовался неизменно бешеным успехом. Некрупный, умещающийся в карман жилета, он затмил собой не только маузер, но и меньший его по размеру наган. Одесские портные на Молдаванке строчили своим щедрым заказчикам, с манерами биндюжников, роскошные жилеты с парусиной для внутренности кармана, вместо традиционного сатина, и не спрашивали зачем тем нужно такое крепкое отделение в одежде. На Молдаванке было не принято совать нос в чужие дела, даже если об этих делах не знал только несмышлёный ребёнок...

С малюткой браунингом налётчики не расставались. Пистолет всегда был с ним, куда бы его хозяин не направлялся. Так М1906-й с равнодушием внимал сладким постанываниям какой-нибудь томной девицы-жёлтобилетницы в заведении мадам Фельдман на Глухой, где частенько развлекались одесские торговцы скотом и те же налётчики с Молдаванки. Преспокойненько устроившись в кармане скинутого на кресло жилета, браунинг лежал там рядом с постелью любвеобильной прелестницы и безучастно слушал мерное поскрипывание раздолбанной от любовных утех кровати. И точно так же он невозмутимо взирал на жертв ограбления, извлеченный из своей уютной парусиновой норки и направленный на них. Причём, налётчики и их жертвы частенько сталкивались нос к носу у мадам Фельдман и, узнав друга, им ничего не оставалось, как учтиво раскланяться, осведомиться о здоровье каждого и посетовать на капризы погоды.

Удобство браунинга сделало его любимым пистолетом у одесских налётчиков, предпочитаемым остальным и незаменимым. А всё почему? Так это же очевидно! И, честное слово, любой мог о том сказать. Ну хотя бы уже потому, что браунинг безобразно не топорщился в кармане, если его туда положить. Он был невелик и не выпирал лацкан пиджака, поскольку тот не имел под собой характерного угадывающегося силуэта. И из под пояса браунинг по дурацки не торчал. Оружие у его хозяина имелось в наличии, но не смущало окружающих своим угрожающим видом. И он абсолютно не пугал дам - совершенно незаметный даже в жилетном кармане. Часы на цепочке в правом, а браунинг в левом. Приятно его там носить и необременительно достать. Вес браунинга - достаточно незначительный, не беспокоил его владельца, а оказавшись в руке, он имел неоценимое свойство становиться неоспоримым аргументом.

Впрочем, из браунинга стреляли редко. И да, в том не было необходимости, поскольку, несмотря на свой невнушительный вид, браунинг всегда выглядел достаточно убедительным. Ну а кроме того, на Молдаванке никогда не любили шума. Одно дело под звон стаканов отплясывать "Семь сорок" в трактире на Мясоедовской под визги плохонького инструмента в руках захудалого скрипача Зямы Боренбойма, и совершенно иное быть неприлично громким, совершая налёт. В конце концов, это несправедливо к тем, кто спит по соседству. Или медитирует в безмолвии ночи при сумеречном блеске луны за окном. Не говоря уже о том, что в ситуации уже с весьма определённым финалом эти все ненужные крики и визг безумно утомляли местечковых джентльменов с Молдаванки, в жилах которых текла босяцкая кровь, а в голове стоял туман от свалившегося на их голову счастья стать подручными самого Япончика. Браунинг призывал несговорчивых к благоразумию для их же пользы и советовал тем сохранять безмолвие. Да и молиться этим несчастным жертвам налёта о том, чтобы заявившиеся в дом непрошеные визитёры, поскорее убрались восвояси было куда сподручней в тишине.

Браунинг дополнял костюм и делал соответствующим облик того, кому он принадлежал. Это ж, как дважды два! Ну какие могли быть разговоры, если элегантный пистолет бесподобно гармонировал с малиновыми штиблетами и с канотье цвета спелого ячменя? А ещё он просто идеально подходил к брюкам в тонкую полоску под названием "В Париже идёт дождь", и умопомрачительно смотрелся под клифт из шотландского твида. А на фоне костюма абрикосового тона никелированный браунинг сверкал ещё ярче, радуя взор. Да что там говорить? Уважающий себя мужчина в Одессе всегда знал доподлинно как преподнести свою персону в приличном обществе. И если такой не выходил на улицу без трости, то уж без браунинга и подавно.

И браунинг мог быть даже не заряженный. А зачем, простите? Ведь никто и никого из него убивать не собирался. Браунинг существовал в качестве неопровержимого довода для мирной беседы, чтобы один из её участников сделал для себя соответствующие выводы. Пистолет налётчику было достаточно лишь продемонстрировать, чтобы дать понять о своих честнейших намерениях довести начатое дело до конца и заверить о желании миролюбиво разойтись после завершения оного. А для смертоубийства, я дико извиняюсь, это не браунинг. И потому он был незаменим в делах деликатных, особенно в помощь тем, у кого отчего-то тряслись руки и никак не могли расстегнуть фермуар или дорогой браслет. Тогда то обходительный владелец браунинга с предупредительной готовностью и старался посодействовать, поскольку его маленький пистолетик отнюдь не мешал долгу воспитанного мужчины предложить свои услуги даме или её замешкавшемуся кавалеру. О должной галантности выходцы с Молдаванки никогда не забывали, обчищая с милой улыбкой собрания людей, чьё имущественное положение позволяло тем комфортно жить в Одессе. А хорошие манеры, кстати сказать, здесь ценились не менее умения тот самый комфорт себе создать...

Браунинг усмирял непокорных, как иудейский царь Давид усмирил филистимлян. Браунинг утихомиривал неразумных, упорно противившихся избавлению от своих бумажников и драгоценностей. Ну и как, спрашивается, при этом налётчикам было не вспоминать раввина Шустера, когда тот говорил в синагоге о мучительном людском недуге, заключающимся в богатстве, сберегаемом его владетелем во вред ему самому? Как можно было оставаться глухим к словам древнего еврейского проповедника, записанных в святой книге? Нет, налетчики, конечно же, никогда не корпели над ней в ешиве и не коротали свой досуг в полемиках с цадиками, познавая глубинную суть Танаха, но всецело доверяли раввину Шустеру. А он эту книгу знал наизусть и втолковывал несведущим великий её смысл. И Талмуд, с которым тот не расставался, был для евреев сокровищницей мудрости что во времена царя Соломона в Иерусалиме, что в нынешние дни на Молдаванке.

В статусе владельца браунинга здесь никто не сомневался. И тех, кто его носил с собой, на Молдаванке знали в лицо. Эти люди были частью местной мишпухи: Кривой Хаим, Сенька Фукс, Борух Червонец... И многие многие другие. Чьи-то родственники, чьи-то добрые знакомые. Да просто соседи по двору. С ними сталкивались в бакалейной лавке Фишмана и в Бродский синагоге, в купальнях Большого Фонтана и на Привозе. С этими людьми гуляли на свадьбах и во хмелю танцевали "Семь сорок" в трактире Гольдгрубера на Мясоедовской. И чтобы кто-то удивился наличию браунинга в их жилетных карманах? Да никогда! Браунинг в Одессе представлял собой не просто модный аксессуар налётчика и в какой-то степени, его каждодневный инструмент, но по сути дела, отражал философию бытия этого не очень законопослушного жителя Молдаванки.

Надо сказать, что этот пистолет модели 1906-го года в Одессе появился не намного позднее, чем где-нибудь в Вене или в Берлине. Или, допустим, в том же Париже, веяниям моды в котором неукоснительно следовали здесь, в Южной Пальмире. Однако, учитывая факт контрабандной доставки браунинга прямиком на Молдаванку, о новом компактном "шпалЕре" налётчикам стало известно гораздо раньше начала его продаж в городских магазинах. Контрабанда в Одессе существовала всегда, а в начале 20-го века и вовсе стала явлением обыденным и самим собой разумеющимся. И абсолютно неважно что именно сюда доставляли, минуя таможню: андалусийскую малагу, иберийские маслины или бельгийские браунинги. На каждый товар находился купец. А уж на браунинг и подавно! Он стал одним из символов Одессы до революции, таким же, как, пожалуй, полюбившийся чекистам маузер, отражавший собой эссенцию новой пролетарской культуры в Питере после.

Да уж, милый сердцу налётчика с Молдаванки браунинг. Пистолет, образ которого воплощал в Одессе время, ставшее яркой страницей в её богатой истории. Парадоксально, что о том времени в городе не только помнили многие поколения, но не собирались его забывать. Более того, не хотели забывать! Ни в коем случае! А всё потому что все, кто жил в Одессе, невольно чувствовали свою сопричастность к легендарному духу Молдаванки, хоть и зачастую многие не имели к ней никакого отношения. И в том удивительном феномене несомненно было место малютке браунингу - пистолету, с которым это время делалось...